СТАЛИНИАДА

Сын Василий

На Арском (Ершовом) поле — кладбище Казани. В глубине по центральной аллее — первая с левой стороны — могила Василия Сталина. Небольшой из черного мрамора памятник. На нем надпись:

"Василий Иосифович Джугашвили. 24 марта 1920 — 19 марта 1962". Справа ниже надпись: "Единственному от М. Джугашвили". Это первая жена Мария Григорьевна, мать его двоих детей. Рассказывают, что сначала была сделана надпись: "Василий Иосифович Сталин", но через некоторое время фамилия Сталин была изменена на Джугашвили. Жил Василий на улице Гагарина в Ленинском районе.

Жил он на пенсию, беспробудно пьянствовал. Когда умер, приехала жена, ее не допустили. Люди узнали, стали собираться к дому.

Милиция оцепила улицу. Затем была дана команда: людей не задерживать. Милиция увезла гроб. Никто в похоронах не участвовал.

На могилу приезжала жена с детьми. Дети лопатками выравнивали могилу, мать сидела и плакала.

В верхней части памятника в небольшой овальной выемке был вмонтирован барельеф — лицо в профиль. Кто-то выстрелил в него. Сейчас барельефа нет. Хотя "сын за отца не отвечает", худо быть сыном убийцы миллионов людей. Василий был генералом авиации, а судьба безрадостная и кончина бесславная.

Внук

Летом 1977 года Евгений Яковлевич Джугашвили, майор бронетанковых войск, преподаватель академии говорил во время празднования юбилея Важа Пшавелы в Грузии, что их семью хотели истребить:

Светлане Иосифовне звонили неизвестные, видимо, из бывших репрессированных, и угрожали расправой, поэтому она вынуждена была уехать в Америку;

Василия Иосифовича «довели»; одну из внучек Сталина тоже «довели»: она попала в нервную клинику. Делается даже некоторый намек на политический характер ее госпитализации и излишне смело утверждается: "У нас в роду не было сумасшедших".

Нельзя сказать, что судьба прямых потомков Сталина счастливая. Однако разговоры об их преследованиях — ложь. И если что-то у детей и внуков Сталина неблагополучно, то виной тому не сознательные действия кого-либо, а проклятье самой истории, которое висит над памятью и именем их отца и деда. Потомки, безусловно, ни в чем не виноваты и ни за что не должны отвечать. Однако можно уйти даже от судьбы, но можно ли уйти от кармы? Во всяком случае, зла им никто не желает. А в третьем поколении среди них есть и люди вполне разумные и гуманные.

РЕАБИЛИТАЦИЯ

Посмертный пересмотр дела

В 1956 году Светлова вызвали в МГБ в связи с посмертным пересмотром дела одного из поэтов (кажется, Павла Васильева). Следователь спросил:

— Знали ли вы этого поэта? Что вы можете о нем сказать?

— Знал. Он был хорошим поэтом и настоящим коммунистом.

— Как? Ведь он же был троцкистом и за это посажен.

— Нет, это я был троцкистом, — сказал Светлов. — А он был настоящим коммунистом.

Следователь растерялся, попросил у Светлова пропуск, подписал его и сказал — идите, идите…

Последняя сказка

Теоретик ЛЕФа Сергей Михайлович Третьяков, очень цельный, революционно настроенный человек происходил из. Друг Маяковского и Асеева, он всегда высмеивал их пристрастие к карточной игре. В 1937 году Третьяков был арестован, а в 1939 выбросился в проем тюремной лестницы. В 1956 году Асеева вызвали в высшие судебные инстанции, где шел пересмотр приговора, вынесенного Третьякову. В его деле не оказалось никаких обвинений, доносов, свидетельских показаний, кроме свидетельства самого Третьякова о том, что он был сыном и наследником богатейшего помещика и проиграл все наследственные богатства в карты. После этого он завербовался в иностранные шпионы. Это была последняя сказка, сочиненная писателем.

