С любимыми не расставайтесь (СИ)

— Где? — еле выдавил я, спотыкаясь на каждой букве.

— С тобой. — Шурка повернулся ко мне и вдруг схватил мою руку, сжав её так, что заломило суставы. — Тот парень…

Господи! Я совсем забыл про Михеля! Я снова утонул в своем Шурке.

— Это Мишка. Мой… лучший друг.

— Хорошо, — кивнул Шурка, продолжая терзать мои пальцы.

Он душу мою сейчас терзал.

Дома мы бродили по квартире, как неприкаянные — боялись друг на друга взглянуть, не знали, о чем говорить.

— Есть будешь? — наконец, спросил его я. — Можно что-нибудь приготовить…

— Неплохо бы, — отозвался Шурка. — Я сниму пиджак?

Сниму пиджак?! Господи, Шурка! Да прекрати ты надо мной издеваться!

— Ради Бога.

Шурка снял свой чертов пиджак и остался голым. Так, во всяком случае, мне показалось. Я увидел его соски, его позвоночник, лопатки и ребра. Его тонко отточенные ключицы резали мне белки, вскрывали черепную коробку. Этот анатомический шторм выдувал из моей разламывающейся больной головы остатки мозгов — я терялся… я не знал, в какой из сторон света находится моя кухня.

— Помочь?

Помоги мне, Шурка! Ты же видишь, как мне несладко.

Мы оказались на кухне. Я бездумно шарил по полкам и что-то упорно искал.

— Может быть, пасту? — предложил Шурка, и шторм начал понемногу стихать.

Пасту. Ну, конечно, пасту. Приди в себя, Дэн! Твой Шурка голодный.

Мы накрыли на стол и уселись напротив друг друга — ужинать.

— Жаль, не догадались купить вина… — цокнул языком Шурка. — Может, сгонять?

У меня сердце оборвалось: сейчас уйдет, сбежит, снова бросит.

— Нет!

Он даже вздрогнул.

— Ну, нет — так нет.

— Хочешь коньяку? По паре рюмочек наберется.

— Что ж ты молчал? — оживился Шурка. — Тащи.

Мы выпили и уставились каждый в свою тарелку.

— Я… — начал Шурка и запнулся.

— Как ты меня нашел? — неожиданно для самого себя спросил его я. — Не сегодня, а тогда…

Пальцы на ногах поджались. Тогда… Помнишь?!

— Дэн, не тупи. — Шурка снова разлил коньяк. — Тут хватит ещё на разочек… Конечно, если бы мы не столкнулись в автобусе… — Его передернуло — то ли от коньяка, который он тут же опрокинул в рот, то ли от мысли, что мы могли не столкнуться. — Короче, проще не бывает: вышел из автобуса, проводил тебя до института, потом выследил, где живешь.

— Выследил? Тоже мне, сыщик! — рассмеялся я, чтобы хоть как-то скрыть свою радость, разрывающую меня на клочки.

Шурка приподнялся и дал мне затрещину. Я онемел — вот это да!

— Ничего смешного! — Он грозно сдвинул широкие брови. — Знал бы ты, как я себя ненавидел! И как ненавидел тебя…

— За что? — спросил я, потирая затылок.

— Ты меня… подкосил. — Шурка мученически взглянул и закусил нижнюю губу.

— Подкосил?

— Да. Теперь каждый мой шаг стоит мне крови. Хватит болтать. Паста уже замерзла, а я, между прочим, голоден. — И добавил: — Во всех смыслах.

И снова взглянул на меня.

И взгляд его, в самом деле, был очень голодным.

И я понял, что покончив с пастой, он примется за меня. Поимеет так, что я закачаюсь.

И задрожал от счастья и такого же дикого голода.

Шурка, Шурка, Шурка, мой ненасытный любовник…

*

Он сжимал меня так, словно это не он, а я болтался где-то проклятые шесть тысячелетий, словно это я бросил его подыхать в белом углу.

— Солнышко, — просочилось мне в ухо жарко и отчего-то горестно.

Я изумленно вскинул голову.

Я лежал на его груди, которую пять минут назад вылизал от подмышки до подмышки.

— Что ты сказал?

— Ты — мое солнышко, — смущенно повторил он. — Такой же светлый и теплый. У тебя солнечные волосы, солнечные ресницы, и пахнешь ты, как… солнце…

— Вот, оказывается, где ты пропадал, и чем занимался, — улыбнулся я, дурея от счастья. — Нюхал солнце.

— Прости, что пропал… вот так… паскудно. — Я слышал каждый оттенок муки в его голосе.

