Тигр в лабиринте

Кайго Б

Тигр в лабиринте (Путь мастера)

Часть 1. Мастер Ли

Глава 1, в которой рассказывается история деревни Куфу, о стене, прозванной Перина Дракона, и о загадочном послании стража стены

Меня зовут Лу

Юй, но не путайте меня с автором известной «Книги Чая»* [1]. Наша семья вполне обычная: десять детей, я — самый младший; и поскольку я силен и крепок, меня прозвали Десятый

Бык. Отец умер, когда мне исполнилось восемь. Через год и мать отправилась в подземное царство Желтого Источника. С тех пор я живу с дядей Наном и тетушкой Хуа в деревне Куфу, расположенной в долине Чо.

Мы все гордимся нашей землей. И особенно двумя жителями деревни, молва о которых распространилась так далеко, что люди из других мест приходят на них посмотреть. Именно с них я и начну свой рассказ.

Как-то раз оценщик Фан решил объединить силы с Хапугой Ма и, придя к нему в дом, подарил жене маленькую рыбешку, нарисованную на листке дешевой бумаги. Она приняла подарок и в ответ большим и указательным пальцами прочертила в воздухе круг.

В этот момент открылась дверь и в комнату влетел разъяренный Ма с криком: «Женщина, ты хочешь меня разорить? Ему бы хватило и половины!»

Конечно, возможно, все было и не так, но как говорит настоятель нашего монастыря: «порой басня куда более правдива, чем достоверный рассказ».

Оценщик Фан обладал поистине удивительным талантом. Ему всегда настолько точно удавалось определить минимальную сумму залога, что мне это казалось просто чудом.

Правда, настоятель рассказал мне его секрет. На столе Фана, расположенном в амбаре Ма, всегда лежал какой-нибудь гладкий сверкающий предмет, который служил ему зеркалом, позволяющим видеть глаза очередного несчастного.

— Дешево, очень дешево, не больше двухсот монет, — усмехался Фан, вертя предмет в руках.

Он косился на «зеркало» и, видя округлившиеся от изумления глаза, начинал по-другому.

— Хотя, отделка ничего, в старинном стиле, пусть будет, скажем, двести пятьдесят.

Глаза в «зеркале» все еще недоумевали, но уже много меньше.

— Сегодня годовщина смерти моей бедной супруги, и в такой день я не могу думать о делах, — хныкал Фан. — Триста, и ни монетой больше!

На самом деле никаких денег в нашей деревне не водилось. Все делалось на обмен.

И вот люди подписывали долговое обязательство и, выходя со склада, зачастую натыкались на раздосадованного Ма, который таращился на них и, не веря своим глазам, кричал Фану: «Безумец! Твоя чертова щедрость нас разорит! Кто будет кормить твоих выродков, когда мы вылетим в трубу? « После этого он обычно требовал, чтобы взявший в долг отдавал в шесть раз больше.

Оценщик Фан был вдовцом, и у него имелось двое детей — прелестная девочка, которую мы звали Олененком, и младший сын, прозванный Блохой. У Хапуги Ма детей не было, и когда его жена сбежала с торговцем коврами, расходы Ма сократились вдвое, и он был очень счастлив. Но больше всего Хапугу Ма и оценщика Фана радовал ежегодный сбор шелка. Причина была проста — яйца шелковичного червя можно купить только на деньги, а никто в деревне, кроме Ма и Фана, не имел ни гроша. Ма покупал яйца на рынке и отдавал их крестьянам, требуя в качестве оплаты долга шелк, и покуда оценщик Фан был единственным оценщиком шелка на много ли вокруг, они забирали две трети нашего урожая. Они увозили его в Пекин и возвращались с мешками, набитыми серебром, которое потом безлунными ночами закапывали у себя в саду.

Настоятель говорит, что деревня жива, покуда в ней есть кто-то, кого все любят до ненависти. Что ж, хвала Небу, мы имеем таких «любимцев».