Третьяков специально сочинял нелепицу, понимая, что он погибает, и оставляя доказательство своей невиновности.

История Аграновой, рассказанная Демченко

Она пришла в камеру в тапочках и спальном халате.

Неделю плакала и молчала. Когда она лежа плакала, прекрасные глаза ее переполнялись слезами, как чаши и слезы бежали через край, но лицо не набухало, а глаза не краснели. Она оставалась прекрасна даже в несчастье. Наконец она заговорила и рассказала свою историю одной из соседок по камере — Демченко.

Она полячка. В гражданскую войну пришла в Россию с армией, помогавшей восставшим крестьянам Галиции. Муж был одним из руководителей этой армии. В начале 30-х годов его по навету расстреляли как польского шпиона. А через год она полюбила Агранова. Он в прошлом был одним из работников секретариата Ленина, позже стал крупным работником ЧК, потом заместителем наркома внутренних дел. В 37 году его арестовали. Уходя, он улыбался и успокаивал ее: это ошибка, разберутся — вернусь. Через несколько дней ей сказали, что она нужна очень срочно и всего на какой-нибудь час, что дело идет о судьбе ее мужа, и она, не одеваясь, в халате и тапочках поехала в тюрьму. Допрос длился сутки. У нее пытались добиться признания в том, что ее муж шпион. Она мужественно переносила мучения. О ее красивое бархатное тело следователь гасил папиросы. Она плакала, но не соглашалась подписать фальшивку.

Наконец ее повели к высшим чинам инквизиции. Войдя в комнату, она увидела нескольких человек, и главный из них показался ей знакомым. Она плохо отдавала себе отчет в происходящем и находилась в полузабытьи. На сей раз с ней обращались предупредительно, выражали сочувствие и обещали помочь в несчастье. Ее просили соблюсти лишь пустяковые формальности и подписать какие-то малозначащие бумаги. Все было полно сочувствия и сердечности, и она вдруг узнала в начальнике товарища ее мужа, одного из высших офицеров НКВД, который часто бывал у них дома. Со слезами радости она бросилась к нему.

Начальник оказался в неловком положении': в присутствии низших чинов такое излияние чувств со стороны подследственной. Он резко оттолкнул женщину, так что она ударилась головой о стену. От сочувствия и уговоров командир перешел к избиению, требуя, чтобы она призналась, что ее муж шпион. Но любовь была источником колоссальной духовной силы этой женщины: она ничего не подписывала.

На следующем допросе инквизиторы решили превратить ее силу в слабость и сменили тактику. Ей было сказано, что ее муж пострадал из-за нее. У нее темное прошлое: первый муж расстрелян, и она сама — полячка — подозревается в шпионаже. Если она возьмет всю вину на себя, Агранов будет освобожден. В протоколе она может даже подчеркнуть, что он ничего не знал о ее деятельности. Это были поэты своего дела. Они сочинили целую криминальную Илиаду с абсолютно достоверными деталями и подробностями: назывались лица и города, квартиры и пароли в Москве и в Варшаве. И все эти мифы она подписала и во имя любви к мужу оклеветала себя. Ее поместили в камеру, где неделю она плакала, ничего не ела и думала. Наконец, поделилась с Демченко своими опасениями, правильно ли она сделала?

Демченко, бывший директор Партиздата Украины и жена крупного государственного и партийного деятеля, политические проблемы понимала и очень осторожно объяснила Аграновой, что ее обманули: оговорив себя, она не только не спасла мужа, но и усугубила его положение. Получилось, что он — заместитель наркома — спас свою жену во время ареста ее первого мужа и, зная о ее «деятельности» (а по логике следственных органов он не мог не знать), молчал.

И тогда в истерзанной душе любящей женщины вновь проснулись силы. Она бросилась к железной двери и начала бить в нее кулаками, ногами, головой. Казалось, по тихим коридорам тюрьмы загудел набат. Она требовала, чтобы ей вернули подписанный ею протокол.