Расправлю крылья в зарослях терновника (СИ)

- У папы богатые виноградники за домом, в небольшой низине, - поделилась Эбигейл, кромсая мясо на своей тарелке. Уилл быстро отвернулся и вцепился в бокал. Немного покрутив его в руке, залпом выпил игристый напиток. Ганнибал одобрительно усмехнулся, прищурился, наблюдая за тем, как щеки Уилла понемногу начали розоветь.

Стол был небольшим, и Ганнибал, привстав со своего места, налил Уиллу вина до самых краев. Тот вновь вцепился в бокал и пригубил.

- Поешь немного, - подсказала Эбигейл. – Иначе захмелеешь.

Уилл кивнул, выпил почти половину одним щедрым глотком, а потом настороженно подцепил вилкой овощи.

Эбигейл, фыркнув, едва не рассмеялась, а Ганнибал заинтересованно приподнял брови, наблюдая за мучениями своего гостя. Тот, понюхав горстку овощей, все же решился их попробовать.

- Папа очень вкусно готовит, - улыбнулась Эбигейл, наблюдая за Уиллом, которого было уже не оторвать от тарелки.

Уилл согласно кивнул и вновь мельком взглянул в тарелку Эбигейл. Он с трудом признал, что то, что там лежало, скорее напоминало произведение искусства, но никак не отталкивающую человеческую плоть.

- Ещё вина? – немного отстраненно поинтересовался Ганнибал. Уилл рассеянно кивнул. В голове у него уже шумело, тело понемногу расслабилось, а перед глазами начали терять свои очертания предметы.

- Что это? Трофей? – Уилл кивнул в сторону стены за спиной Ганнибала.

- Мм? – Эбигейл посмотрела в том направлении и немного смущенно кивнула. – Да. Мой первый трофей. Голова оленя.

- Чучело, - буркнул Уилл, вновь прилипнув к бокалу с вином.

- Это была первая охота Эбигейл, - чинно заметил Ганнибал. В его взгляде появилась какая-то хитринка. – Она быстро учится.

- А раньше оленей почитали, - задумчиво протянул Уилл.

- Сказка? – Эбигейл едва не подпрыгнула от любопытства.

- Придание. Легенда, - ответил Уилл, едва ли не под стол прячась от пристального взгляда Ганнибала. - Охотники, выискивая однажды дичь на берегу, заметили, что вдруг перед ними появился олень, вошел в озеро и, то, ступая вперед, то, приостанавливаясь, указывал путь. Последовав за ним, охотники пешим ходом перешли озеро, которое до тех пор считали не переходимым, как море. Лишь только перед ними, ничего не ведающими, показалась земля, олень исчез. Не зная, что, кроме их родной земли, существует еще и другой мир, и приведенные в восхищение новой землей, они, будучи догадливыми, решили, что путь этот, никогда ранее не ведомый, показан им божественным соизволением. Они вернулись к своему племени, сообщили им о случившемся, убедили собратьев следовать путем, что указал олень. Всех пленных они принесли в жертву победе, остальных, покоренных, подчинили себе*.

- Олень стал для них символом, - протянул Ганнибал, когда Уилл закончил свой рассказ. – Кровавым оленем, из-за которого погибло множество людей. Неужели их смерти были божественным провидением? Или чей-то прихотью?

- Папа, - тихо шепнула Эбигейл, заметив, как помрачнел Уилл.

- А теперь мы убиваем и питаемся не только олениной, но и человечиной.

- И собственными собратьями, - зашипел Уилл. Он уже плохо контролировал себя, слова вырывались отрывисто, на тон выше.

- И такое бывает, - кивнул Ганнибал. – Это закон, когда вопрос встает о выживании сильных видов.

Уилл залпом допил вино.

- А вы ещё можете побороться с нами за место под солнцем, - улыбнулся он, нарочно скаля клыки. Уилл заледенел от ужаса и тихо попросил ещё вина. Эбигейл неодобрительно покачала головой, но смолчала. Её отец что-то задумал. И то, с какой жадностью он смотрел на буйные кудри Уилла, на румянец, украсивший уже не только щеки, но и шею, на заалевшие губы, говорило о степени его заинтересованности.

Эбигейл вздохнула, мысленно сочувствуя Уиллу. Отец так не интересовался даже её матерью, которую, Эбигейл знала, отец уже убил, ведь никто не смел претендовать на то, что принадлежало ему одному.

Уилл понял, что сопротивляться бесполезно. Он очнулся в тот момент, когда сверху уже навалилось тяжелое горячее тело.

