Академия Надежды (СИ)

— Слова песни. Знаешь, обычно тексты пишет Мио, но… — девушка смутилась, словно сочинение песен было чем-то зазорным. — Да глупость какая-то получилась.

— Можно, я послушаю?

Кажется, этот вопрос поставил её в тупик.

— В смысле? Ты что, хочешь, чтобы я это спела? — запинаясь воскликнула барабанщица, краснея всё больше с каждой секундой. — Да что ты, куда мне до Мио с её «нежной шариковой ручкой любви», — Тайнака искренне рассмеялась, и я улыбнулась ей. Это прозвучало так приторно сладко, и я не могла не представить, как милая и кроткая Мио сочиняет подобные тексты.

Наверное, если бы я написала песню, там было бы слишком много игрового сленга.

— Думаю, у тебя получился отличный текст, — заверила её я, улыбаясь. — Ты уверена, что не хочешь показать?

Ритцу села на кровати, глядя себе под ноги. Она не решалась, и мне трудно было понять, виной тому стеснительность в подобных вещах или что-то другое. Я не пыталась её торопить. Прошло какое-то время, прежде чем девушка стала напевать:

Пой же, выше, выше, выше ноты ты бери.

На губах желание своё ты задержи.

Обратится в свет оно, лишь стоит высказать,

Ведь в нём скрывается душа.

Воспоминания нам вовсе не нужны,

Ведь мы сильны, дружны, друг в друга влюблены.

В сладкое прошлое, как взрослая, я вскоре окунусь,

А пока что я… скажу спасибо, но нет.

Даже сторонний человек признал бы в ней музыканта: так точно и складно лились ноты. Неуверенный поначалу голос к последним строчкам стал громче и ярче. Я улыбалась, чувствуя внутри себя первые за долгое время яркие лучи радости.

— Как-то так… — смущённо добавила она. — Но я никак не могу подобрать подходящую мелодию. Всё же, у Мио это лучше получается.

И тогда, на волне этого тепла и понимания, я запела сама. У меня не получалось так хорошо попадать в ноты, но я знала, каким-то внутренним чувством, как эти слова должны лечь на музыку. Ритцу смотрела на меня широко раскрытыми глазами, обомлев от удивления.

— Точно. Это оно! — тихо воскликнула она, позволив мне закончить. — Это идеальная мелодия!

Мне лишь оставалось улыбнуться ей:

— Я бы хотела услышать, как вы её играете.

Ритцу улыбнулась — с искренней грустью. И я поняла, что не могу молчать.

— Тебя что-то беспокоит? — пусть я и спрашивала, но ответ знала наверняка. И если бы она не хотела об этом говорить, я бы не стала вмешиваться. Но Ритцу, пусть и помедлив, не стала спорить.

— А тебя нет? Мы заперты в школе, где нас заставляют убивать друг друга, — фыркнула барабанщица, на что я покачала головой:

— Не это. Может, я плохо разбираюсь в музыке, но мне кажется, песнями люди часто пытаются выразить то, что у них происходит внутри. И в твоих строчках говорилось о другом, — осторожно заметила я.

Ритцу подняла на меня глаза; в её взгляде читалась какая-то обречённость.

— О чём же в них говорилось? — почти что с вызовом спросила она. Меня немного испугала её реакция, но это лишь подтвердило мои подозрения о том, что ей нужно выговориться.

— О том, что ты скучаешь о вещах из своего прошлого, которых здесь нет. И ты не можешь постоянно думать об этом, потому что должна быть сильной, — возможно, я всего-лишь фантазировала. Возможно, я ошибалась. Но именно это приходило на ум, когда я слышала, что и, главное, как пела Ритцу. — О своей любви.

Девушка вздрогнула, как будто её ударили. Может, она пожалела о том, что показала мне свои сочинения. Я не знала и не могла знать.

— Ты права, наверное. Я никогда не думала о том, что вложила в эту песню. Она как-то сама появилась, — Тайнака горько усмехнулась. — Но всё это в прошлом. Если я не выберусь отсюда, то так и не получу возможность признаться.

Ещё мгновение назад мы обсуждали песню, и вот — вновь все мои мысли были о том, как много потерял каждый из нас в этой Академии. Путаясь в собственных страхах и кошмарах, я часто теряла связь с действительностью, забывала, как сильно мои одноклассники хотят вернуться к обычной жизни — ничуть не меньше меня.

