Академия Надежды (СИ)

Мио покраснела и отвернулась. Кажется, у них уже был этот разговор.

— Ты же знаешь, Ритцу. Мне нравились некоторые мальчики, но… я не чувствовала всего этого. Ну, знаешь…

— Тепла в груди? — Неожиданно для самой себя спросила Тайнака, и Мио удивлённо взглянула на неё. — Когда весь мир серый, а этот человек становится ярким, будто важен только он. И чувствуешь его как самого себя, и он тебя тоже.

Ритцу могла продолжать, но чуть ли не силой заткнула себе рот. Она и так вела себя странно, Мио ведь может подумать, будто это очередной розыгрыш. Но басистка выглядела слишком ошарашенной. Она медленно кивнула, не сводя глаз с подруги.

— Тебе точно надо отдохнуть, у тебя что-то с головой, — пошутила девочка. Но Ритцу уже прорвало, и следующий вопрос слетел с её губ прежде, чем она успела его обдумать.

— А любовь — она возникает только к мальчикам?

Если до этого Мио выглядела удивлённой, то сейчас она вообще не нашла, что ответить. Ритцу и сама покраснела, уже примиряясь с мыслью, что у неё едет крыша. Но ведь это всё так запутанно! Любовь, дружба — как же их различить? Если пошутить, что она любит Мио, какой будет реакция? Ей даже стало любопытно.

— Я не знаю, — после долгой паузы ответила Акияма. — Наверное, любить можно кого угодно. Но если ты любишь девушку, то по-дружески, разве нет? С мальчиками ты чувствуешь себя по-другому. Друзей тебе не хочется… — тут она густо покраснела. — Ну, например… п-поцеловать…

— Ты уверена, что не хочешь? — Ехидно подмигивая, спросила Ритцу, чтобы разрядить обстановку. Конечно, Мио тут же растеряла всю серьёзность, каким-то чудом став ещё более красной от смущения. Барабанщица получила очередную оплеуху и рассмеялась, а про себя всё продолжала думать об этих словах.

Значит, в этом отличие любви от дружбы? В желании поцеловать другого человека? Какой вообще в этом смысл, разве это не мерзко? По телевизору уж точно выглядит некрасиво. Обнимать людей — это тепло, приятно, а поцелуи-то зачем нужны? Но она никогда не пробовала, а вдруг и ей бы понравилось. Но даже так, оставался ещё один вопрос.

Хочет ли она поцеловать Мио?

Тогда Ритцу вполне однозначно ответила себе: нет. Они с Мио друзья, даже лучшие друзья, и не стоит забивать голову ерундой. Но с течением времени, лишь однажды задумавшись о самой сути любви, она стала замечать мелочи в их общении, которые раньше игнорировала.

Мальчики часто провожали тех, кто им нравится, до дома. Ритцу всегда делала это. Мальчики защищали своих подруг — и она тоже. И все те признаки любви, которые с придыханием описывала ей Мио, они постоянно находили отклик в реальной жизни. Ритцу, которую и так всю жизнь держали за мальчишку, окончательно запуталась: то ли с ней что-то не так, то ли дружба между парнями и девушками просто по-другому называется.

И с этими мыслями в их тёплое и светлое общение закралась новая эмоция: боль. Её Ритцу тоже заметила не сразу. Но теперь, когда подруга в очередной раз описывала своего идеального парня, хотелось воскликнуть: а чем она хуже?! И при просмотре столь любимой Мио романтики где-то в душе стало колоть; эмоции резонировали с происходящим на экране. Глядя на взаимные переживания всех этих счастливых персонажей, Ритцу хотела бросить чем-то тяжёлым в телевизор. Почему они могут выражать свои чувства, а она нет? Это ведь так несправедливо. Лучше бы она была парнем, это решило бы не одну проблему.

И вот так, мало-помалу, даже не слишком чуткая к своему душевному состоянию Ритцу осознала значение слова любовь. И дело было вовсе не в поцелуях. Наверное, описать разницу между дружбой и любовью — всё равно, что пытаться объяснить, чем отличается горячее от холодного. Просто нужно почувствовать.

