Широки врата

Но нет; Испания оставалась крепостью приличия и девичьей добродетели. Две краснеющих барышни удалились, а мать приступил к демонстрации, что это был бизнес, а не ярмарка невест. Она сослалась на беспорядки, которые охватили ее родную страну. Крестьяне глупо отказались платить арендную плату и стали безвозмездно пользоваться урожаем. Гражданскую гвардию лишь с трудом убедили стрелять в них. Ланни сообщил хозяйке, что он слыхал эту злую новость, и может понять финансовые затруднения, причиной которых она могла стать. — «С двумя такими прекрасными дочерьми вам было бы трудно снизить уровень жизни». Сеньора оценила эту простую манеру разговора и без дальнейших задержек объяснила, что в особняке в одном из ее имений находятся прекрасные картины. Услышав, что Ланни был экспертом в этой области, она подумала, что он сможет оценить их и, возможно, ссудить ей немного денег под них.

Это не было новым опытом для мужа наследницы и потомка Бэддов. Он любезно объяснил, что собственных денег у него мало. То, что он зарабатывает, он быстро тратит, из-за своего расточительного нрава. Он также не знает никого, кто мог бы ссудить деньги под залог картин. Это достаточно хлопотное дело, ибо картины должны быть переданы в распоряжение кредитора, или, во всяком случае, в условное депонирование. Упаковка, отправка, хранение и страхование сделает всю операцию дороже. Лучше для Сеньоры выбрать одну или две работы, которые она ценит меньше, установить цену на них и поручить Ланни попытаться избавиться от них. Эта услуга ей ничего не будет стоить.

Сеньора ответила, что картины являются фамильными реликвиями и частью наследства дочерей. Ей действительно будет трудно с ними расстаться. Само собой разумеется, это была старая песня. Все grandes dames так говорили, и нужно было быть специалистом и обладать временем, чтобы убедиться, насколько это соответствует действительности. Делать было нечего, кроме как начать терпеливую осаду, требующую столько времени Ланни и его дипломатического искусства, сколько потребовалось бы, если бы он захотел заняться любовью с этой дамой. Он должен быть воплощением вежливости и доброты, но в то же время, надменности, присущей вдовам вельмож. Он должен дать понять, что его профессия является одной из самых уважаемых, и что у него есть жесткие принципы. Кроме того, он должен был довести до её сведения, что американские миллионеры были отнюдь не «простофилями», а, напротив, умными и изворотливыми деловыми людьми. Они всегда хотят знать, что они покупают, и становятся постоянными клиентами только в том случае, если они будут удовлетворены, когда получат то, что им было представлено.

Сеньора Вильярреал описала свои сокровища: голову работы Антониса Мора, которая, по её свидетельству, была подлинной. Очень живой Лукас, сцена урожая кисти Соролья и три работы Сулоага, при упоминании которых она стала красноречивой. Кроме того были несколько французских работ, в том числе, к удивлению Ланни, Дэтаз, которого она приобрела у дилера в Каннах двадцать пять лет назад. Ланни заверил леди, что все работы отвечают стандартам и могут быть проданы по справедливым ценам. Он заметил, что новое испанское правительство приняло постановление, аналогичное итальянскому, запрещающее вывоз национальных сокровищ искусства. Он не знает, насколько строго оно выполняется, но Сеньора уверила, что нет необходимости принимать его слишком серьезно, потому что те, кто имеет авторитет в Севилье, были среди ее друзей.

По ее настоятельной просьбе он сделал оценку, сколько может принести каждое из произведений. Она заявила ему, что его цифры были гораздо меньше, чем ей говорили о стоимости её картин. Он ответил, что те, кто делают такие замечания, как правило, не занимаются поиском покупателей предметов искусства. — «Необходимо иметь в виду, что имел место мировой финансовый кризис, и я сомневаюсь, если старые мастера когда-либо снова будут стоить то, что они стоили до 1929 года. По крайней мере, не на протяжении вашей жизни или моей».

Так он говорил плавно и убедительно, как учил его Золтан. И, в конце концов, он обнаружил, что Сеньора была не настолько глубоко привязана к своим реликвиям, как она хотела его убедить. Она хотела, чтобы он отправился в ее имение и назначил бы справедливую цену, по меньшей мере, двум из ее картин. Она передала ему записку своему управляющему, поручив ему разрешить сеньору Бэдду изучить коллекцию так тщательно, как он пожелает.

