Кому светит Большая Медведица (СИ)

В это время в соседней комнате Пашка и Маняша, тесно прижавшись друг к другу, сидели на диване и разговаривали. Первое, что интересовало Маняшу, был вопрос, вступил ли Пашка в ассоциацию каскадёров.

Пока не берут; да я сам виноват, что тяну, - ответил он, - всё потому, что сейчас вступление в ассоциацию не является для меня самым важным.

- Из-за Бируте? Ты знаешь, когда в начале я узнала о твоём интересе к этой девушке, то сильно расстроилась, - призналась Маняша, - я считала, что она тебе не пара. А когда стала получать твои письма, и особенно последнее, я пересмотрела своё отношение. Мне так жаль Бируте!

Не жалеть её надо, а помочь. Не потому, что «жалость унижает человека», а потому, что только реальная помощь может спасти Бируте.

Ты так любишь её? – посмотрела на брата Маняша.

Да, - твёрдо ответил он.

А когда ты это понял?

Он пожал плечами.

Я не наблюдал, как развивается во мне это чувство. Разве ты знала на какой-то определённый момент, что влюбилась в Меньшикова?

Знала, - уверенно ответила Маняша, - когда их семья впервые пришла в наш дом, и за столом Сергей развлекал нас морскими байками. Он представлялся мне героем.

Она замолчала, и Пашка искал слова, чтобы продолжить беседу, не задевая чувств девочки. Но она сама прервала своё молчание.

Как дела у Анны и Наташки?

По-прежнему. Наташка часто играет с Малышом, а вот Анна редко к нам заходит.

Ещё бы! – фыркнула Маняша. – Ведь папа был в Италии. Надо же, как не повезло Анне: и Сергей, и Руслан – оба в отъезде!

Маняша, что ты такое говоришь? – голос Пашки стал суровым. – Как ты можешь быть такой чёрствой?

А, это всё мелочи! – равнодушно махнула рукой девочка. – На самом деле мне всё равно, кого любит Анна, простили ли меня Светлые, смеётся ли надо мной Сергей Меньшиков, ревнует ли Вениамин, и когда вернётся Кешка, - Пашка с всё возрастающим удивлением смотрел на неё, и Маняша поправилась, - нет, что касается Кешки, то мне не всё равно, но всё же этот вопрос занимает меня гораздо меньше, чем...

Чем?

Я не знаю, как об этом сказать точнее. Скажи, ты когда-нибудь видел «Сикстинскую Мадонну»?

Да, два года назад, когда мы с отцом, дядей Алёшей и его детьми были проездом в Дрездене. Папа настоял на том, чтобы мы посетили знаменитую галерею. Он сказал тогда, что все дети Девушкиных должны увидеть «Сикстинскую Мадонну».

Почему?

Я думаю, наблюдая за нами в тот момент, когда мы смотрим на эту картину, он пытается найти компромисс между материальным миром и метафизическим. Ты ведь знаешь, что он рос в ту эпоху, когда Бог отрицался. Фактически, именно поэтому отец был атеистом. «Сикстинская Мадонна» пошатнёт чьи хочешь атеистические мировоззрения.

Значит, и на тебя она произвела впечатление?

Огромное, - улыбнулся Пашка, - душевное волнение, которое я тогда испытал, не передать словами.

А Бог есть? – вдруг спросила Маняша и требовательно посмотрела в лицо брату.

Так вот что занимает тебя! – догадался он.

Так есть? – настойчиво повторила Маняша.

Пашка глубоко вздохнул.

Маняша, - обняв сестру одной рукой, сказал он, - ты повзрослела в Италии. С тобой не поговоришь теперь о бытовых вещах. Что же произошло?

Когда мы были в галерее, - тихо сказала девочка, - я смотрела на картину, слушала папу, и мне подумалось: что же завораживает в ней людей всех поколений? Ведь не просто гениальная техника написания! Я думала над этим постоянно, и ещё я думала о Меньшикове и Кешке. Наверное, я никогда столько много не думала, как в Италии. А потом я написала Кешке и Меньшикову письма, вложила их в бутылки и запечатала сургучом. Мне пришлось выучить это слово на итальянском: ceralacca. Без знания языка разве найдёшь что в местных магазинах? А потом ночью я спрятала эти бутылки на дне Средиземного моря, чтобы никто не мог их найти. Ну, разве что через двести-триста лет, - поразмыслив, добавила она.

