Всемирный следопыт, 1927 № 11

Повинуясь взгляду командира, Магома молча тронулся вперед. Толпа всадников потянулась за ним. Туземные кони останавливались, фыркали и обнюхивали тряпку. Они рыли копытами песок, останавливались около тряпки и ржали, но красноармейцы не знали, в чем дело, и гнали их вперед. Магома приблизил своего коня к командиру и стал говорить, оглядываясь по сторонам, чтобы его кто-нибудь не услышал.

— Жажда, жажда, — бормотал Магома. — Скоро придет наш час, и мы увидим ее лицо. Оно сухое, как песок Каракума. Глаза жажды сверкают ненавистью, как это солнце. Сухим языком она всегда облизывает свои синие губы. Она посмотрит в глаза каждому из нас— и мы возненавидим друг друга. И мы будем убивать друг друга. Ворон! Наша чаша весов поднялась слишком высоко. Мы погибли…

Командир эскадрона молчал. Он был в забытьи… Отряд представлял собою удивительное зрелище. Впереди всех, качаясь, как подстреленный, ехал Ворон, немного позади — Магома. Потом тянулся караван высоких верблюдов. Они шли, беспорядочно дергая веревку и чуть не разрывая ноздри друг другу. Как только веревка в одном месте слегка ослаблялась, верблюд падал на колени, чтобы хоть на секунду дать себе отдых. В следующее мгновение веревка до крови рвала ему ноздри; он, молча, вставал и шел. Животные не ревели, сберегая влагу рта и легких. Позади этой мятущейся, останавливающейся, исполненной тревоги колонны верблюдов следовали надеющиеся на воду всадники.

Вперед, вперед! Командир эскадрона продолжал путь и увлекал за собой умирающих людей и животных.

VIII. Бал-кудук.

Магома остановил коня на вершине огромного бархана и протянул руку вперед. На фоне выгоревшего неба он весь, вместе с конем, был похож на черный памятник. Неожиданно спрыгнув с седла, он заплясал, как дервиш, и заорал, не жалея голоса:

— Бал-кудук (Медовый колодец)!

Всадники заторопились и стали подтягиваться. Это были последние усилия. Некоторые шли пешком, ведя коней в поводу. Двое остались лежать на песке, ожидая помощи. В ложбине, около колодца, росли кусты тамариска. Стадо баранов в несколько сот голов расположилось на песке. Около сруба колодца сидели иомуды. У них не было верблюдов, чтобы достать воды. Они приготовились умереть от жажды, сидя около Медового колодца.

— Это чабаны Джунаида! — закричал Магома.

— Запрягайте верблюдов! — хрипло скомандовал Ворон. Пастухи не пошевелились.

— Ну, иди, — шопотом сказал один красноармеец, обращаясь к пастуху. Он не имел сил сделать ни одного шага. Его товарищ неподвижно лежал у его ног на песке. Пастухи молча продолжали сидеть на одном месте. Тогда Ворон с величайшим усилием вынул ногу из стремени. Он хотел спрыгнуть с седла, но упал плашмя на песок. Поднявшись, он пошел медленно, как будто отмеривая шаги. Так же размеренно, не ускоряя движения, он поднял руку и выстрелил дважды подряд. Один из сидевших ткнулся лицом в песок, а остальные бросились к колодцу. Вслед им глядели тусклые, безжизненные глаза, которые были страшнее всяких угроз.

_{Пастухи молча продолжали сидеть. Ворон медленно поднял руку и выстрелил два раза подряд. Один из сидевших ткнулся лицом в песок.}

Чабаны торопливо запрягли двух верблюдов. Одному пастуху они завязали веревку подмышки и спустили его в черное жерло колодца. Откуда-то снизу из-под земли раздался крик. Два чабана повели прочь от колодца запряженных в постромки верблюдов. Мокрая волосяная веревка зашуршала по песку. Потом она натянулась, и с нее посыпались на песок серебряные капли. Люди, не отрывая глаз, следили за ними. Двое иомудов подбежали и с усилием нагнулись над чем-то. Потом они выпрямились и вытащили из колодца безобразный распухший труп женщины.

— Скажи, пусть вычистят колодец, или всех перестреляю! — хрипел Ворон.

