Daigaku-kagami (СИ)

— Ты не сядешь за уроки, пока не расскажешь все в подробностях! — обиженно заявил Хансен, подскакивая к столу Андресса.

Тот смерил его скептическим взглядом и, проигнорировав столь громогласное заявление, раскрыл учебник английского, вчитываясь в задание, которое необходимо было выполнить. Сложность была невысока, а посему он, стараясь не обращать внимания на вопли Хенрика и его попытки физически помешать выполнению упражнения, принялся записывать ответы в рабочую тетрадь. Но он не учел одного, несомненно, крайне важного факта. Это был Хенрик Хансен.

Когда руками Хенрик бесстыдно залез под рубашку, мягко изучая нежную кожу кончиками пальцев, Андресс почти не удивился. Но когда тот, непозволительно приблизившись, опалил дыханием шею, проводя по ней влажным языком, оставаться безучастным стало просто невозможно. Андресс как можно резче съездил острым локтем Хансену по ребрам, отталкивая его от себя, и возмущенно окинул гневным взглядом.

— Не смей ко мне прикасаться, — такого льда в его голосе Хенрик не слышал уже очень давно.

Он отступил, глупо улыбаясь, но когда Андресс вновь вернулся к работе, немного растрепанный после приступа гнева, незаметно подобрался ближе. Робким прикосновением, Хансен приподнял прядь его волос, чувствуя, какие они гладкие и мягкие, совсем не как его собственные жесткие прядки, не желавшие ни при каких условиях лечь в чуть более упорядоченный беспорядок. Йенсенн смолчал, продолжая терзать бумагу, но его спина ощутимо напряглась, из-за чего Хенрик решил не спешить переходить к чему-то новому, давая Андрессу время привыкнуть. Лишь после того, как тот расслабился, он опустил руки ему на плечи и легко сжал. Андресс дернулся, но, убедившись, что отставать от него так легко не собираются, вырываться прекратил, позволяя продолжать нехитрые манипуляции.

Воспользовавшись милостью богов, Хансен спустил руки еще ниже, теперь уже пытаясь перебраться со спины на грудь, но стул с высокой спинкой не позволял быть достаточно настойчивым, да и Андресс плотно прижал руки к телу, не позволяя двигаться дальше. Тогда Хенрик, ласково проведя по спине в последний раз, убрал руки, опускаясь на колени сбоку от Андресса, теперь увлеченного уже математикой. Ручки стула, конечно, выступали в роли некоторой защиты от посягательств, но обойти их оказалось легче, чем сломать карточный домик, так что Хенрик очень быстро получил доступ к телу Йенсенна, а тот даже не стал сопротивляться. Осмелев, Хенрик снова пробрался под рубашку, в этот раз сопровождая свои действия расслабляющим массажем, и Андресс почему-то не смог его оттолкнуть. Он устало отложил ручку в сторону и, развернувшись вполоборота, серьезно взглянул на Хенрика, так и не снявшего с себя этот дурацкий ободок. Глаза в глаза, а потом, как разрешение, Йенсенн стащил с вечно растрепанных светлых волос глупый аксессуар.

Чуть наклонившись, Хенрик прижался к чужим губам своими, обхватывая Андресса за талию и притягивая к себе. Тот не сопротивлялся, но и не отвечал — просто ждал, что Хансен выкинет дальше, слегка прикрыв глаза. А Хенрик, не встречая на своем пути сопротивления, незаметно углубил поцелуй, теперь уже обхватывая мягкие податливые губы, ловя каждое незаметное движение, навсегда откладывая в сердце то мгновение, когда Андресс ответил, приоткрыв губы и впуская внутрь чужой язык, принимая его неуверенными ласками. Он ждал этого так долго и теперь не мог насладиться, впитывая в себя всего Андресса до последней капли, не замечая ничего вокруг, чувствуя только его губы на своих, его прикосновения, его волнение, его неуверенность. Он так боялся, что после приезда Халлдора их связь с Андрессом разорвется, что Йенсенн забудет об их дружбе и вполне неплохо проведенном вместе времени, что он полностью отдастся отношениям с Халлдором… И ведь все так и началось — постоянные задержки черт знает где, отсутствия, вечно хорошее настроение, и по-прежнему вибрирующий смартфон, только теперь не ночью, а вечерами. Их отношения свелись к минимально возможным контактам, и от этого было почти нечем дышать. Но сейчас, когда Андресс трепетал в его объятиях, отдавая Хенрику, вероятно, свой первый поцелуй, все это казалось настолько незначительным и пустяковым, что невольно становилось стыдно за себя и свои мысли.