Земля же наша поистине прекрасна, и мы горячо любим ее. Особенно мы гордимся озером и стеной, которые с древности служат предметом домыслов и слухов. Легенда гласит, что, когда наши предки появились в долине Чо, они тщательно обследовали местность, прежде чем заняться строительством. Поэтому сейчас мы абсолютно уверены — ни одно место в мире не имеет столь грамотной планировки. Деревня Куфу надежно укрыта от Черного Воина, огромной черепахи, обитающей в северных водах. Ее время года — зима, стихия — «вода». Лето — время Красной Птицы. Она живет на юге, ее стихия — «огонь», и мы всегда рады услышать хлопанье ее солнечных крыльев.

Восточные холмы — родина Лазоревого Дракона; он приносит весну, его стихия — «дерево». На западе же холмы чуть меньше, и это дом Белого Тигра; он олицетворяет осень и «металл»* [2].

Мудро продумана и форма поселка. Исходя из того, что глупо строить деревню в виде рыбы, если соседнее поселение имеет форму крючка, наши предки построили Куфу так, что своими очертаниями она напоминает единорога — доброе и послушное создание, не имеющее врагов. Однако где-то была допущена ошибка, и однажды в Куфу вдруг раздался страшный звук, земля содрогнулась, и через всю деревню пролегла глубокая трещина, разрушившая несколько хижин. Предки осмотрели ее, пытаясь понять, в чем дело, но безрезультатно. Причина была не ясна. И тут кто-то залез на самое высокое в округе дерево, посмотрел вниз и сразу все понял. По глупой оплошности пять рисовых полей на востоке по своей форме походили на огромного кровожадного слепня, примостившегося на боку единорога. Немудрено, что тот стал брыкаться, дабы прогнать назойливую муху.

Форму засаженных рисом участков изменили; и с тех пор подобных толчков больше не случалось.

Наши предки учли все. А потому они позаботились и о том, чтобы через Куфу не проходило прямых дорог или рек, способных забрать добрую энергию. Они запрудили узкий конец долины и, прорыв каналы по склонам холмов, создали маленькое озеро, удерживающее добрые силы, которые в противном случае непременно утекли бы в другие деревни. Никто не думал о красоте, запруда имела чисто практический смысл. Но озеро получилось столь великолепным, что когда пятьсот лет назад его увидел великий поэт Сыма Сян-жу, он остановился и написал своему другу такие строки: «В чистой воде здесь живут черепахи и рыбы Вместе с крылатыми стаями птиц благородных. Дикие утки и лебеди, гуси, гагары Важно ныряют и плавно скользят над волнами, Будто бы лодки, повсюду гонимые ветром, В медленном танце кружат по волнующей глади, Или, скрываясь в тени берегов камышовых, Лотос клюют, или с жадностью ряску глотают.»

Все и поныне так. И остановись Сыма Сянжу здесь в другое время года, он бы увидел еще и множество диких цветов, и пятнистых оленей, которые порой спускаются к воде, чтобы через миг исчезнуть, как дымка.

Еще более мы гордимся нашей стеной, прозванной Перина Дракона. О ней знают все, и стоит отметить, что среди людей ходит уйма историй о ее происхождении. Но мы в Куфу считаем достоверной только нашу версию.

Много веков назад одному военачальнику приказали построить стену, которую бы впоследствии соединили с Длинной стеной* [3]. И увидел он как-то сон, будто призвали его на небеса, чтобы представить свой план Нефритовому Императору — августейшему владыке Небес. Уже позже, на суде по обвинению в измене, военачальник подробно рассказал обо всем.

Ему снилось, будто он в гигантском лотосе. И вот лепестки раскрылись, и он ступил на изумрудную траву рая. Небо было сплошь покрыто сапфирами, а тропа выложена жемчугом. И тут ива подняла ветвь и, словно перстом, указала военачальнику путь к Реке Цветов, что низвергалась со Скалы Великого Пробуждения. Там, в Бассейне Благоухания, купались и резвились в розовых лепестках наложницы Небесного Императора, столь прекрасные, что военачальник остановился как вкопанный, не в силах отвести взгляда. Но долг обязывал, и он отправился дальше. Тропа поднималась через семь террас ко дворцу.

Листья деревьев здесь были из драгоценных камней, издающих мелодичный звон под легкими порывами ветра, а птицы с ярким оперением порхали вокруг и пели божественными голосами. Тропа вела дальше, через фруктовые сады, где Мать-Правительница Ван выращивала Персики Бессмертия, и вскоре военачальник оказался у самых врат дворца Великого Владыки.