На крючке (СИ)

На такие темы он разговаривать не хотел. И посоветоваться не с кем было. Любое упоминание о Наруто грозило недовольством старших. Может, попробовать с Шисуи поболтать? Может быть, хоть он ради Итачи будет держать интерес Наруто в секрете.

Шисуи поднял голову и увидел Итачи. Оба выдержали привычную паузу. Зачастившая гостья в последнее время. Потом Итачи подошёл, сунул сложенный вдвое листок с кратким пояснением:

- Это ты искал?

Шисуи не сомневался, что именно это. Раз Итачи действует с такой уверенностью, даже лично приехал без предварительного звонка, знал наверняка. Поэтому Шисуи положил листок поверх остального бумажного хлама на столе, прижал ладонью, чтобы не улетел. Хотя с чего бы: ветра нет, окна наглухо задраены.

- Они до сих пор молчат, – оповестил Шисуи, уклоняясь от комментария. Уклоняясь от всех разговоров. Как оказалось, поговорить им было не о чем, пока не разберутся с проблемой Узумаки Наруто.

- Заговорят, – уверенно заявил Итачи. – Насколько я знаю, пока к ним применяли только мягкие методы.

Мягкие тоже не все выдерживали. День-два, и банда сломается. Все они сломаются. Тогда станет известно имя босса. А где босс, там и босс над боссом. Простая добрая схема.

Но не о детальной разборке упрямства пленников пришёл говорить Итачи. Наверно, долго готовился, засунул гордость подальше, готовый примириться с вольностью Шисуи. Значит, и Шисуи темнить не станет. Этот разговор надо начать. Надо избавиться от недомолвок раз и навсегда. Надо снова заручиться поддержкой Итачи, чтобы как раньше. Чтобы не делить одну кость на двоих, зная, что её разделить нельзя.

- У меня просто не получилось, – Шисуи бухнулся обратно на стул, прикрыл ладонью глаза, чувствуя, как начинают гореть орбиты. Откинул голову назад.

- Что именно не получилось? – уточнил собеседник.

- Он же рассказал тебе.

Итачи помедлил. Уже делал выводы. Слишком долго, отчего Шисуи сделал собственные, что поторопился с объяснениями. Наруто мог и не рассказать всей правды. Посчитал постыдным, к примеру. Мало ли заскоков у только что вырвавшихся во взрослую жизнь юнцов, у которых ещё детство играет в одном месте, приключений хочется и острых ощущений, но не хочется вспоминать о казусах.

- Ты опять сделал это, – Итачи наклонился над столом, над Шисуи. Если бы мог, испепелил бы его взглядом.

- Что? Нет! Итачи, он что, промолчал?

- Я догадывался. Просто так ты бы не рассказал о моём прошлом.

- Мне кажется, Наруто должен знать, чем ему грозит связь с тобой, – Шисуи тоже встал, не уступал.

- Со мной… – повторил Итачи, – а с тобой? Если ты так грезишь о нём, почему открыто не скажешь!

- Я хочу Узумаки Наруто, – открыто. Как Итачи и просил. Сам не понимал, какой протест всколыхнул в Шисуи своими требованиями. – Я сказал это, ты доволен?

- Никогда, – Итачи сжал клочок бумаги в руке, только этим выдавая эмоции. Смотрел прямо, непримиримо. От этого взгляда можно содрогнуться и замёрзнуть насмерть из-за его колючего чёрного льда.

- Ты хотел разобраться, Итачи. Давай разберёмся.

- Я не буду с тобой делиться.

- Как не по-братски.

- Мне всё равно. Я первым нашёл его.

- В таком случае, почему Саске оттеснил? На самом деле это ведь он его нашёл, – Шисуи чувствовал, что пора остановиться, и не остановился. – Ты всё ещё считаешь, что я с ним жестоко обошёлся. А я хотел, чтобы он вспоминал меня. Честно, Итачи. – Шисуи выставил перед собой указательный палец, едва понял, что Итачи готов перебить его. – Теперь ты скажи честно: он помнит?

Итачи замолк. Только что хотел вылить кучу обвинений и замолчал. Его глаза стали ещё холоднее. Понял. Всё понял.

- Ты пытался завоевать его. Два раза, – наконец сделал он вывод ледяным тоном.

- Всего лишь не хотел, чтобы он забыл, – мантра, на которую опираешься ради веры в неё.

Он не забыл – только это читалось в жутких глазах. Те глаза, которые Итачи не рискнул бы показать Наруто. Шисуи самому стало не по себе. Он бы отмахнулся, нашёл бы сотню более важных дел, вздыхая с облегчением, если бы не знал, что разговор повторится. Снова и снова – столько раз, сколько нужно для его завершения. Постоянно мучиться одними и теми же мыслями в напряжённый для семьи момент – это тоже ошибка. Лучше сразу. Лучше открыто. Лучше выдержать натиск ледяной реки.