Он не помнил, как вставал из-за стола, как поднимался на второй этаж и, опираясь ладонью о стену, брел к своей спальне. Даже тот миг, когда он упал в мягкий плен кровати, выветрился из головы. Зато жадное дыхание, трепавшее волосы на затылке, моментально привело в чувство.

- Ты что… делаешь?! – зашипел Уилл, извиваясь. – Немедленно слезь с меня!

Вместо вразумительного объяснения, на которое Уилл, по крайней мере, надеялся, Ганнибал перехватил его взметнувшиеся руки, которые только мешали, и заломил Уиллу за спину.

- Мне больно! Прекрати немедленно! Ты же сказал, что не будешь меня… есть!

Ганнибал тихо засмеялся ему в затылок, вновь взметнув дыханием непослушные кудри, и прижался раскрытым ртом к беззащитной шее. Уилл изумленно охнул и задержал дыхание.

- Не надо, - проклиная себя за нотки страха и подступающей истерики, взмолился Уилл. – Пожалуйста, не надо.

Но Ганнибал пропустил мимо ушей его просьбы. Встал на колени, беря Уилла в некое подобие тисков, и, продолжая удерживать за руки, быстрым движением стянул с него штаны.

Уилл тихо всхлипнул и сжался, услышав, как шумно облизнулся Ганнибал при виде его обнаженных ягодиц, гладкой нежной кожи, едва-едва тронутой светлым пушком.

Перед глазами ещё все плыло, а тело слушалось плохо. Выпитое за ужином вино продолжало туманить рассудок, отнимать силу из рук и ног.

Уилл почти не сопротивлялся, когда Ганнибал, облизнув пальцы, настойчиво протолкнул один, погладил изнутри, а потом осторожно добавил второй.

Уилл, краснея всем, чем только можно, уткнулся в подушку, стараясь то ли задохнуться, то ли заглушить тихие стоны, которые не укрылись от чуткого слуха Ганнибала. Тот, закусив губу, продолжал поглаживать Уилла изнутри, разминал тугие, одуряюще горячие стенки и неуступчивые мышцы, с трудом пропустившие его пальцы.

Склонившись, Ганнибал жадно вдохнул аромат разгоряченной кожи, попробовал кончиком языка каплю пота, а потом, не в силах сдержаться, укусил за влажную шею. Уилл, расслабившись, застонал в подушку. Ганнибал оставил на его коже едва заметные следы, прочертил клыками тонкие полосочки и тут же приник к ним губами, зацеловывая.

Его ласки медленно рушили защиту Уилла, заставляли того плавиться под заботливыми прикосновениями рта. Но когда Ганнибал вторгся внутрь, Уилл забился в крепких объятьях.

Тянуть с ласками Ганнибал не стал, освободил руки Уилла, но только для того, чтобы самому стало удобнее схватить свою жертву, распластать на чистых простынях и вбиться как можно глубже в горячее тело.

Уилл судорожно вцепился в подушку, впился в неё пальцами, когда Ганнибал начал двигаться, медленно вторгаясь внутрь и так же осторожно выходя почти полностью. Ему нравились эти ощущения, эта небольшая сладкая пытка – в первую очередь для него самого.

Ганнибал задрал на Уилле рубашку, скользнул плотоядным взглядом по прогнутой пояснице, по робким крыльям лопаток, по хрупкой змейке позвоночника.

Уилл вдруг всхлипнул. Громко и обиженно, и для Ганнибала этот звук стал последней преградой, сдерживающей его жажду.

Он, подхватив Уилла под живот, с трудом поставил его на коленки, но тот все равно цеплялся за подушку, пряча в ней лицо. Он вздрагивал всем телом, всхлипывал все громче, когда движения Ганнибала стали сильнее, агрессивнее. Тот, вцепившись в покрасневшие ягодицы Уилла, развел их в стороны и шумно облизнулся.

- Очень вкусно, - прохрипел Ганнибал, с силой дергая Уилла на себя, входя полностью и громко зарычав, когда тело под ним вдруг дернулось, крупно задрожало и инстинктивно сжалось.

Ганнибал почувствовал, как семя толчками выплескивалось в ненормально горячее нутро Уилла, оставаясь там его властью и запахом. Он, скользнув рукой с живота к паху Уилла, был несказанно удивлен, почувствовав липкую влагу чужого семени. Того было так много, что несчастный Уилл испачкал не только живот, но и простыни, на которые тянулись липкие нити.