Несчастный случай (СИ)

— Не сердись на Хосока. Он всегда жестоко шутит. Его поэтому девушка бросила. Апогеем его глупых шуток был розыгрыш про то, что его похитили.

— Как это? — Я слабо улыбнулся. Я не смотрел на СонЁн. Мой взгляд застыл на наших руках, на которых были надеты одинаковые по цвету красные браслеты, ярко светившиеся в сумерках пустой гостиной. На окне перемигивалась огоньками гирлянда, тихо-тихо шуршали перья, рассыпанные по полу. Такой же браслет выбрал себе и Чимин, поглядев, какой браслет выбрал для себя я, но какое это имело значение? Кроме СонЁн ничего не имело значения. Я хотел узнать о ней больше, хотя меня вполне обворожил блеск ее глаз, молниеносно меняющих выражение с радостного — на укоризненное, с укоризненного — на печальное. Мне нравились ее милые веснушки, которые девушка не пыталась спрятать. Она не выглядела куклой. Мне понравилось это. Да. Определенно я хотел знать о ней больше. Но слушал, почему-то про Хосока.

— Бедняжка уехала на природу отдыхать, а он позвонил ей, мол, похитили, описал примерно место, где его держат. Девушка сорвалась, полетела, полицию вызвала. А он ее разыграл. Вот и все. Сказке конец.

— Я понимаю ее, — кивнул я. — Я…правда испугался. Это очень жестокая шутка. Даже для меня. Это случилось неожиданно, я неправильно среагировал, а он подыграл мне. Ладно, — я окончательно смутился. Нельзя выставлять себя перед девушкой таким дураком. Но СонЁн внимательным, понимающим взглядом смотрела на меня. Я с трудом нашел в себе силы отвлечься от произошедшего.

— У нас как-то не было времени пообщаться. Я хочу узнать тебя получше, — честно признался я. «Что же я делаю?» — думалось мне. — «Нужно сначала предложить ей встречаться, а потом уже спокойно узнавать. А Чимин? Почему я вообще о нем думаю? Он поймет».

СонЁн села по-турецки и сложила руки на коленях.

— Я любительски танцую, люблю рисовать, занимаюсь фигурным катанием. Люблю искренних людей и котиков, конечно, — девушка склонила голову чуть набок. Ее длинные, вьющиеся волосы коснулись моей руки. Я невольно дернулся.

— Но быть до конца искренним невозможно, — мягко возразил я. — Если бы люди ничего не скрывали, в мире бы уже не было бы ни одной семьи, ни одной пары друзей.

— В чем-то ты прав. Но я скорее всего имею в виду те моменты, когда люди скрывают то, что причиняет им боль, мучаются и не говорят этого. Не какие-то мелочи.

— Скрывать свою боль — это высшая степень уважения чувств других людей, мне так кажется.

— А еще я люблю, когда люди не тянут с тем, чтобы сказать другому что-то хорошее. Это лучшая искренность на свете. Это я люблю, — глаза СонЁн живо блестели. Внезапно их выражение снова поменялось. — Ты весь мокрый, — блондинка с огорчением осматривала свой вымокший подарок, висящий на мне мешком. Девушки относятся к своим подаркам вовсе не так, как некоторые парни вроде Хосока или Чонгука. Для них подарки — это сокровенное, то, что должно быть целым, непогрешимым, храниться бережно, как фарфоровая ваза.

— Прости, — вырвалось у меня. Огорчение маленькой СонЁн отозвалось в моем сердце болезненным покалыванием.

— Сними его скорее. Ты простудишься, — девушка торопилась снять с меня мокрую вещь. Как она стойко подавляет в себе свое расстройство, хотя всего несколько секунд назад доказывала мне, что боль в душе терпеть нельзя. Я помог СонЁн стянуть свитер с моей головы и, когда вещь была надета лишь на мои руки, спросил девушку:

— Могу я чем-то компенсировать это?

— Зачем? — Прошептала СонЁн, поднимая на меня свои золотистые глаза. Я шумно вздохнул.

— Я хочу быть искренним, — я яростно потряс руками, чтобы высвободить их из плена рукавов, и мягко притянул девушку к себе, больше ни о чем ее не спрашивая. СонЁн и не сопротивлялась, когда я горячо поцеловал ее, прикрывая глаза и стараясь не прервать поцелуй от ужасного смущения. Вместе с этим смущением во мне поднялось и ликование, которое душило меня, заставляло вбирать в грудь больше воздуха и дрожащими пальцами сжимать между пальцев складки тонкой блузки СонЁн. Вино ли ударило мне в голову или что-то другое, но я совсем скоро осмелел и расслабился. Однако моему ликованию не суждено было продлиться вечно, потому что гости возвращались в гостиную. Я с досадой оторвался от губ СонЁн, коротким взглядом давая ей понять, что это вынуждено. Блондинка спрятала лицо в волосах и схватила меня за руку своими тонкими пальцами.