Ты ныряла ночью в море? Маняша, такие поступки только в кино кажутся романтичными! – невольно разволновался Пашка, хотя сестра сидела рядом, живая и здоровая. – Ты же новичок в дайвинге!

Я знаю, но мне стало страшно только на берегу. Я смотрела на чёрную воду и думала об опасностях, которые меня поджидали. Я тогда поняла, что могла даже погибнуть!

Пашка всё качал головой и не находил слов, к которым Маняша могла бы прислушаться.

И если бы я погибла, - задумчиво продолжала она, - что бы со мной было? Там, после смерти?

Существует много разных теорий об устройстве загробного мира, - нашёлся, наконец, Пашка, - но что касается тебя, ты попала бы в ад – и черти жарили бы тебя на сковородке за то, что не думаешь о чувствах близких людей.

Ты шутишь? – с укором посмотрела на него девочка. – Я ведь уже не маленькая.

Да, и всё же для своего возраста достаточно смела, - Пашка вернулся к серьёзному тону, - но вот что касается твоих вопросов о потустороннем мире, здесь я ничем не могу помочь. Я там не был. Сказать по правде, моими физическими мозгами не постичь того, что находится вне пределов материи, и я рад бы отрицать всё потустороннее, если бы не знание о том, что атом в своё время тоже был неизвестен людям.

Разговор с Маняшей отвлекал его от мыслей о Бируте и Виктисе, позволял делиться опытом старшего брата и, увлёкшись, Пашка не сразу обратил внимание на то, что Маняша не реагирует на его реплики. Когда правая рука затекла от неподвижности, он осторожно высвободил её из-под шеи сестры, и её голова мягко уткнулась ему в грудь.

Он разбудил Маняшу, проводил до комнаты и уложил её в кровать. Всё было, как в детстве: десятилетний Павлик укладывал спать шестилетнюю сестрёнку, читая ей на ночь сказку. Теперь девочка выросла, и жаждала уже не волшебных историй, а ответов о мироустройстве Вселенной. Глядя на безмятежное лицо спящей Маняши, Пашка думал о том, что Бируте, в сущности, лишь на год старше его сестрёнки. Задавала она себе когда-нибудь подобные вопросы? Пашка был уверен, что ей пришлось повзрослеть гораздо раньше Маняши. Эта убеждённость вернула его к мысли о привилегированности их положения. Маняша и Пашка росли в благополучной во всех отношениях семье – что могли знать они о жизни, текущей за стенами их дома? И почему эта жизнь выбирала для постижения себя разные дороги? Почему именно для Бируте это стали наркотики, для Виталика – неправильно сформированные привязанности, а для Маняши – «Сикстинская Мадонна» и чёрная вода Средиземного моря с доверенной ему безответной любовью к Сергею Меньшикову, капитану дальнего плавания?

Глава 57.

«Убийство на Белом озере».

«Среди пригородов Ленинграда Гатчина занимает особое место. Облик дворцово-паркового ансамбля 18 века в Гатчине неповторим. Его своеобразие – в просторе озёр, Белого, Серебряного и Чёрного, ставших основой ансамбля, в неброской красоте северной природы, органично слившейся с разнообразными архитектурными сооружениями: дворцами, павильонами, воротами, мостами, обелисками», - медленно и выразительно читала Анна, пока Наташка не перебила её:

Мам, а что такое ансамбль? Там что, музыканты играют?

А почему озё’а назвали Белым, Се’еб’яным и Чё’ным? – живо подхватил Малыш.

Анна беспомощно смотрела в блестевшие от любопытства глаза детей, и с надеждой перевела взгляд на Руслана. Тот улыбнулся, видя смущение женщины, взял из её рук путеводитель и сунул его в бардачок со словами:

Приедем – на месте разберёмся. Потерпите, ребята, вы всё увидите своими глазами.

Они ехали проводить воскресенье в Гатчину – Руслан, Малыш, Наташка и Анна. Сергей снова надолго уехал и, чтобы развеять грустное настроение приятельницы-соседки, Руслан предложил ей вместе совершить загородную прогулку вместе с их младшими детьми. Из всех пригородов Санкт-Петербурга Руслан выбрал Гатчину. Наташа уехала вчера – сначала в заповедник, а потом на пару дней в Италию, и Руслан уже скучал. Любой другой пригород напоминал бы ему об их встречах, а в Гатчине им как-то не приходилось бывать, хотя оба были наслышаны о красоте здешних озёр: Белого, Серебряного и Чёрного.