Поцелуй был недолгим, совсем поверхностным, изучающим и наивным. Хенрику было мало, он потянулся за еще одним, но натолкнулся на уверенно выставленную вперед руку — запрет. Непонимающе взглянув на Андресса, он успел заметить смятение в его бездонных глазах, которое после сменилось привычным холодом. Теперь уже — напускным, ненастоящим.

— Никому, — твердо сказал Андресс, не спрашивая, а утверждая.

— Никому, — мягко отводя его руку в сторону, в самые губы прошептал Хенрик, снова пытаясь поймать поцелуй.

— Нет, — покачал головой Андресс. — Я буду жалеть. Халлдор… ты ведь знаешь, я люблю его. Правда люблю.

— Андресс, прошу, только не сейчас, — почти взмолился Хансен — вечно этот чертов Халлдор, даже после поцелуя Андресс думал только о нем! — и крепче сжал объятия. — Ты же не клялся ему в вечной верности, так? Зачем же отказывать себе и мне в удовольствии?

— Эгоист, — сдаваясь, Йенсенн прикрыл глаза.

Вместо ответа Хенрик снова поцеловал его, удовлетворенно отмечая, что он расслабился и неплохо освоился.

— Не сейчас, — со вздохом отстранив от себя Хенрика, пробормотал Андресс. — Халлдор…

— Хэй, успокойся, — Хенрик не успел даже разозлиться — выражение лица Андресса его напугало. — Все будет хорошо, в этом нет ничего страшного, — он прижал его к себе и продолжил. — Не беспокойся, я тебя не оставлю. Я буду рядом, ты всегда можешь на меня положиться, — Хенрик говорил все тише, вдыхая запах волос Андресса. — Ты можешь мне доверять.

Он говорил до тех пор, пока Андресс не отстранился — его глаза блестели, а губы дрогнули в благодарной улыбке. Не сказав Хенрику ни слова, он кивнул и неловко отвернулся.

Хансен хмыкнул и сел на свое место. Эти бесконечные разговоры о Халлдоре начинали сводить его с ума. Возможно, он несколько поспешил с поцелуями… Но это будет прекрасным стимулом для Андресса скорее определиться, начнет ли он развивать отношения с братом, или же попробует ответить взаимностью ему, Хенрику.

========== Действие пятое. Явление V. Le cri du Coeur ==========

Явление V

Le cri du Coeur¹

Немногие в наш век способны на сочувствие. Обычно равнодушие, параличом сковавшее сердце, запрещает помогать другим, оно безжалостно выкорчевывает изнутри зачатки толерантности, участия, сострадания, раздирает сердце на мелкие кусочки и не позволяет прикасаться к нему — чтобы было не так мучительно больно, конечно. Люди боятся подпускать к себе кого-то, наученные горьким опытом — не своим, так книжным, — что все вокруг враги, стремящиеся уничтожить, растоптать, раздавить, измельчить окружающих во имя своей свободы и своего счастья. А раз они не могут позволить кому-то быть рядом, то не могут и сострадать, ведь это означает не просто поддержать в трудную минуту, а разделить на двоих всю боль, все муки, все невзгоды. И своих проблем хватает, не так ли? Куда уж там о чужих беспокоиться.

Мэттью Уильямс с детства был скромным и незаметным мальчиком. Он любил своих родителей, был очень послушным и покладистым, тихим, задумчивым и невероятно добрым. Сверстники предпочитали не замечать ребенка, которому жалко было таскать кошку за хвост или собирать светлячков в банку, они не звали его играть вместе с ними, да и он не стремился оказаться в шумной компании, предпочитая сидеть где-нибудь в тени и читать книжки, усадив рядом плюшевого медведя, с которым никогда не расставался. Мэттью часто приносил домой вывалившихся из гнезда птенцов, брошеных котят, даже побитых дворняг и пытался их выходить. Родители, конечно, были против такой антисанитарии и ругали Мэтта, но он настойчиво продолжал возиться с несчастными созданиями, таская из дома лекарства. Казалось бы, ему на роду начертано стать если не ветеринаром, то врачом, однако родители, люди обеспеченные и желающие сыну комфортной жизни, решили иначе, еще в школьные годы сломав крылья мечте своего сына. Нагрузили, отдав в частную школу с повышенными требованиями к знаниям, пристроили в музыкальную — на занятия по вокалу, и не осталось у Мэттью времени на то, что было ему действительно интересно. Так и вышло, что спустя несколько лет Мэтт отправился в Японию поступать в престижный и недешевый колледж «Кагами», чтобы освоить премудрости сферы туризма — а вовсе не за глубинными знаниями по естествознанию.