Беззвёздная дорога (СИ)

Как только он подумал это, ему показалось, что он видит кого-то вдали. Фингон тут же поспешно двинулся дальше по тропинке: мало было тех, которых он мог бы здесь встретить, и был один, которого он искал. Дорога вела его туда, куда надо, и вскоре в его сердце сильно разгорелись надежда и радость. Идти было ещё долго, но у него было острое зрение, и сколько ещё высоких, рыжеволосых эльфов могло бродить по ту сторону врат из слоновой кости?

Однако тот не увидел его, и шёл не туда, куда нужно. Фингон воскликнул:

— Маэдрос!

Отдалённая фигура остановилась, обернулась и помахала рукой.

Да, это был он.

Фингон бросился бежать по серой дороге так быстро, как только мог. Маэдрос ждал его в тени стройной молодой берёзы.

— Ты сегодня так торопишься! — сказал он, когда Фингон подбежал достаточно близко. — Куда ты так спешишь?

Он прислонился к дереву, сложив руки, улыбаясь;, а свет Тельпериона сделал белую берёсту серебряной, и сиял в волосах Маэдроса. Фингон ничего не сказал. Маэдрос как-то странно посмотрел на него:

— С тобой всё в порядке?

Это был он — и не он. Это было то же самое, что и со светом деревьев, поскольку здесь тоже было что-то, чего Фингон не видел с тех пор, как мир был молод. Это был тот Маэдрос, которым он был раньше: в глазах его не было тени, его улыбка была открытой, при нём не было ни меча, ни кинжала, ни какого-либо другого оружия, и он выглядел страшно удивлённым, когда заметил, что у Фингона с собой кинжал и лук.

— На кого же это ты охотишься? — сказал он; ибо этот лук был боевым, таким же как тот, что взял с собой Фингон к Тангородриму давным-давно. — Интересно было бы ещё узнать, при чём тут верёвка!

— Маэдрос… — сказал Фингон, и ничего больше уже не мог сказать.

Удивлённый взгляд Маэдроса стал искренне обеспокоенным.

— С тобой что-то не в порядке, — сказал он, подходя к нему. — Ты должен был мне об этом сказать. Садись, садись!

Фингон сел — практически упал — прямо тут, на серую дорогу, всё ещё не сводя глаз с Маэдроса. Тот подошёл и встал на колени рядом с ним; он взял его за руки — обеими своими руками обе его руки; Фингон смотрел на них, на левую, и на правую — и не слышал, как Маэдрос снова и снова повторяет его имя, пока, наконец, он почти не прокричал его.

— Фингон! — Теперь он выглядел очень обеспокоенным. — С тобой что-то нехорошо; нам нужно найти Эстэ в Лореллине.

— Я только что из Лориэна, — сказал Фингон. Он не сказал: «и там никого не было». Он не мог заставить себя это сказать — не этому Маэдросу, который выглядел таким юным. — Маэдрос, со мной всё в порядке, правда. Я просто очень рад тебя видеть.

На это Маэдрос улыбнулся.

— Ну я-то всегда рад видеть тебя! Может, пройдёмся вместе немного? Если ты только не слишком торопишься, чтобы гулять со мной.

Фингон на это громко расхохотался, сам не понимая, почему. Маэдрос всё ещё, казалось, волновался за него, хотя и неловко старался это скрыть. Он помог Фингону встать, смахнул пыль с его одежды, взял его за руку — его левая рука была в тёплой правой руке Маэдроса.

— А куда же мы идём? — сказал Маэдрос. — И для чего же всё-таки верёвка?

— Я пришёл отвести тебя домой, — сказал Фингон.

Маэдрос начал смеяться.

— Какой ты смелый! Но всё-таки мы идём туда, куда надо.

Посмотрев, Фингон увидел, что он действительно всё ещё стоит на серой дороге, хотя Маэдрос шёл по траве рядом с ней.

— Тебе будут… я хотел бы сказать очень рады, ну да ладно, — говорил Маэдрос по пути. — Я тебе в любом случае буду очень рад, и, может быть, нам повезёт и отец будет в кузнице и забудет про обед. Мама его всё равно отругала после последнего раза, так что вполне возможно, что он будет вести себя прилично, даже если ты не попадёшься ему на глаза. Ведь в любом случае ты же знаешь, что он это не серьёзно. — Маэдрос усмехнулся. – Ну, по крайней мере, не всё серьёзно!

— Маэдрос… — сказал Фингон, но Маэдрос его не услышал.