— Я бы всё отдала, чтобы мы отсюда выбрались. Или хотя бы Мио, — убито закончила барабанщица. И эти слова меня тоже напугали.

— Ритцу, ты же не…

— Я не могу убить другого человека, — она рассмеялась, так странно и холодно, как будто могла жалеть об этом. — Если бы только мы нашли выход…

Но выход был, и я о нём знала. Что бы это ни было — ловушка или настоящая дверь, запечатанная моим именем — это была единственная нить, ведущая к свободе.

Я не могла рисковать жизнями всех остальных. Я не могла больше смотреть, как они страдают. Если за этой дверью будет выход, я приведу помощь. Если ловушка — я не боюсь встретить свою смерть, чтобы предотвратить большие жертвы.

Это то, что должна была сделать именно я.

— Прости, я всё о себе да о себе. О чём ты хотела поговорить? — Ритцу вернулась к своему обычному состоянию; исчезли угрюмость и обречённость. Но я уже видела достаточно.

— Просто решила тебя проведать, — ответила я. — Мне надо идти. Хочу выспаться, завтра будет долгий день.

Ритцу кивнула и улыбнулась — на этот раз искренне, без тени сомнения.

— Спасибо, что поговорила со мной.

Я кивнула ей, поворачиваясь к двери, и добавила:

— Ты всегда можешь ко мне обратиться.

— Как и ты ко мне.

Оказавшись в коридоре, я направилась не в свою комнату. Ноги вели меня сами — вверх по ступенькам, на третий этаж, поворот за поворотом — к комнате физики, к неприметной двери в дальней её части. А там, за картонными коробками — ещё одна дверь, с кодовым замком.

Пароль?

Chiaki.

…

…

…и дверь была открыта.

***

Вчерашний ужин так и не дал им ответов на самый главный вопрос — стоит ли последовать указаниям, данным в видео. Хотя бы потому, что мало кто пришёл вечером в столовую. Мио видела, как Ритцу молча берёт еду в свою комнату; басистка чувствовала внутреннюю обиду на свою подругу, которая всё больше стала отмалчиваться, как будто и не было между ними никогда дружбы и доверия. Но Комаэда справедливо заметил, что ей, вероятно, просто нужно побыть одной.

Нанами тоже не было. Как и Люси, которая сказала, что плохо себя чувствует. Таким неполным составом они и пытались что-то решить — иносказательно, не называя предмета обсуждения, ведь Монокума до сих пор не подал виду, знает ли он об их авантюре.

Мио, Касуми и Комаэда хотели проверить, что скрывается за дверью.

Зоро, Шикамару, Хоро и Йо — были против.

Мио решила, что ей важнее разобраться, что происходит с подругой — свой голос она уже отдала, а остальное они должны решать большинством. И для начала нужно — очевидно — чтобы их стало больше. Не говоря уже о том, что Акияма, пусть она и нашла поддержку в лице Комаэды, скучала по глупым шуткам Ритцу и её заразительному оптимизму.

Поэтому тем утром, собираясь на завтрак, басистка стояла перед её комнатой. Ритцу долго не открывала, и из-за звуконепроницаемых дверей трудно было понять, спит она или, например, одевается.

Когда щёлкнул замок, Акияма с облегчением вздохнула, но ненадолго.

— О, Мио, — Ритцу выглядела удивлённой и даже немного встревоженной; она не открывала дверь полностью, будто пыталась что-то скрыть. Но внимательная Мио увидела за спиной подруги разбросанные по всей комнате листы бумаги, скомканные и перечёркнутые ручкой.

— Идёшь есть, балда? — вздохнула Акияма, глядя на неё с усталой улыбкой. Ритцу, не раздумывая, помотала головой:

— Я не голодна. И вообще, мне нужно прибраться. Зайди через полчаса, лады?

С этими словами, не дав Мио даже отреагировать, она захлопнула дверь и щёлкнула затвором замка. Девушка так и осталась стоять с открытым ртом, не зная, как себя чувствовать. Удивляться? Злиться? Тревожиться за неё? Ритцу никогда себя так не вела до этого, и басистка не могла вообразить себе ни единой причины, по которой её поведение могло так резко измениться.

Кроме одной — но за эту мысль Мио разозлилась лишь на себя.