Как оказалось, у любви было нечто общее и с другим человеческим состоянием — зависимостью. Точнее, для Ритцу эти понятия были практически идентичны. Когда они с Мио ссорились, она не находила себе места и не могла спать, пока проблема не решится. Ей всё больше становилось мало своего собственного общества, да и все прочие увлечения, включая барабаны, стали менее приятными, менее яркими, чем самый простой разговор с Мио. Это пугало и доставляло немало неприятностей, но отказаться было невозможно. Эти качели, когда тебя бросает из холода в жар, были, как ни банально, настоящим наркотиком.

Они зависели друг от друга, но по-разному: Мио привыкла, что подруга помогает ей во многих вещах и всегда поддерживает, а Ритцу просто не могла жить без неё. И они любили друг друга, но тоже по-разному. Их дружба, выросшая в болезненную зависимость, была нерушимой снаружи, но столь хрупкой внутри. И Ритцу ни за что не могла бы сломать эту связь.

***

Ритцу так и застыла с открытым ртом. Мио, что до этого момента закрывалась ото всех своих эмоций, наконец поняла, что она только что сказала. И ей сразу же захотелось извиниться, взять свои слова назад. А вдруг она ошиблась, поспешила с выводами?

Только было уже слишком поздно. Она увидела это в глазах подруги. Трудно было понять, улыбается Ритцу или её губы дрожат по другой причине. Руки Мио дрожали ничуть не меньше.

— И это ты поняла? Насквозь меня видишь, да? — С болезненно горькой усмешкой произнесла Тайнака. В её янтарных глазах вспыхнул холодный огонь, какой басистка не раз видела в последние недели. С той лишь разницей, что сейчас эти языки пламени обратились против Мио. — Или это твой друг подсказал?

Акияма нахмурилась, чувствуя, как вновь отступает едва нахлынувшее сострадание к подруге. Почему она так цепляется к Комаэде? Неужели, всего внимания, которое она уделяла Ритцу с момента знакомства, оказалось недостаточно, и теперь та ревнует к первому за долгие годы новому другу?

— Оставь его в покое. Сейчас мы говорим о тебе, — отрезала Мио, спровоцировав новую усмешку.

— Хочешь поговорить обо мне? Давай.

Даже лёд внутри самой Мио поддавался тому холоду, с каким говорила её подруга. Это отрезвляло и пугало. Ритцу изменилась с того момента, как они оказались здесь, постепенно утратив всю ту жизнерадостность, которая всегда отличала её от других. Но трудно было поверить, что всё зайдёт так далеко. Казалось, будто перед ней сейчас стоит совершенно другой человек. Возможно, она никогда не знала настоящую Ритцу? Да и сама Мио, могла ли она назвать себя настоящей? Кто эта девушка, обладающая её внешностью, но способная вблизи осматривать окоченевшие трупы? Неужели, это она сейчас обвиняет самого близкого человека?

Стоило отступить и подумать.

— Если тебе есть что сказать, я тебя выслушаю, — уже куда более мягко ответила Акияма, но её слова потерялись в нагрянувшей буре. Ритцу и так не собиралась молчать.

— Если ты думаешь, что я способна убить кого-то, ты меня плохо знаешь. Даже ради тебя, великая и ужасная Акияма Мио, прости, у меня не поднялась рука. Жаль тебя разочаровывать, — теперь она уже не ухмылялась, и говорила медленно — в противовес своей обыкновенно живой и быстрой речи.

И Мио знала, что это правда. Она, наверное, чересчур сильно убедила себя в том, что Ритцу пойдёт ради неё на что угодно. Почему ей так хотелось поверить в эти слова? Закоренелый эгоцентризм? Излишняя привязанность и зависимость от другого человека? Скорее, всё сразу.

Если вновь вспомнить любимые детские сказки, то сейчас Мио была принцессой, ополчившейся на желающего спасти её рыцаря. И в развернувшуюся между ними дуэль остальные не спешили вмешиваться.

— Ты права, я не могу быть точно уверена в своих словах, — признала Мио, чувствуя определённое облегчение от того, что может сказать это. Её бросало из стороны в сторону: ещё минуту назад она знала, что Ритцу виновна, но сейчас готова была поверить во что угодно, лишь бы это оказалось неправдой. — Я хорошо тебя знаю. И я вижу, что ты что-то скрываешь. Почему ты просто не объяснишь мне? — С мольбой в голосе спросила она.

Её подруга прищурилась, прервав готовую уже сорваться с губ тираду. Даже этот малейший жест подтверждал опасения Мио; каждое движение Ритцу просто кричало, что наступившая сейчас тишина была лишь продолжением её молчания.