The White Tiger Extrapolation (СИ)

Они вышли из машины, собираясь проследовать к дому, но Шелдон неожиданно уставился на большую позолоченную клетку на углу дома, причудливо увитую лианами и крупными тропическими цветами. Он сделал к ней несколько шагов и остановился.

– Там кетсаль, – сказал он немного удивленно.

– Что? – Пенни тоже уставилась на клетку. – Эй, смотри-ка, там птица. Красивая! Эван, ты держишь птиц? – спросила она, обернувшись к Родстейну.

– Это не просто птица, Пенни, – поправил ее Шелдон. – На самом деле, я не люблю птиц, но эта конкретная в некотором роде любопытна. Это самая крупная птица отряда трогонообразных, редкий экземпляр, они находятся под охраной и занесены в международную Красную книгу. Кроме того, кетсаль является государственным символом Гватемалы, он изображен на государственном гербе. Его также считают национальным символом свободы. Считается, что лишенный воли, кетсаль умирает от разрыва сердца.

Пенни оглянулась на Родстейна.

– Это правда? – обеспокоенно спросила она. – Эта птица – та самая птица, о которой говорит Шелдон, занесенная в Красную книгу?

Родстейн пожал плечами.

– Как видишь, он до сих пор не умер от разрыва сердца, хотя живет здесь уже давно, я даже подумываю прикупить ему подружку. Ты удивишься, Пенни, когда увидишь, сколько редких, иногда уникальных вещей можно найти в моем доме. Пойдемте, поверьте, эта птица – далеко не самая захватывающая вещь из тех, что здесь есть. Предлагаю поужинать, а потом я устрою вам небольшую экскурсию.

– Смотри-ка, – негромко проговорил Леонард, поравнявшись с Родстейном, когда они все шли по ступеням к помпезному входу в особняк, – похоже, ты заточил гватемальский национальный символ Свободы в позолоченную клетку.

Он старался сказать это ехидно, но Родстейн лишь равнодушно пожал плечами в ответ.

– Скажи мне, Лео, как ты думаешь… кому были бы нужны деньги, если бы на них нельзя было купить чью-нибудь свободу?

Леонард невольно поежился и почему-то посмотрел на Шелдона, который шел впереди них, закинув на плечо сумку и глазея по сторонам. Родстейн проследил за его взглядом и неожиданно ухмыльнулся.

– Вот здесь-то и начинается все самое интересное, верно? – спросил он, подмигнув Леонарду, прежде чем ускорить шаг, чтобы нагнать Шелдона и завести с ним негромкий разговор.

Леонард почему-то разозлился, когда вдруг подумал, каким самоуверенным Родстейн был здесь, на своей территории. Казалось, в нем ничего не осталось от того интеллигентного, обходительного и дружелюбного парня, каким он притворялся вначале их знакомства. Теперь он был наглым и самодовольным, и Леонард подумал, какого черта из всех них только он один замечает, что здесь происходит на самом деле?

Но тут Пенни взяла Леонарда под руку, не прекращая щебетать о ночных клубах и шопинге, которые, как выяснилось, успел наобещать ей Родстейн, пока они ехали из аэропорта, и его злость постепенно отступила. Леонард подумал, возможно, он попусту себя накручивает. Подумаешь, какая-то птица из Гватемалы в золоченой клетке. Это не могло сказать ровным счетом ничего о том, что за человек на самом деле был Эван Родстейн.

Изнутри дом оказался еще более ошеломляющим и великолепным, чем выглядел снаружи. Он был полон ковров, дорогой мебели, картин известных художников – Родстейн обронил на ходу, что все они были подлинниками, – причудливых статуй и фонтанчиков, подсветки в золоченых абажурах и зеркал в невообразимых рамах. Этот дом буквально светился своим особым, варварским великолепием, но каким-то образом это не казалось чем-то из ряда вон выходящим, не казалось сплошным хаосом дорогих вещей, собранных воедино на потребу богатым бездельникам. Леонард вынужден был признать, что у этого дома был свой характер, а еще что этот характер был очень под стать самому Родстейну.

Пенни смотрела по сторонам широко распахнутыми глазами, то и дело тыкая во что-то пальцами, и Родстейн охотно отвечал на ее расспросы.

