Знание-сила, 1998 № 03 (849)

В сознании современного общества существует несколько таких фундаментальных моделей, на которых, как на трех черепахах древней космогонии, держится все социально-экономическое пространство- Это модели рынка, государства и npoгpecca. За последние двести лет, начиная с эпохи Просвещения, они целенаправленно разрабатывались, усовершенствовались и воплощались в жизнь лучшими интеллектуалами и общественными деятелями земного шара.

Все понятно. Остается лишь несколько неудобных в своей детской наивности вопросов.

— Только ли рыночными и государственными формами определяется социально-экономическая жизнь общества?

— Если нет, то что собой представляют возможные иные негосударственные/нерыночные экономические формы?

— Если мы признаем принципиальную множественность и самостоятельность экономических форм, то каковы их внутренние принципы функционирования и внешняя динамика по отношению друг к другу? Куда в конце концов все это движется?

Эти вопросы под разным углом зрения уже ставились в социально- экономической науке нашего века. Более других об этом думали и писали Александр Чаянов, Карл Полани, Кейт Харт и Теодор Шанин. Обратимся к их исследованиям и выводам.

Концепции «иных» экономических форм

Как и многое другое, идея параллельных рыночных экономических миров впервые прозвучала в России: родоначальником этой научной традиции считается Александр Чаянов. Крупный экономист-исследователь сельских крестьянских хозяйств, он заметил, что с точки зрения рынка российские крестьяне и ремесленники ведут себя крайне неразумно. Вместо того чтобы все усилия сосредоточить на выколачивании из своего клочка земли или мастерской прибыли и сверхприбыли, они более всего заботятся о гармоничном балансе труда и потребления семьи. Чаянов выдвинул тезис о том, что в каждой отрасли хозяйства (и не только аграрного) есть свои оптимальные размеры предприятия, и эффективнее всего разумно сочетать крупное производство с мелким. Коров, например, держать в семейных хлевах, а перерабатывать молоко в сыр и сметану — на молочном комбинате. Он предложил конкретные расчеты огггимумов таких сочетаний.

Вполне логичен был следующий, принципиально важный шаг: признание множественности и самостоятельности хозяйственных логик, возможности альтернативных форм экономического развития.

Этот тезис в середине XX века развернул Карл Полани, американский экономист и социолог. В своем главном труде «Великая Трансформация» он проанализировал развитие мировой экономической и политической системы за последние два века и пришел к следующим выводам.

Рыночный экономический фатализм возник недавно, в девятнадцатом веке; он не присущ самой человеческой природе.

Эпоха первоначального накопления капитала была не только знаменитым временем, когда удалые и жадные хапали, что хотели. Это было время мучительного втягивания многих поколений в дисциплину и формализм рыночно-индустриальной системы.

Рынок есть всего лишь инструмент общества. И рыночная капиталистическая система может исправно функционировать только внутри культурно и институционально приспособленного для рынка общества. Стремление хозяйствовать лишь по законам рынка — опасная утопия, приведшая к двум мировым войнам в двадцатом веке и породившая рыночный противовес — тоталитарные коммунистические и фашистские режимы.

Во второй половине двадцатого века наступает время формирования новых, пока еще не ясно каких экономических отношений. И по- прежнему не все предопределено предшествующим опытом и привычкой, многое зависит от воли и воображения людей, всякий раз заново пересоздающих свой мир.

Кейт Харт, английский социолог и антрополог, не создавал глубоких теоретических конструкций подобно Чаянову и Полани. Но в начале семидесятых годов он выдвинул и обосновал научный термин, который сыграл важную роль в осознании сложностей современной экономики. У Харта никак не получалось описать современное хозяйство Ганы и Кении в общепринятых терминах рынка и государства. Африканцы в основном живут по правилам другой экономики — какой? Харт назвал ее неформальной. Одно из отличий — в разных способах получения доходов: если в формальном секторе — это доходы от зарплат, пенсий, пособий, то в неформальном — доходы от индивидуальной трудовой занятости, от натурального хозяйства, различных форм обмена и услуг, а в криминальном — воровство, мошенничество и так далее.

За последние двадцать лет определения неформальной экономики, предложенные Хартом, многократно расширились и усложнились, в чем немалую роль сыграчи работы Теодора Шанина, английского социолога-крестьяноведа, изучавшего крестьянский мир в Индии, Иране, Мексике, Танзании (сейчас Шанин вместе с российскими коллегами ведет исследование социально-экономических проблем сельского хозяйства России).

Шанин уточнил представление о неформальной экономике, предложив термин «эксполярность». Термин «эксполярные экономики» выдвинут в противовес капиталистическим и государственным экономикам — двум фундаментальным политико-экономическим моделям, и модели маятника между ними (когда государственная экономика перестает работать, внедряют капиталистическую экономику, называемую рыночной; когда перестает работать капиталистическая экономика, проводят некоторое государственное вмешательство). Эксполярные формы находятся вне этих полюсов, а также не «между ними», так как обладают собственной логикой существования. Термин ехpolar вбирает в себя также семантику древнегреческого слова polis, которое означает как «государство», так и «рынок».

К эксполярным Шанин отнес целый ряд всем известных экономических форм, таких как семейные хозяйства (крестьянские и городские); деятельность специалистов, в принципе не поддающаяся формализации, связанная с монополией способностей, знаний или навыков, персональных контактов: артист, писатель, свободный конструктор или посредник; частичная занятость вне основного оплачиваемого труда (венгерские социологи называют ее «второй» экономикой); криминальная экономика.

Шанин сравнил экономические успехи разных стран, в народном хозяйстве которых эксполярные формы были представлены в разной степени. Там, где они не зажимались, а интегрировались в общую народнохозяйственную систему, социально-экономические показатели были выше. Так, социалистическая Венгрия, где было разрешено мелкое семейное предпринимательство, превосходила по темпам экономического роста Советский Союз. Япония, сохранившая разветвленные сети семейно-корпоративного труда, также превосходила США. И Италия, с ее различными видами неформальной деятельности, превосходила Англию.

Неформальщина/Эксполярщииа

Поищем же сведения об «иных» экономиках по всему земному шару.

Начнем с Западной Европы, где позиции формальной экономики фундаментально сильны. Развитие эксполярной/неформальной экономики здесь во многом определяется двумя факторами: историко-культурной традицией и формами рыночно-государственного регулирования.

Например, налоги. В каких странах Европы практически все граждане платят налоги? В Скандинавских странах, в Англии и Германии. Во Франции с уплатой налогов дело обстоит уже не столь однозначно. На юге Европы — в Италии, Испании, Португалии, Греции — уклонение от налогов — одна из примечательных культурных черт местного населения.

На севере Европы неформальный сектор ограничен в основном сферой услуг. На юге Европы границы неформального сектора обширны и включают в себя разные сферы мелкого бизнеса, семейного предпринимательства, в том числе обслуживание туристов, мелкое производство.

Неформальная экономика США сочетает культурно-исторические черты упорядоченности регулирования севера Европы, гибкой изобретательности европейского юга с мощной волной эмигрантской неформальщины, прибывающей в эту страну со всего мира.

За пределами Северной Америки и Западной Европы мир экс полярных экономик гораздо глубже и колоритней.