No Featherbed for Me (СИ)

- Зато люди с большими амбициями, кинжалами и ядами могут.

Эйгон криво улыбнулся.

- Арья Старк, которую я знал, не боялась теней.

- У Арьи Старк, которую ты знал, не было четверых детей.

- Арья…

- Если мы вернемся ко двору, люди начнут задавать вопросы, а я не хочу… - взгляд Арьи вновь метнулся к Брандону, и она почувствовала слезы, подступающие к глазам. – Я не хочу, чтобы он знал о своем происхождении, о том, что я сделала.

Эйгон приподнял ее лицо за подбородок, и Арье на мгновение показалось, что она вновь почувствовала ту любовь, с которой они оба так небрежно обошлись когда-то.

- Брандон Сноу мой сын, и я лишу головы любого, кто опровергнет это.

- Почему? – выдохнула она.

Подлинная тоска исказила красивые черты лица Эйгона, когда он прошептал:

- Потому что он твой.

Прежде чем Арья смогла ответить, Брандон врезался в ее ноги, подпрыгивая от возбуждения.

- Я снова победил! Ты видела меня?

Арья нагнулась и подняла его над землей, мягко целуя в щеку.

- Ты станешь замечательным рыцарем.

Ее сердце в очередной раз разбилось, когда руки Брандона потянулись к Эйгону, который с легкостью подхватил его, широко улыбаясь. Пока Эйгон расхваливал доблесть и способности Брандона, Арья отвернулась и обнаружила Джессу Тирелл, наблюдающую за ней из окна.

Что-то в выражении лица Джессы напомнило Арье Серсею Ланнистер, и Арья знала лучше, чем кто-либо, на что способна оскорбленная королева ради достижения своих целей.

_____________________

Арью никогда особо не интересовала музыка. Санса всегда была той, кто умолял Неда пригласить певцов в Винтерфелл, восхищая мужчин своим нежным сопрано. Септа Мордейн давала им уроки музыки, но лишь у Сансы что-то выходило, в то время как пальцы Арьи были слишком неуклюжими, а ее голос резким и плоским.

Сейчас, когда она шла на звук, исходящий от арфы Эймона, и обнаружила его сидящим перед огнем, Арья пожалела о том, что так мало внимания уделяла урокам Мордейн. Эймон улыбнулся ей, когда она вошла и присела напротив него, а его пальцы продолжили наигрывать мелодию, которую Арья смутно помнила после времени, проведенного в Даре. Манс часто играл ее и называл «её песней», но Арья не знала ни слов, ни названия.

Из всех своих детей, Арья всегда чувствовала особую близость с Эймоном. Рэйнис поначалу была дочерью Эйгона, а затем абсолютно независимой; Алисанна с Брандоном принадлежали всем, оба выросшие в Винтерфелле, но Эймон всегда был её тихим мальчиком, чье сердце было слишком большим для него самого, и который предпочитал свою арфу любому мечу. В двенадцать лет его конечности были длинными и изящными, и, хоть эти черты и были полностью таргариеновскими, Арья видела в нем многое от своего отца и Джона Сноу, северную серьезность, наполнившую его сердце так же, как драконье пламя наполнило душу Рэйнис.

Когда они только прибыли в Винтерфелл, Эймон практически не разговаривал, лишь спрашивал, когда к ним приедет Эйгон. Арья потеряла счет ночам, когда Эймон забирался в ее постель, укутывался в меха и утыкался ей в шею с мокрым от слез лицом. Лишь после рождения Брандона Эймон снова стал прежним, таким, каким он был в то время, когда они жили с одичалыми. Эймон всегда был нежен с Алисанной, но рождение младшего брата подарило ему некую цель, и Арья видела, что он хотел заменить Брандону отца настолько, насколько мог. Алисанна была лучшим другом Брандона, Рэйнис была его идолом, но Эймон всегда был тем, кого Брандон боялся разочаровать.

Её старший сын был рожден не для того, чтобы стать воином, в отличие от Рэйнис, которая держала любое оружие так, словно оно было продолжением ее тела, или Брандона, который всегда был развит физически. Эймон же предпочитал книги. Робб звал его «маленьким мейстером», и Арья всегда вспоминала о мейстере Эймоне, ушедшем так давно. Как Нед и Джон, Эймон никогда не действовал импульсивно, и он был единственным человеком, которого слушала Рэйнис, будучи в ярости, и который мог быстрее всех успокоить плачущую Алисанну.