Он сидел на песке и смотрел на колодец. Он не знал, сколько людей дошло до Бал-кудука. Может быть, половина… Но тех, которые умирали сейчас тут, вблизи, можно было спасти водой из этого колодца. Несколько раз чабаны по очереди спускались в колодец. Верблюды монотонно ходили по песку. Иомуды извлекли какую-то падаль и несколько кусков войлока. Потом один из них подошел к Ворону и подал ему чашку желтой трупной воды, в которой плавали куски шерсти. Ворон зажмурился и поднес чашку ко рту. Но тошнота наполнила все его тело и сдавила горло. Красноармеец подошел и протянул руку.

— Не пей, — сказал Ворон, но при виде умоляющих глаз не мог вылить гнилую жижу на землю.

Кавалерист, задыхаясь от отвращения, схватил чашку и залпом выпил ее всю. В ту же секунду у него началась такая рвота, что он упал. Еще несколько человек подошли к колодцу. Магома взял ведро и вылил одному из них на голову. Человек не то закричал, не то заплакал и стал махать руками, как будто старался поймать капли дождя. Но вместе с благодетельной прохладой трупный смрад окружил его тучей. Он опустился на раскаленный песок и закрыл лицо руками…

— Командир, — сказал Магома, — потом нам будет еще хуже. Но два или три часа мы будем сильными людьми. Наши кони будут крепкими и, может быть, догоним хана.

— Правильно, обливай! Всех обливай, — как будто прокаркал Ворон. За соседними барханами находили людей и коней. Их обливали желтой, гнилой водой, и они, шатаясь, шли к колодцу. Так продолжалось довольно долго. Люди чувствовали облегчение, хотя каждый кусочек одежды нестерпимо вонял падалью. Потом людей у колодца прибавилось, и все стали обливать друг друга снова. Начался говор, и Ворон заметил, что к людям вернулся голос. Потом он увидел, что его эскадрон выстраивается. Нехватало восьми человек. Прежде всего, Ворон поспешил встать между первым рядом и верблюдами. Не теряя ни минуты, отряд тронулся вперед, спеша использовать передышку.

IX. Лицо Жажды.

Временное облегчение, доставленное обливанием, прошло очень скоро. Не более трех часов отряд двигался быстро. Потом шаг стал медленным и тяжелым. Не более чем через пять километров верблюд в середине каравана тяжело упал на колени и повалился на бок. Ворон с отчаянием увидел, что кубышки с этого бока были полны водой.

— Раздавило! Раздавило! — Песок задымился. Всадники бросились к темному месту.

— Воды! Давай воду! — хрипели осипшие безумные голоса. Люди избегали смотреть на командира и требовали воду от проводника.

— Дай хоть рот смочить, — угрожающе сказал один, надвинувшись с конем вплотную к Магоме.

— Воды нет! — коротко сказал Магома. В ту же минуту над его головой блеснул клинок, но удара не последовало. Ворон лениво смотрел вперед, как будто ожидая, когда окончатся пререкания.

— Как нет, а на верблюдах? — спросил другой, подозрительно оглядывая товарищей.

— Высохла, два дня высохла, — тоскливо пробормотал Магома.

— А зачем не сказал? — яростно спросил глухой голос из-за спин товарищей.

— Не сказал, чтобы дальше шел. Сейчас живой. Если бы сказал, уже вчера умер бы.

— Выпили, Брет, — легким бормотанием прошло по всей толпе всадников.

— Кто пил? — Люди схватились за оружие. Каждый смотрел на других, стараясь вспомнить, кто заезжал вперед. Ворон равнодушно глядел на песок между ушами лошади.

Одной минуты молчания было довольно, чтобы умирающие от жажды люди забыли предмет спора. Раскаленная пыльная пелена застлала сознание. Все были исполнены острой ненависти друг к другу, но причины вражды никто не помнил. Повинуясь какому-то инстинкту, который остался от дисциплины, все молча повернули коней в разные стороны и разъехались, чтобы не начать убивать друг друга. Магома, сам не зная зачем, взял веревку и повел ненужных более верблюдов вперед. Ворон тронулся следом. Некоторые всадники останавливались. Лошади опускали головы чуть не до земли и подолгу качались, стоя на месте. Иногда всадники, желая облегчить коней, слезали. Сделав несколько шагов, они падали и снова шли, влача в поводу лошадей. Два-три человека долго тащились пешком, не имея сил сесть в седло. Потом они отстали; их не стало видно. Кони без седоков упорно шли в одном направлении с остальными. Через несколько минут несколько верблюдов легли на песок, и Магома бросил веревку. Лошади, привыкшие итти за кубышками, стали на месте.