Chemical Wedding (СИ)

В начале одиннадцатого Иванна выгнала всех спать — завтра у обитателей Хогвартса начиналась новая учебная неделя, и кое-кому не помешало бы выспаться. Она заверила Снейпа, что не будет шуметь и, как только перегонка завершится, уйдёт к себе. В опустевшей лаборатории она методично доела сэндвичи, убавила на минимум огонь под ретортой с разбавленным эфиром образцом и стала терпеливо дожидаться окончания перегонки, развлекая себя копированием Снейпова учебника и чтением заметок Эйлин Принц. В начале четвёртого утра процессы завершились, Иванна погасила горелки, убрала флаконы с полученными фракциями в шкаф, вымыла обе установки и покинула лабораторию. Проходя через спальню, она вдруг обратила внимание на звук дыхания Снейпа — оно было тяжёлое и неровное, явно свидетельствуя о том, что ему снится кошмар. Подойдя к кровати, она подсветила себе веером. Снейп спал на боку, скрючившись будто его терзали боли в груди; его лицо искажала мучительная гримаса.

Иванна тяжело вздохнула и покачала головой. Она скинула туфли, положила веер на прикроватную тумбочку, пристроила рядом с ним очки и осторожно прилегла рядом со Снейпом, прямо поверх одеяла.

— Простите, коллега, вы не будете против, если я немного позаимствую ваши кошмары? — тихонько пробормотала она. — Молчание — знак согласия, — резюмировала она спустя несколько секунд и, протянув руку, положила ладонь ему на лоб.

…Мутный омут образов. Некоторые — уже почти знакомые, но от того, увы, не ставшие приятными…

Прошлое — заноза в сердце. Непонимание вызывает обиды. Предательство порождает предательство. Боль — агрессию. Всё это легко вытянуть, да — ненадолго, но какое-то время вы поживёте спокойно, коллега. Возможно, со временем… Но, к чему загадывать.

Рыжий шёлк волос, зелёный бархат глаз. Коллега, ну-ка, признайтесь, Амортенция для вас пахнет ландышем? Мёртвых не вернуть, нужно оставить их в покое. Я смогла, и вы должны смочь. И спасибо, что не представляли вчера её на моём месте. Или с моей стороны хамство даже предположить такую возможность? Ладно, оставим эту тему.

Что там дальше по программе? О, знакомые всё лица… Пардон, маски…

Оглушительный трезвон волшебного будильника заставил её подскочить. Осмотрев ошалелым взглядом окрестности, Иванна с тихим стоном рухнула обратно и закрыла глаза. В голове гудело. Правую руку она не чувствовала — отлежала.

— С добрым утром! Вы что тут делаете? До своей комнаты не нашли сил дойти? Мерлин… Хоть бы разделись, — приветствовал её проснувшийся Снейп; голос его звучал ворчливо, но весьма бодро, из чего она сделала вывод об успешности своих действий. Ей оставалось только надеяться на то, что он не поймёт её истинных намерений и не обидится на это.

— Вам надо, вы и раздевайте, — не открывая глаз, пробубнила Иванна в ответ и свернулась калачиком; в онемевшую руку начинали впиваться миллионы иголочек — кровь возвращалась в капилляры. — Я сняла тапки и очки, считайте — разделась. Я ещё посплю, с вашего позволения.

__________

67 °F = 19.4 °C

http://vk.com/photo-14591519_247275907 коллаж к главе от Марии Жолудевой.

========== Глава 48 ==========

Январь — февраль 1994 г.,

Хогвартс.

Январские дни слиплись в какую-то бесконечную, совершенно иррациональную для Туманного Альбиона полярную ночь. То есть, солнце, безусловно, поднималось над горизонтом и освещало землю, но конкретно Иванны это никак не касалось: вне подземелий по Хогвартсу она передвигалась либо поздно ночью, либо рано утром, по-прежнему стараясь сохранять своё присутствие в тайне от посторонних.

Несмотря на совершенно неоценимую помощь со стороны Снейпа и Смитов, Иванна всё же порой сомневалась — не хватила ли она лишку, запустив параллельно несколько синтезов. Опыт подобного ведения дел у неё был — в Дурмштранге, на начальных этапах разработки состава, Иванна при помощи аспирантов и особо энергичных дипломников уже испытывала несколько методик одновременно, но тогда почему-то сомнений не было.