Они шли дальше, и Маэдрос держал руку Фингона в своей и говорил что-то приятное о всяких мелочах: о том, чем занимаются его родители, что говорит его дедушка, и про всяческие мелкие неприятности, в которые его братья или вляпались, или каким-то хитрым образом из них выпутались, а в самом худшем случае Маэдросу приходилось их вытаскивать. Он спросил про братьев Фингона, и про его сестру, и сказал, что Келегорм скучает по Аредэль; потом он на мгновение остановился и нахмурился, и внезапно стал рассказывать беспорядочный набор всяких историй про Келегорма и его собаку. В некоторых из этих историй Хуан был ещё щенком, в других — взрослым псом, и ни в одной из них тем могучим зверем, который сразился с Кархаротом. Фингон много не говорил. Он готов был заплакать. Много раз он думал о том, что им надо повернуть и он должен потащить этого Маэдроса обратно по этой дороге, в Лориэн, к вратам из слоновой кости, но его что-то удерживало. Маэдрос был не тот, кого он искал. Как же он мог отвести такого счастливого юношу обратно, к руинам его собственной жизни — жизни, от которой сам Маэдрос, более взрослый, в отчаянии бежал?

Серебряный свет Тельпериона всё ещё наполнял воздух; теперь, когда великое Древо достигло своего полного блеска, он был очень ярок: он был похож и одновременно непохож на дневной свет, ибо всё, чего он касался, окутывало сияние славы. Фингон уже смирился с тем, что будет вечно тосковать по этому свету —, но этот свет был здесь. Может быть, и ему самому возвращаться не надо. Может быть, это и был ответ: остаться здесь, в этом, ином месте: это было нечто большее, чем память, нечто меньшее, чем истина — место, где Деревья всё ещё сияли неосквернённым светом, и лишь крошечная серебристая речка нарушала тишину, смеясь по пути.

Только он это подумал, как Маэдрос дёрнулся и споткнулся, прервавшись на середине предложения, отпустил руку Фингона, чтобы вернуть равновесие.

— Извини! — сказал он. — От ветра что-то на лицо попало.

Он откинул волосы со лба и затем снова взял руку Фингона, но Фингон с сомнением посмотрел на него, ибо здесь не было ни малейшего дуновения ветерка.

И теперь он смотрел — он действительно смотрел, как будто бы он не вполне мог заставить себя сделать это раньше — он видел, что Маэдрос часто моргает и поводит глазами, как будто бы действительно дул какой-то сильный ветер, ветер, который чувствовал только он. Иногда он перекашивался и свободной рукой тёр глаза, или проводил рукой по волосам, как будто бы пытался избавиться от чего-то, чего Фингон не видел.

— Что такое? — сказал Фингон.

— Ничего! — ответил Маэдрос.

— Тебя что-то беспокоит, — сказал Фингон. — Пожалуйста, позволь мне… — Он потянулся — как раз в тот момент, когда Маэдрос сильно заморгал и снова повернул голову в сторону. Фингон провел рукой по волосам кузена. Когда он вынул руку из его волос, в пальцах его запуталась слегка липкая шелковистая нить, почти невидимая.

— Паутина? — спросил он.

— Я не знаю, откуда она берётся! — сказал Маэдрос.

Было почти невозможно увидеть этот кусочек паутины. Он был таким маленьким, таким тонким, и это было единственное, что не блистало в свете Тельпериона. Потом Фингон понял: нет, не единственное. Серая дорога, по которой он шёл от врат Лориэна, тоже не сияла.

Маэдрос разочарованно вздохнул.

— Ещё одна! — сказал он и провёл рукой по лицу, чтобы снять её. Фингон оглянулся, но так и не увидел, откуда берётся паутина. Его самого ни одна пока не коснулась.

— Я буду рад добраться до дома, — сказал Маэдрос. — Похоже, в это время года паукам раздолье — ну и пусть живут и радуются, только бы не лезли к другим.

Затем он перекосился и снова расчесал пальцами волосы; и когда он вынул руку, Фингон увидел что-то крошечное, чёрное, с множеством ножек в ладони его руки.

— Ой! — сказал Маэдрос и отшвырнул паука в траву. Он быстро заполз в тень колючего куста у дороги. Там, куда он направился, было какое-то движение, будто бы там были ещё пауки; и хотя это место было полностью на свету, свет не освещал его. И другие колючие кусты росли выше по берегу реки, и между ними простирались пятна тени.