Так что теперь Ланни не мог больше откладывать поездку в Испанию. Он направился сразу в школу и рассказал обо всём Раулю, который был в восторге и готов ехать незамедлительно. Не так давно директор школы женился на одной из ёё выпускниц, компетентной арлезианке, которая в его отсутствие позаботится обо всём. Ланни решил, что они тронутся утром и пошел домой писать письма, телеграммы и паковать чемоданы. Это был старый и знакомый вид забавы. В любое время, когда наступала скука, или уныние, или подозрение, что печень работает не должным образом, можно было бросить свои вещи в сумки, убедиться, что автомобиль заправлен топливом, маслом и водой, и отправиться в какую-то новую часть старой Европы.

Испанский интеллектуал был отличным спутником. Он был неиспорчен и благодарен за малейшее одолжение. Он был горячим сторонником дела Ланни. И кстати считал, что сам Ланни был самым замечательным человеком. Что, безусловно, не мешало удовольствию ехать вместе с ним. В их паспорта были должным образом проставлены визы, а в кошельке Ланни у них было достаточно денег. Они собирались расслабиться, делать остановки, где захотят, осматривать дворцы и соборы, и, прежде всего, познакомиться с людьми Испании.

Эта земля древних тираний теперь стала безопасным местом для Рауля Пальмы. Левые беженцы толпами устремились домой, встречая правых беженцев, покидавших страну. Ланни объяснил, что их поездка должна носить неполитический характер, потому что у него были письма владельцев частных коллекций, и он не должен давать повод для подозрений. «Тем не менее», — добавил он, — «мы можем использовать наши глаза и уши».

Сначала в Барселону, а затем в Валенсию и Севилью, а оттуда до Мадрида: таков был маршрут. Ланни обещал, что они заедут в маленькую деревню, где рос Рауль, сын скромного школьного учителя, который был застрелен «при попытке к бегству», после того, как был арестован за протест против марокканской войны. У Рауля был старший брат, который плавал в Аргентину в качестве матроса и недавно вернулся к себе домой. Рауль рассказал о своем детстве и унизительной нищете, в которой существовала его семья. Он был стройный и несколько низкорослый человек с тонкими чертами лица, которыми так восхищался Ланни. Возможно, это было связано с тем, что в детстве Рауль всегда был голоден. Сила чувств, заставлявшие его ноздри дрожать при рассказах, была вызвана избиениями крестьян, которые он наблюдал, совершенными гражданской гвардией, строгой и жестокой вооруженной силой, которая верой и правдой служила землевладельцам. Хозяева называли их la Benemйrita.

Но все, что было в прошлом, в настоящее время изменилось. По крайней мере, Рауль надеялся на это. Он хотел немедленных изменений без задержки, и обнаружил, что его желания трудно согласуются с понятием Ланни, что политики должны были иметь время, чтобы самим усесться в седлах, прежде чем начать ездить. Люди, которым хорошо платят за их время, могли позволить себе не напрягаться, но безземельные земледельцы, у которых не было хлеба для детей, ждали немедленной помощи, и если они её не получат, то прибегнут к прямому действию. Ланни с улыбкой заметил: «В соответствии с марксистскими принципами, я тоже за прямые действия. Они выведут старых мастеров на рынок!»

Испанию узнаешь сразу при въезде, потому что дороги становятся беднее, как и люди, идущие по их обочинам. Два социолога-любителя приступили сразу к обсуждению причин. Рауль, рационалист, заявил, что причиной была католическая церковь, которая держала массы с завязанными глазами в цепях суеверий. Рауль, марксист, добавил, что церковь была одним из крупных землевладельцев и банкиров Испании. При монархии иезуиты владели Государственным аграрным банком со многими отделениями, и когда крестьянин просил кредит на финансирование своего урожая, то его не спрашивали, насколько он был честен и трудолюбив, а спрашивали, был ли он республиканцем или социалистом. Четыре года назад иезуиты были юридически распущены. После чего они передали свои авуары фиктивным владельцам, которые придерживаются той же старой системы.