Неосновной инстинкт (СИ)

Всё шло нормально, мальчики были найдены и за деньги исполнили все постельные сцены перед глазами возбужденных зрителей, но выпивка, наркотики, адреналин… Захотелось больше, дальше… Мужчины пообещали доплатить и присоединились к сексу сами. Неудерживаясь и входя в экстаз, они покалечили одного мальчишку, после чего те захотели уйти, уже не соглашаясь продолжать за деньги. Но тут захотелось причаститься и основательнице движения живого театра, она тоже была уже достаточно пьяна. Добывшая всякую дрянь из секс-шопа, от вибраторов до страпонов, она велела связать бедных жертв и ринулась в бой… Естественно, после всего выпустить явно пострадавших юношей было подписать себе приговор. Протрезвев, они испугались и не знали, что делать. Выход никак не находился, деньги грозили уже ничего не решить. Они снова напились. Один из мужчин употреблял кокаин, девушки тоже попробовали. Жажда удовольствий, отчаяние и кровожадность, вспыхнувшая с новой силой. Они продолжили свои безумства, уже ни в чем себя не ограничивая. Через сутки мальчишки скончались…

С трудом слушая это, Чоноп уже пошатывался. Джело сжимал нож, сдерживаясь, чтобы не начать резать на куски этих тварей. Химчан, Гук и Ёндже выглядели спокойно. Они продолжали допрос, чтобы узнать всё, и когда повесть подошла к концу, у адвоката остался только один вопрос:

- А мисс Шелл… она знает о том, что вы делаете с её сценариями? – уже порядочно потрепанная и побитая, чтобы не прекращала рассказывать, её преданная читательница кивнула.

- Я нашла её, когда она ещё была фикрайтером, зачитывалась её произведениями. Я в восторге от её таланта, и я предложила ей оплатить её первое издание… Так завязалась наша дружба. Она мой кумир! Я делилась с ней всем, как с исповедником… и когда случилось первое… первый раз, когда мы сделали это… я поделилась с ней. И она выслушала меня! Поняла. Сказала, что, наверное, сама бы участвовать не смогла, но, должно быть, это здорово и соблазнительно… И я попросила её написать специально для нас… как-то само собой вышло, что мы договорились об этом. Мы платим – она пишет, мы делаем всё, снимая на камеру, а ей потом посылаем посмотреть…

- То есть, у вас есть видеозаписи с последних двух раз? – оживился Ёнгук. Поняв, что проговорилась, девушка замолкла. – И они находятся в квартире мисс Шелл. – перешёл он на корейский и бросил через плечо. – Кажется, придётся ещё раз побывать в её гостях.

- Надо, так побываем, - согласился Джело. – А с этими-то что?

- А с этими… - вернулся Гук к английскому и посмотрел на жалкие отбросы человеческого общества. – С вами, ребята, мы будем кончать, уж извините.

- Вы убьёте нас? – вспотел насквозь старший мужчина. По его лбу текла влага. В этой своей трусости он был отвратительным, падшим ниже некуда показательным примером того, что одно психическое отклонение не приходит без другого, и если человек извращенец, то в глубине души по всем статьям, стоит только дать волю и возможности. «Что ж, я, к счастью для справедливости, тоже такой же» - улыбнулся Ёнгук.

- Нет, вы останетесь живы, - мотнул он головой и они с Химчаном вдвоём принялись его связывать. Тот загорлопанил, и пока Санха и Сольджун держали на мушке девушек, Чоноп и Ёндже скрутили второго. Справившись с узлами, Гук встал. – Если вам в радость, конечно, такая жизнь станет…

Переглянувшись, Ёндже с Химчаном обменялись понимающими взглядами и, хотя последний терпеть не мог крови, всё же был хладнокровным человеком, который выдержит любые муки, разворачивающиеся перед его глазами, если он понимал, что страдающий того заслужил. Достав из внутреннего кармана миниатюрный футляр, Ёндже изъял из него скальпель и, присев напротив мужчин, доверительно улыбнулся:

- Кое-что, я думаю, вам больше не нужно. Вы пользовались этим не по назначению, - придерживая задергавшихся и начавших изворачиваться, как угри, мужчин, Чоноп и Химчан отвернули лица от того, что принялся делать Ёндже. Гук, закурив, развернулся к представительницам слабого пола.