Мне было невыносимо жаль его, честное слово. Но знать было необходимо, и я сказал:

— Да уж… Это было паскудно.

— Прости, — повторил он. — Я не хотел возвращаться.

— Почему?! — Я вырвался из его рук и сел, едва не плача от обиды, которая удушающей гарью заполняла мой рот. — Почему, Шурка?!

— Слишком много всего, Дэн… — Он закинул за голову руки, и мне стало ещё обидней — не притянул к себе, не обнял. Сижу рядом, как дурак, голый и никому не нужный.

— Чего много? Тебе стыдно, что мы… такие?

— Чушь собачья! — брезгливо поморщился он. — Дело совсем не в этом.

— А в чем?

— Дэн… — Он все-таки притянул меня к себе, все-таки обнял и прижал покрепче. — Можно, я не буду тебе отвечать? Сегодня…

— У тебя… кто-то есть, — догадался я.

Ну конечно! Ответ — проще не бывает. Закружилась у Шурки голова, а потом он очнулся, пришел в себя…

— Никого у меня нет, — прервал Шурка поток моих страшных догадок. — И никогда не было.

Я посмотрел на него, боясь поверить.

— То есть? Ты хочешь сказать…

— Я не занимаюсь сексом. Ты у меня первый.

Я не знаю, как удалось мне сдержаться — так распирал мне горло вопль потрясения.

Я. У Шурки. Первый. Умереть можно.

— Дэн, — предвосхитил Шурка все мои вопросы и вопли. — Давай спать. Я жутко устал.

— Давай, — лунатично согласился я. Говорить о чем-либо действительно было трудно.

Я согласился бы сейчас на всё, что угодно.

Давай выпрыгнем из окна?

Выпьем яду, как Ромео и Джульетта.

Вскроем вены и высосем друг у друга всю кровь.

Давай. Давай. Давай.

— Спокойной ночи, Дэн.

— Спокойной ночи, Шурка.

И мы начали целоваться…

А потом я перевернул Шурку на его теплый, впалый живот и любил — долго, нежно, глубоко. Шурка стонал без остановки, и продолжал стонать даже тогда, когда кончил.

Он так и уснул, постанывая мне в плечо.

Шурка, Шурка, Шурка…

Мой сказочный принц…

Комментарий к Глава 2 Солнышко

http://www.youtube.com/watch?v=SO9okH87WyI

========== Глава 3 Два месяца и одиннадцать дней ==========

Я осознаю, что выгляжу, как побитая собака. Точнее, пока ещё не побитая, но покорно ожидающая удара. Верная псина заискивающе заглядывает в глаза, слабо виляет хвостом, потому что очень боится своей непрекрытой преданностью и огромной любовью вызвать раздражение в том, перед кем стоит сейчас — жалкая, взъерошенная живая душонка, уверенная в неизбежном пинке под зад…

Это я.

Мы снова на остановке, и каждый миллиметр моего тела наполнен ужасом — всё это у меня уже было: остановка и «пока, Дэн»… Я очень стараюсь скрыть от Шурки свой ужас: курю, верчу головой в ожидании «чертовой колымаги», которой «нихрена не дождешься, хоть беги в институт на своих двоих»… Но Шурка всё видит, всё понимает, и при этом спокоен и холоден, как глыба льда.

Первым показывается его автобус, и меня тут же кидает в пот. Я суетливо пробую закурить снова, но Шурка отнимает у меня сигарету и… на глазах у всех!.. обнимает, улыбаясь в моё оглохшее ухо — так страшно гудит внутри меня переполненная отчаянием кровь.

— Сегодня я тебя «гуляю», идет?

Я тупо киваю и, не выдержав, начинаю «вилять хвостом» по всем правилам собачьей науки — жизнерадостно и неистово, повизгивая от невыразимого счастья.

Но спрашиваю ворчливо:

— Адрес не забудешь?

— Глупый… — Шурка проводит ладонью по моей спине. — До вечера? В шесть ты уже вернешься?

— В шесть… — Я не могу продолжить, потому что… не могу.

Шурка исчезает в дверях. Автобус трогается с места.

Сказать, что я совершенно спокоен и во всём уверен — беспардонно соврать. Я по-прежнему трепещу от страха, что никогда больше его не увижу.

*

Мы носились по квартире, как два урагана, наталкиваясь друг на друга, смеясь и чертыхаясь. Шурка обхватил меня локтем за шею и, притиснув к себе, пророкотал:

— Маленькая неугомонная сучка, из-за тебя я снова опаздываю, а я не опаздываю никогда!

И поцеловал взасос.