Он бы стал прекрасным королем, с удивлением подумала Арья. Даже когда она еще была королевой, а он еще был принцем, Арья никогда не смотрела на Эймона, как на будущего короля, и очень сомневалась, что он смотрел на себя в таком качестве.

- Ты когда-нибудь хотел стать королем? – спросила она с откровенностью, с которой никогда не смела обращаться к непостоянной Рэйнис.

Пальцы Эймона замерли над струнами, когда он задумался над заданным вопросом. Наконец, он ответил:

- Меня не особо волнует власть.

Легкая улыбка расцвела на губах Арьи.

- В отличие от твоей сестры?

Эймон тоже улыбнулся.

- В Дорне у женщин равные права с мужчинами по части престолонаследия. Рэйнис думает, что это нечестно, что наследником являюсь я, и она бы стала лучшим правителем, если нам вообще предоставится возможность править.

- Почему она была бы лучше?

- Потому что она была рождена, чтобы сражаться.

- А для чего был рожден ты?

- Слушать, - улыбка Эймона погрустнела. – Для чего была рождена ты?

Арья пожала плечами.

- Я не знаю. Как ты думаешь, для чего?

Длинные пальцы вновь выводили мелодию, которую Арья мгновенно узнала. Это была песня о Дэйне Непокорной, одна из немногих, которые Арья любила слушать в детстве.

- Для того, что ты хочешь делать. Ты не такая, как другие леди, другие матери.

- Нет?

Эймон покачал головой, и его серебристые волосы разметались по плечам.

- Я помню, какой ты была. Ты была другой.

Теперь Арью съедало подлинное любопытство.

- И что же ты помнишь?

- Ты носила штаны и заплетала волосы, как дотракийцы. Я помню то время, когда мы жили в палатке с бабушкой Эшарой, когда дядя Джон навещал нас, ты тогда чаще улыбалась, - на его лицо упала тень, когда он прошептал: - Мы все больше улыбались.

Изучая его лицо, так похожее на лицо его отца, Арья спросила:

- Ты хочешь отправиться на юг, вернуться ко двору со своим отцом?

- Один?

- Нет, мы все поедем. Ты бы хотел этого?

Эймон положил арфу на сидение рядом с собой, глубоко вдохнув и медленно выдохнув. Через некоторое время он смущенно покраснел, признавшись:

- Я скучал по нему.

- Ты не должен стыдиться этого, Эймон.

- Но стыжусь, - в это мгновение он выглядел еще моложе, чем Брандон. – Он отослал нас, мама. Он забрал у нас корону, и отдал ее Джессе и ее дочерям. Как я могу скучать по кому-то, кто отнял у нас все?

- Потому что он твой отец.

Его челюсть дрогнула, когда Эймона заявил:

- Он любил нас. Я знаю это. Я помню это.

- Он все еще любит тебя, - заверила его Арья, коснувшись его руки. – Ты никогда не поймешь, насколько сильно он любит всех вас. То, что случилось… Многое послужило тому причиной, но дело не в любви к вам.

- Мы не должны быть здесь, в Винтерфелле, - пояснил Эймон, ответив на немой вопрос, написанный у нее на лице. – Не знаю почему, но я всегда это чувствовал.

- И где же мы должны быть?

Впервые за всю его жизнь, Арья заметила отблеск огня и крови в сиреневых глазах Эймона.

- Мы драконы, мама. Ты правда веришь в то, что кто-то на Севере забудет об этом?

Нет, Арья знала, что никто и никогда не забудет, кто приходится отцом ее детям, о том, как она сбежала с изгнанным принцем Таргариеном. Время залечивало раны, но не могло стереть шрамы, оставшиеся после каждого ее поступка: разочарование в глазах Кейтилин, грусть в улыбке Неда, упрек в голосе Робба, невыносимое молчание Сансы, недоверчивые взгляды северян на нее и ее детей. Арья безгранично желала, чтобы ее дети нашли свое место в Винтерфелле, стали волками, но слишком поздно поняла, что они прекрасно знали, кто они на самом деле.

- Ты хочешь вернуться ко двору? – мягко повторила она.

Эймон крепко сжал ее руку.

- Я хочу отправиться туда, где мы найдем свое место.

Где же место драконам? Почти спросила Арья, однако тут же сама ответила на свой вопрос, настолько уверенная в ответе, будто он был выгравирован на ее сердце. Она встала, смахнула волосы Эймона с его лба и мягко поцеловала.