Журнал «Вокруг Света» №08 за 1973 год

Вода для Севана

В горах Армении, под Варденисским хребтом, прокладывают 48-километровый туннель. Он свяжет реку Арпу с Севаном. Воды Арпы помогут спасти от обмеления озеро, которое столько лет верно служит людям.

Репортаж с трассы будущей подземной реки — уникальной по сложности стройки — ведут наши корреспонденты Р. Саримов и В. Орлов (фото).

Мы взбираемся к небу. За поворотом — поворот, за горой — гора. Горы справа, слева, спереди, сзади — кругом... Когда же доберемся до этой третьей шахты? Говорили, что она находится сразу же за облаками. Но облака мы давно миновали...

Шахта и небольшой рабочий поселок при ней спрятались в горном гнезде на высоте около трех тысяч метров. Края гнезда срослись с небом. Так, по крайней мере, показалось мне. Вихрился снег, и трудно было различить, где кончается задавленная снегом гора, где начинается белесое небо.

— Решили спуститься в шахту? Это твердо? — спросил начальник шахты Юрий Герасимович Мкртчян, дородный мужчина средних лет. — Может, пригласим сюда передовых рабочих, и вы поговорите с ними тут за чашкой чая?

Он не иронизировал. Все начальники пускали журналистов к забою неохотно. Во-первых, там небезопасно. Во-вторых, будут мешаться.

— Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, — настоял я.

Принесли для меня спецовку. Была она с чужого плеча, и, видно, очень широкого.

Начальник седьмого забоя повел меня к воротам шахты. Звали начальника Норайр, Даян Норайр. Он мне понравился сразу. Своей подвижностью и деловитостью. Лет ему было двадцать пять, росту небольшого.

Подали клеть. И мы повисли над семисотметровой пропастью. Закрывалась клеть калитками высотой до пояса. Была и крыша над головой. Клеть дрогнула — и мы окунулись в мрак. Сыро. По крыше барабанит ливень. Капли проникают через щели и, падая за воротник спецовки, заставляют зябко дрожать.

Клеть стремительно несется вниз. Ничего не видно. Только слышны шипение вентиляционной трубы да холодная дробь грунтового дождя. Наконец «притуннелились». Я нырнул в пришахтный двор.

Недалеко от ствола шахты, на скальных обломках, полулежали люди в трусах и плавках.

— Туристы, что ли? — спросил я Норайра.

— Проходчики, — улыбнулся начальник забоя.

— Загорают, что ли?

— Нет, ребята не лодыри, — не понял спутник. — Просто вышли подышать воздухом, пока чинят породоуборочную машину.

— Зачем, — говорю, — в плавках?

— Это вы скоро сами узнаете, — ответил Даян. — Пока что оставьте спецовку здесь.

И представил меня толстяку в темных сатиновых трусах:

— Бригадир Толстых.

— Иван, — сказал человек с горным орлом на груди и упрятал мою руку в своей ладони. — А это мои орлы, — показал он на голышей, отдыхавших на обломках.

— А ну, ребята, по вагонеткам! — скомандовал начальник забоя. — Поехали.

Двое, поместились в передней части электровоза, как впередсмотрящие, остальные погрузились в вагонетки. Мне, как гостю, уступили лучшее место. Я устроился на старом опрокинутом ведре в «кабине». Машину вел горный мастер Николай Сухомлинов.

— Далеко до забоя? — крикнул я водителю в ухо.

— Три километра и девяносто три сантиметра, — сообщил он.

— В общем, три километра, — сказал я.

— Три километра и девяносто три сантиметра, — повторил он твердо.

«Да ты, брат, педант», — улыбнулся я про себя.

Электровоз рванулся вперед. На нас подуло горячим ветром. Электровоз бежал шумно, стуча и громыхая всеми железками. То вверх подбросит его, то кинет вниз. То вправо швырнет, то влево отбросит. Такая колея. А навстречу с такой же скоростью неслась толстая кишка вентиляционной трубы. С каждым стуком колес становилось жарче. Я разделся до пояса. Вдруг каленым воздухом обожгло лицо...

— Что такое? — крикнул я Николаю в ухо.