Нынешняя ситуация до боли напоминала прошлую — помимо основной научной работы, у неё так же образовался дополнительный «проект», связанный с эмпатией, однако был он гораздо сложнее и выматывал её до, как она как-то охарактеризовала Смитам, «состояния Буратино». Те, надо сказать, не очень поняли глубинного смысла переработки сказки о Пиноккио, равно как и отличие этого самого Пиноккио от Буратино, но Иванна не нашла в себе сил их просвещать. Утверждать, что каркаровский случай проще, было бы в корне неверно, просто в ранней юности энтузиазма было несравнимо больше. Или же, наладив надёжную схему действий, она машинально забирала весь ментальный мусор, со временем даже научившись не заостряться на форме и содержимом оного…

Работа со Снейпом, в любом случае, была несколько иной.

Во-первых, нужно было действовать без его ведома — то есть, когда он крепко спал. К счастью, почти сразу после того, как она начала свои практики, Снейп стал спать гораздо спокойнее.

Во-вторых, в этом случае нужно было работать более изощрённо, чем просто стянуть на себя все отрицательные эмоции пациента. Больше всего хотелось стереть болезненные воспоминания вместе со всем грузом боли, но это, разумеется, только навредило бы… Работа требовала ювелирной точности и порой напоминала отделение маковых зёрен от кунжутных с помощью микропинцета. За две недели нерегулярных сеансов Иванна успела испытать широчайшую гамму чувств в отношении злосчастной Лили — от лёгкого раздражения, через почти ненависть, обратно в лёгкое раздражение, но с оттенком усталости.

Иванна всегда считала Снейпа неплохо разбирающимся в людях, и оттого поначалу у неё в голове не укладывалось — как он вообще мог быть так слеп во всём, что касалось этой Эванс? Однако, поразмыслив немного и вспомнив себя и Вацлава, смогла лишь смиренно принять всё как данность. Специально касаться связанных с Лили воспоминаний ей не хотелось. «Следствия» в виде прилагающихся к воспоминаниям эмоций Иванне с лихвой хватило, чтобы напрочь отбить желание знакомства с «причиной», однако кое-какие картинки она всё же уловила. Совершенно очевидно, Лили была женщиной до мозга костей; женщиной, точно знавшей, чего хочет и уверенно стремившейся к цели, прикладывая для её достижения все свои бесспорные таланты. Среди сокурсников (да и не только сокурсников) Иванны похожие экземпляры обоих полов наличествовали в довольно широком ассортименте — яркие, успешные, одарённые. Слишком неинтересные в своей идеальности. Сближаться с ними не хотелось — вероятно, благодаря эмпатии она улавливала что-то такое, что заставляло держать дистанцию. Только один раз инстинкт самосохранения дал сбой. Любовь слепа — это аксиома.

Воспоминания о Лили нужны — это тоже аксиома. На них слишком много завязано, их просто нельзя удалить, не повредив собственно личность. «Туда вообще лезть не нужно, не твоё это дело, дурында!» — каждый раз сурово пеняла себе она. И это действительно было не её делом, тем более, после чужих воспоминаний реальность воспринималась столь причудливо, что к лаборатории в таком состоянии подходить ближе, чем на пушечный выстрел, было бы просто неразумно. Да и вообще, не специалист она по манипуляциям с воспоминаниями, как ни хотелось доказать себе обратное; так что нужно работать с эмоциями и не пытаться прыгнуть выше головы…

Обычный распорядок дня доктора Мачкевич стал выглядеть примерно следующим образом.

Большую часть ночи, а также первую половину дня (когда все остальные были на занятиях) Иванна властвовала в лаборатории в одиночестве, стараясь распланировать дела так, чтобы на этот период не выпадало ничего важного. На «работу» со Снейпом, когда синтез не требовал её наблюдения, она отводила два — три часа до звонка его будильника. Будильник гарантировал Иванне своевременное пробуждение, случись ей во время сеанса впасть в забытьё. Признав недовольство Снейпа на тему нахождения в постели в верхней одежде, она нашла среди своих вещей трикотажные брюки от своей старой студенческой спортивной формы и майку с дурмштрангским гербом на груди, которые и стала надевать под мантию в качестве компромисса. Поначалу было холодновато находиться в такой одежде в лаборатории, но она привыкла. К тому же, Снейп, обнаруживая по утрам её у себя под боком, выражал всё меньше недовольства, очевидно, постепенно смиряясь с фактом и признавая бессмысленность каких-либо споров на эту тему.