Журнал «Вокруг Света» №03 за 1973 год

В третий раз мы увидели Ахмеда на открытом месте, но сильный туман мешал мне фотографировать. Слон направлялся в заросли. Вако очень не нравилось направление ветра. Его беспокоили «аскари», остававшиеся невидимыми для нас. Туман был настолько плотным, что легко можно было ошибиться и принять идущего прямо на нас большого слона за облако густого тумана или окутанное туманом дерево. Такая ошибка могла бы нам дорого обойтись.

На несколько дней мы потеряли Ахмеда из виду. И вот сейчас вако напал наконец на его след, и у нас появился шанс увидеть его в четвертый раз. Мы сидели и ждали. Солнце продолжало склоняться к горизонту и уже готово было скрыться за красные холмы. Слоновья трава перед нами буквально пламенела, освещаемая лучами заходящего солнца. Ахмед находился где-то совсем рядом, скрытый от нас стеною деревьев. Вполне возможно, что он сейчас отдыхал, оперев голову на свои гигантские бивни.

Слева от нас затрещали кусты. Веко тревожно оглянулся.

— Аскари, — прошептал он.

Из зарослей показалась голова слона. Он находился примерно в 50 метрах от нас с подветренной стороны.

— Кидого, — сказал Вако.

Он имел в виду, что это небольшой слон, по-видимому, один из «аскари». Меня в свое время предупреждали, что они могут оказаться куда опаснее старого великана.

...Ахмед вышел из чащи прямо напротив нас. Казалось, он материализовался из пустоты, настолько внезапным было его появление. Я бы никогда не поверил, если бы не увидел своими глазами, что такая махина может двигаться так бесшумно и легко.

Сначала он сделал несколько шагов в нашу сторону, гордо неся перед собой великолепные бивни, действительно напоминавшие лиру. Затем он повернулся к нам в профиль и медленно пошел дальше, будто специально позировал. Я не заставил себя ждать и навел камеру. Марсабитский великан полностью уместился в кадре «Лейкафлекса» с 300-миллиметровым объективом. Кадр за кадром лихорадочно нажимал я на кнопку затвора.

И вдруг у меня наступила странная реакция. Меня охватило непреодолимое внутреннее беспокойство, навязчивое чувство неудовлетворенности из-за того, что я вынужден смотреть на это чудо природы не прямо, в упор, собственными глазами, а через сложную систему оптических линз фотообъектива. Ведь я видел не самого Ахмеда, а лишь его миниатюрное изображение, втиснутое в рамки видоискателя. В центре рамок дрожала слабо мерцающая стрелка экспонометра, у нижнего края светился индикатор экспозиции. Вдобавок ко всему в подсознании копошились и не давали покоя суетные мыслишки: надежно ли отрегулирован механизм? Правильно ли заряжена пленка? Была ли она заряжена вообще?..

Мои нервы не выдержали, я опустил камеру и стал просто смотреть. Смотреть, чтобы все увиденное неизгладимо запечатлелось в нервных клетках коры головного мозга, без помощи какого бы то ни было механизма. Смотреть так, чтобы потом, много лет спустя, вспоминая Ахмеда, мне достаточно было заглянуть в кладовые своей памяти, и не нужно было бы перелистывать пожелтевшие страницы фотоальбомов или напряженно вглядываться в нерезкие проекции слайдов на пластиковом экране.

Только сейчас, глядя на Ахмеда в упор, я понял, как он стар. Неумолимое время наложило на него неизгладимый отпечаток, словно беспощадный резец скульптора на глыбу гранита. В середине могучей спины, покрытой множеством бородавок, был явственно виден четко наметившийся провал. Кожа свисала глубокими массивными складками. Голова с огромным разорванным ухом казалась ссохшейся, как у мумии. Маленький злой глаз беспристрастно смотрел на мир без всякого выражения. Таким он мне и запомнился навсегда, пока неторопливо проходил мимо нас, и его огромные бивни мерно раскачивались вверх-вниз, вверх-вниз в такт его широким размеренным шагам. Он повернул обратно в чащу и скрылся в ней с таким исполненным трагизма чувством собственного достоинства, что я почувствовал себя страшно неловко, будто шпионил за ним и был пойман на месте преступления.

Вако наблюдал за мной, широко ухмыляясь.

— Пикча мцури? — спросил он.

— Си, — кивнул я и попытался улыбнуться.

Да, я добился своего. Эти фотографии, какими бы несовершенными они ни были, все-таки запечатлели древнее чудовище на закате жизни, чудовище, которое я видел воочию перед собой. Но когда я вспоминаю о нем, он видится мне таким, каким был в дни молодости: сильный и гордый, озаряемый молниями, твердо, стоящий под потоками воды в бурю и ненастье; или мечтательно прислонившийся к дереву на склоне горы в лунную марсабитскую ночь...

Джордж Плимптон

Перевел с английского Д. Лихарев