– Весь второй этаж – это комнаты для гостей, – сказал он, и они все посмотрели на него с удивлением, учитывая размеры дома. Родстейн открыто им улыбнулся: – Да, я люблю гостей, поэтому, прошу вас, ничему здесь не удивляйтесь. Сейчас многие из комнат пустуют, так что вы можете выбрать, что вам больше понравится.

Немного позднее Леонард думал, что эта фраза Родстейна определенно была ошибкой.

– Ради Бога, – в отчаянии простонал он полчаса спустя, когда Шелдон завернул в шестую по счету комнату, придирчиво ее осматривая. – Ему просто надо было ткнуть пальцем, куда тебе следует занести свои вещи, Шелдон, и избавить нас от этого кошмара. Ты невыносим!

Воловитц и Кутраппали в нетерпении переминались с ноги на ногу снаружи. Леонард старался даже не думать о том, что они трое уже давно могли бы присмотреть себе комнаты, принять душ и переодеться во что-то, в чем они не потели бы в этом чертовом тропическом климате, как свиньи, если бы Шелдон не настоял, что они должны выбирать комнаты в алфавитном порядке. Таким образом, они вынуждены были ждать, когда Шелдон дотошно осмотрит каждую из них и выберет наиболее подходящую для него, после чего они сами смогут выбрать что-то из оставшегося для себя. Исключением стала лишь Пенни, которая без обиняков сообщила, что ей глубоко плевать на его бзики, но если она не попадет в душ в ближайшие десять минут по вине Шелдона, то оторвет ему яйца. На этом инцидент был исчерпан: Пенни принимала душ в своей новоприобретенной гостевой комнате, а Шелдон выбирал из девятнадцати оставшихся.

– Оконные рамы плохо пригнаны к стене, при юго-восточном направлении ветра здесь будет сквозить, – наконец вынес свой вердикт Шелдон, выходя из очередной комнаты.

– Это муссонный климат, ночью здесь не будет прохладнее двадцати пяти градусов, ты вряд ли простудишься. И, кроме того, мы здесь всего на пару дней, – в отчаянии проговорил Леонард, но Шелдон его проигнорировал.

Он открыл дверь в следующую комнату и замер на пороге.

– О, – пробормотал он странным голосом, – прошу прощения, я не знал, что здесь кто-то есть. Но дверь была не заперта, а снаружи не было никаких предупредительных знаков, которые вам, несомненно, стоило предусмотреть, если бы вы хотели, чтобы вам никто не помешал.

– Какого черта ты думаешь, что можешь нам помешать? – спросил в ответ чей-то хрипловатый голос.

Леонард тоже заглянул внутрь – и обалдел. Сперва ему показалось, что вся комната – это одна большая кровать под бордовым балдахином, без преувеличений, в этой кровати могло бы с комфортом разместиться человек пятнадцать. Сейчас их было только четверо: три девушки и один рослый широкоплечий парень. Они все были совершенно голые, прикрытые только одеялом. Из-под одеяла выглядывала рельефная грудь парня, покрытая густыми темными волосами. Две девушки, сидящие по обеим сторонам от него, были чуть менее раздетыми: при появлении Шелдона они натянули одеяла до груди, смущенно прикрывая наготу. Впрочем, их смущение выглядело не слишком-то искренним: они обе улыбались, посмеиваясь, глядя на оторопевших в дверях Шелдона и Леонарда, и обе, как отметил Леонард, были весьма симпатичными. Насчет внешности третьей Леонард не смог бы сказать ничего определенного, потому что она была повернута к нему затылком, и этот затылок равномерно поднимался и опускался между ног парня, и теперь, когда никто из них не говорил, в комнате был отчетливо слышен характерный влажный звук. Леонард почувствовал, что краснеет до самых корней волос.

– Господь милосердный, – пробормотал Воловитц, тоже заглядывая в комнату. – Парень, если потребуется помощь, только скажи мне!

Парень вскинул на него взгляд и неожиданно улыбнулся во весь рот:

– Спасибо, она пока справляется. Но я буду иметь в виду.

Тут у Леонарда хватило разума наконец дернуть Шелдона за рукав, вытаскивая его из комнаты, и захлопнуть дверь. Они все обменялись шокированными взглядами, дыша так, словно бежали кросс.

– Какого черта ты сделал? – воскликнул Воловитц, едва пришел в себя и осознал произошедшее.