- Вот что его беспокоит… – сорвалось с губ Итачи. Тихо, словно это последнее его слово, после которого он молча развернётся и уйдёт. – Он постоянно сравнивал. Тонкий ход, Шисуи. Но если ты присмотрелся повнимательнее, то должен был понять, кого он любит.

У Итачи не возникло сомнений в симпатиях Наруто. Шисуи тоже бы согласился, если бы не знал, как просто можно повлиять на человеческий разум. И самые стойкие меняли мнение под постоянным давлением, раз за разом переживая одни и те же мысли и привыкая к ним.

- Любит и ненавидит всякий раз, когда кончает, – указал Шисуи.

- Неправда.

- Неправда, что он испытывает отвращение? Я видел это в его поведении, Итачи. Не считай меня глупым.

- Отвращение к тебе, – подчеркнул Итачи, – ты не можешь знать, что он делает со мной.

Дрогнул. Несокрушимый Учиха Итачи находился в неустойчивом положении. Он не знал наверняка, поэтому допускал любую мысль. А мысль – это подозрение. Подозрение – это разлад. Итачи было действительно плохо. Только вызывал он не жалость, а ужас, когда был недоволен. Для любого, кто не носил фамилию Учиха.

Шисуи также понимал, что юморить не следует. Как можно не догадываться, что делают два человека в постели. К тому же, он не собирался уводить Наруто у кузена. С чего вообще спорить начал? Нет истоков собственного поведения – повод для тревоги. Сперва в себе надо разобраться, как это ни банально.

Итачи не отступал. И в лице не менялся. Он вообще застыл, как изваяние, давил авторитетом. На Шисуи не действовало, как задумывалось, но неуютно стало.

- Я не тронул его, – наконец выдохнул он.

Итачи не ответил словами, но потребовал разъяснений всё тем же убийственным взглядом.

- Это только тебя он с ума сводит. Я, в отличие от некоторых… – выразительно, глаза в глаза, – могу контролировать себя.

Не мог, когда Наруто беспомощным казался. Какой обманчивый вид. Шисуи ни за что бы не догадался, что удар схватит. Только тогда протрезвел, значительным усилием в краткий промежуток времени еле остановил свой вспыхнувший гнев.

- Один раз, Шисуи, – наконец Итачи выпрямился, бросил взгляд за спину кузена.

Это его условие: простит один раз. Тот раз, когда Шисуи действовал силой.

- А что случится, если не получится? – голос Шисуи догнал уходящего уже в дверях.

- Увидишь, – оглянулся через плечо. Опять тьма, которой нет толкования.

Итачи мог выдумать такую месть, что жизни не взлюбишь. Шисуи встал за ним следом, но не ринулся догонять, проследил, как дверь тихонько стыкуется с косяком, развернулся к окну и потянулся за сигаретой. Идиллия рушилась. Сплоченность клана грозила дать трещину. И виноват не кто-то, имеющий далёкие корни Учиха, а тот, на кого старшие возлагали надежды. Шисуи уже принял во всём этом участие, как бы сильно ни хотел вернуть всё назад. И постоянно думал, возвращаясь к тому дню, как бы он поступил, если бы получил возможность вернуться назад.

Философский подход. Неуместный, бестолковый и крайне излишний, способный только мучить, когда в комнате гаснет свет, а одеяло становится неудобным и горячим.

Наруто начал с простого. Возможно, любой нормальный человек и не посчитал бы вопрос другому нормальному человеку сложнее беготни по городу, по местам, вызывающим опасения или напряжение из-за сонмов блестящих огоньков вокруг, из-за гигантского денежного оборота каждый день. Но Наруто уже не считал себя нормальным. С большой натяжкой причислял себя к обычным людям, ибо никак не получалось войти в привычный ритм жизни. Его тяготило буквально всё: дом, работа, пустынные улицы, растущая помойка в конце проезда, интерес важных шишек, предпочтения наконец. Его тяготила непонятная привязанность к человеку, выросшему в семье убийц. Сколько шансов, что он не приобщился к их политике? Практически ни одного. К тому же Итачи сам не особо отрицал, что физическая сила порой имеет гораздо большее значение, чем словесная. Наруто всё равно искал опровержение. Он бы не смог спокойно наблюдать, как его вторая половинка отшвыривает человеков, как ненужный хлам. Это не то, чему учил папа. Память о нём заставляла искать правильные решения, даже если они в разы сложнее ожидаемых.