— В пробку попали, — объяснил мастер.

— Что за пробка?

— Понимаешь, какое дело, — орал он, стараясь перекричать шум, — в забой по трубе для работы породоуборочной машины и бурильных молотков поступает сжатый воздух. «Разжатый», он, естественно, движется к выходу. От ствола тоже напирает воздух. Где-то в середине пути и образуется пробка...

Миновали «пробку». Но скоро температура опять начала нарастать. Это дышит на нас скала, серо-голубая, с острыми исколотыми боками. Она тут монолитная. И трехкилометровый туннель седьмого забоя не что иное, как каменный коридор. Электровоз с разбегу ныряет в подземное озеро и, расплескав его, мчится дальше, в глубь каменного коридора. Воздух все горячее и едче. У него есть цвет и вкус.

— Сколько минут идет электровоз до забоя? — спросил я водителя.

— Обычно минут тридцать.

Говорят, каждый такой электровоз за месяц пробегает расстояние вдвое больше, чем от Еревана до Москвы.

Ну вот вентиляционная труба оборвалась. Воздух дальше не идет. Бетонируют свод, а труба мешает. Временно сняли. А электровоз все бежит и бежит.

Наконец впереди показался «лоб» забоя. При свете электрической лампочки несколько человек возились около «разутой» (с нее были сняты гусеницы) породоуборочной машины.

Спешившись, я бросился туда, где человек в резиновых сапогах жадно глотал воду из струи. Она била из трубы. Я приложился ртом к струе, — упругий воздух больно ударил по губам. Да, это была не вода, а струя сжатого воздуха. Чистый, бесцветный, он был отчетливо виден в серо-желтом мареве забоя.

— У вас тут как в центре Земли, — сказал я мужчине, с которым пил воздух.

— Так ведь оно и есть, — ответил он. — До поверхности — считай километр, а до уровня моря — два...

Я вскарабкался по обломкам скалы ко «лбу» забоя и положил руку на выступ скалы. Она была горячая. И казалось, дышала. На «лбу» ее зияли отверстия — шпуры для взрывчатки. Балансируя руками, я стал спускаться по камням к машине. Но тут на несколько секунд погас свет, и нас поглотила ночь. Теперь я точно знаю, до сих пор выражение «темно хоть глаз коли» люди употребляли без достаточного основания. Чернее тьмы не бывает. Тишина. Только слышно яростное шипенье сжатого воздуха. Жарко. В каменном мешке градусы как бы удваиваются. Пот ручьями течет в голенища резиновых сапог.

Даже не верится, что в четвертой шахте, в десятом забое, всего в десяти километрах отсюда, — холод и ледяная вода. Забойщики надевают поверх обычной спецовки тяжелый непромокаемый комбинезон, похожий на скафандр. Сверхсильные насосы, натужившись, едва успевают откачивать. Однажды в горах ветром повалило электрические столбы. Перестал поступать ток. Начало заливать шахту. Вода в забое поднимается все выше... Наконец, дают энергию. Надо срочно установить дизельные моторы, поставить дополнительные насосы. И в забой потянулись караваны «судов». На резиновых, металлических и самодельных лодках двигались по туннелю проходчики. Они проверяли крепь, перевозили насосы, солярку, дизельные моторы... Электрические лампочки в туннеле полопались; путь «судам» освещали аккумуляторные фонарики на касках проходчиков. Сверху, с потолка, беспрерывно лил холодный ливень, внизу бурлил поток. Нелегко было доставить груз в «порт назначения».

За умелое вождение проходчик Вася Попов был произведен товарищами в «штурманы дальнего плавания». В один из рейсов Вася Попов и проходчик Володя Санин шли на своем «судне» полным ходом. Вдруг впередсмотрящий видит справа по борту какие-то силуэты. Оказалось, что резиновая лодка, на которой начальник забоя и его механик везли дизель и солярку, в тумане наскочила на скалу, «испустила дух», то есть воздух. Судно вместе с грузом пошло ко дну, а люди уцепились за скалу. Потерпевших кораблекрушение взяли на борт, достали со дна груз — и малым ходом вперед, к забою. С тех пор на резиновых лодках никто не решался пускаться в плавание.