— Мы встречаемся теперь?

Я открыл было рот для того, что утвердительно ответить ей, но не смог, потому что в комнату вернулся среди прочих Чимин. Я быстро отодвинулся от СонЁн, хотя мне до ужаса хотелось взять ее за руку. Я давно не испытывал ни к кому симпатии. Но, видно, долгие месяцы без отношений не иссушили во мне романтического чувства и жажды любить и быть любимым именно девушками. Почему я к Хёне не чувствовал такого? Я не знал. Очевидно, этому была причина.

— Чем занимаемся?

— Точно не колеса в бомбочки прячем, — парировал я, поднимаясь с места. — У меня есть еще одна вещь.

Я совсем и забыл о баллончиках с краской. Да и не хотелось мне выдавать их этим идиотам. Но тот некто, кто показал мне коробку с красками, настаивал на том, чтобы я использовал баллончики во что бы то ни стало. Хотя мне совсем не хотелось расставаться со своей новоиспеченной возлюбленной.

Однако же я притащил в гостиную и баллончики. Сказать, что Чонгук и Хосок были в восторге, значит не сказать ничего.

— Идем на улицу, это будет самое веселое, что происходило за этот вечер, — Чонгук даже выругался от счастья.

— О нет, я — пас, — правильная Минкён, которая на самом деле была истинной леди, которая делала вид, что не понимает, как вообще могла очутиться в таком обществе, отказалась от перспективы бегать по ночным улицам с краской. Хёна сказала, что устала., а вот остальные выразили желание идти. Чжухон уже не отговаривал Наён от этого рискованного предприятия, СонЁн смело улыбалась, отобрав у Чонгука баллончики и складывая их свою сумку, вытряхнув из нее все лишнее. Чимин, конечно же, был со мной. Он странно поглядывал на меня. Наверное, я выглядел, как роза майская, после поцелуя. Но мне было все равно. Я для того и шел в холодную ночь, чтобы охладиться. Чимин что-то бормотал про то, что мне необходимо переодеться, но я лишь отмахнулся. В глазах Пака сверкнули слезы. Лишь это меня остановило от мерзкого игнорирования чувств Чимина. Я тут же переодел запасную футболку. Чимин хотел заботиться обо мне, почему я не мог позволить ему эту маленькую слабость?

Мы вышли в не тихую тишину ночного Тэгу. В городе всегда что-то нарушает тишину, в городах она никогда не бывает мертвой. Где-то лают собаки, шумят машины, гудят провода. Я запахнулся в свою тонкую куртку. Если в прихожей дома я чувствовал себя между двух огней — Чимином и СонЁн, то мартовская ночь моментально освободила меня от невидимых оков. Мое лицо обдувал прохладный ветер. Я вскинул голову к небу. Я до безумия любил ночную атмосферу. Есть в этом что-то успокаивающее, приводящее в порядок беспорядочные мысли в голове, очищающее и освежающее. Я вспомнил, как когда-то мы с Чон Хосоком катались по ночному Кванджу на скейтбордах, заглядывая в окна домов, кружили по парковкам. Как же я был рад своим ожившим воспоминаниям. Плохие они или хорошие, какая мне была разница? Я захватил с собой из дому полароид и теперь остановился, направляя объектив на звездное небо, пересеченное проводами. Где-то высоко сверкала оранжеватая планета. Желтый серп месяца повис над длинным домом, в горизонт уходили выстроившиеся вдоль дороги фонари, ровно светящиеся рыжим. Полароид щелкнул, из него выехала готовая фотография. Я быстро спрятал ее в карман и положил фотоаппарат и фотографию в маленькую, заводскую коробку, чтобы не повредить его. Меня окликнули, и я поспешил догнать компанию. Да уж, я начал по полной использовать все свои подарки в первый же день.

СонЁн незаметно выудила из сумки баллончик и потрясла им, пританцовывая под самодельный бит. Девушка ловко открыла баллон и нарисовала на тротуаре желтую стрелку. Чонгук замахал рукой, показывая, чтобы СонЁн спрятала баллончик.