- Ну что, девчонки, рады, что вам-то отрезать нечего? - затравлено взирая, две из них рыдали, понукаемые и пихаемые Санха. За спиной юриста зазвучал первый истошный вопль, холодящий душу, будто это был крик из ада, где великомученики прогорают до костей. Девушки задрожали сильнее, представления не имея, что ждет их. – Скажите, вы вот, играясь со всем этим, представление хоть имеете, что такое анальный секс? – одна из троих слабо закивала. Две не двигались. Санха опять привел их в активность ударом по затылкам, безболезненным, но неприятным. – А вы что, никогда не пробовали?

- Никогда, - пробормотала крайняя. – Я вообще никогда сексом не занималась… это отвратительно…

- О-о! – потер ладони в перчатках Ёнгук, потушив бычок. Он перевел Сольджуну информацию о девственности и указал на девицу. - То есть, смотреть можно, а участвовать – ни-ни? Ну-ну, - хмыкнул адвокат. – Тогда для вас тоже плохие новости. Поучаствовать вам всё-таки придётся…

Схватив за плечо читательницу мисс Шелл, Ёнгук отволок её в сторону и, на короткий миг, остановился, прежде чем начать карать. «Не для удовольствия, а справедливости ради!» - попросил он прощения в мыслях у Рин, и тут же постарался не думать о ней больше. Он не может отдавать приказы Санха и Сольджуну, когда сам сторонился бы черной работы. Он должен это делать, сам, со всеми на равных. Это не измена. Не измена! Ему противно от себя и этого всего, но так надо, унизить, сделать больно и растоптать тех, кто совершил злодеяния. Их же методами. Ёнгук быстро расправился с джинсами девушки и, прижав её к стене, достал презерватив. Без этого никуда. Ещё гадость какую-нибудь подцепить не хватало. А вот смазки и подготовки, увы, в её случае не предусмотрено. Без проблем совладав с трепыхающейся и вырывающейся наказываемой, Ёнгук без пощады и жалости, калеча и доставляя ужасную боль, а не удовольствие, принялся за дело. После такого девушкам придётся дружно пару месяцев поваляться в больнице, под пристальным наблюдением проктологов, с соответствующим уходом и постыдными процедурами. Стоило бы, наверное, сделать с ними что-то ещё… разве достаточная это расплата за четыре смерти? Стукнув её головой о стену, чтобы тише кричала, Ёнгук старался не думать ни о чем, кроме мести, но не получалось, и в голову лезло осознание того, что она – юная девушка, что у неё есть родители. А у него дома самого дочь. Господи, его Бомми ведь тоже когда-то будет взрослой девушкой, и если её кто-нибудь, хоть пальцем… да размажет, на месте, сгноит, разорвет на части! Господи, надо бы прекратить… Нет, его Бомми никогда такой мразью не вырастет. Она не будет читать всякую херню, находить порнографию в интернете и вместо живых людей общаться с телефоном, она не будет ругаться матом, пить в двадцать лет, не иметь никаких желаний, кроме как посмотреть, как трахаются геи. Как уберечь её от этого? Как воспитать правильно? «Присутствием, Бан Ёнгук, - сказал он себе. – Постоянным присутствием, присмотром и любовью. Отец должен быть рядом с детьми, когда они растут, а не пропадать ночами, не являться только на завтраки и ужины. Кто иначе объяснит ей жизнь? Кто правильно воспитает? Кто убережет? Нет, папаша, вам принципиально пора заняться семейными делами».

Сольджун истрепал несчастную девственницу (вернее, бывшую ею до этих пор), во все возможные и невозможные отверстия, жестоко и непоколебимо доводя её не до оргазма, а до предела унижения и боли. Санха, обладавший внушительным мужским достоинством, причинил доставшейся ему жертве самые большие неприятности, прорвав именно то, что и мыслилось по возмездию быть прорванным, очень и очень сильно. Женские хрипы и крики, мольба о пощаде, переходящая в вой попавших в капкан животных, не прекращались.