Свежий ветер (СИ)

За мгновение до того, как мы оказались внутри, луч света проник в кабину через лобовое стекло. Я посмотрел на Гарруса, лицо которого выражало охватившее его возбуждение, и в едином порыве мы положили руки на плечи нашему командиру, словно заверяя, что мы рядом до самого конца.

Однако ожидаемого конца не последовало. Внезапно окружавший нас шум «поплыл», а затем изменился, и мы уже находились не на Айлосе – «Мако» мчался в воздухе над Президиумом со скоростью космического корабля, бороздящего пространство. Резко подавшись вперед и обхватив Шепард руками, я создал биотический барьер, защитивший нас троих во время сокрушительного удара бронетранспортера о поверхность.

Выбравшись из пылающей и искореженной машины, мы отправились на поиски бывшего Спектра, с боями прокладывая себе дорогу по Цитадели. В тот момент, когда я уже был уверен, что мы опоздали, Джена вышла из укрытия и, подняв руки, двинулась к Сарену. Я едва не закричал в знак протеста, однако вовремя прикусил язык, вспомнив, что вне зависимости от моих к ней чувств она являлась коммандером Шепард – непобедимой, неодолимой и способной на то, что другим было не под силу.

«Еще не все потеряно. Используй свой шанс, если хватит смелости», - сказала она Сарену, нарушая клятву собственноручно и с наслаждением убить его. Но взгляд ее глаз оставался непреклонным, и позже она призналась мне, что ей необходимо было верить в то, что его воля окажется сильнее оков машины. Так оно и вышло – трясущейся рукой Сарен приставил дуло пистолета к челюсти и нажал на курок.

В считанные секунды я уже находился у консоли и, загрузив программное обеспечение, полученное от Стража, вновь открыл каналы связи с «Нормандией» и кораблями остальных флотов. Шепард принялась отдавать приказы с такой уверенностью, словно на самом деле имела полномочия командовать военными силами Альянса, и это сработало: Совет был спасен, Властелин уничтожен, а вторжение предотвращено. Мы победили.

А затем, в течение нескольких ужасающих секунд после того, как нас с Гаррусом вытащили из-под завалов, я думал, что она погибла. Но вот на лице Андерсона отразилось невероятное облегчение, и, обернувшись, я увидел ее – хромая, она поднималась на вершину огромной кучи обломков со своей неизменной ухмылкой на губах - и чуть не заорал от радости. Я хотел подойти к ней, помочь забраться в медицинский транспорт, но и сам был ранен, а она и без меня не испытывала недостатка в помощниках. Лишь несколько часов спустя, оставшись наконец в одиночестве в чьей-то квартире, превращенной в полевой госпиталь, я осознал, что все позади.

Я слышал, как за стеной Шепард разговаривала с Андерсоном и голограммами членов Совета, все еще находящихся на борту «Восхождения», пока медсестра обрабатывала ее раны. Когда происходят подобные события, времени на то, чтобы прийти в себя, обычно не находится – члены Галактического правления хотели немедленно узнать все подробности, чтобы иметь возможность отдавать распоряжения своим подчиненным. Она не ошибалась, когда говорила, что является глазами и ушами власть предержащих, и без подобных ей они были беспомощны.

Меня отпустили на следующий же день – мои раны оказались не очень серьезными и должны были зажить сами по себе, в то время как других пострадавших все еще вытаскивали из завалов. Прежде, чем вернуться в посольство, я зашел навестить Шепард, но она спала; в результате падения обломков ее нога едва не оказалась сломанной, и слегка сползшее одеяло открывало толстую гипсовую повязку, обеспечивающую правильное распределение медигеля. Громким шепотом дежурный медбрат пожаловался, что ему с превеликим трудом удалось уговорить Шепард отдохнуть и позволить травмам исцелиться. Помня, что для всех остальных являюсь лишь ее лейтенантом, я ушел, позволив себе на прощание посмотреть на ее спокойное во сне лицо.

Следующие несколько дней, проведенных мною в посольстве, я приходил в себя после полученных ранений и давал официальные интервью от имени Шепард, используя слова вроде «засекречено» и «продолжающееся расследование», создавая у общественности впечатление, что мы знаем, что происходит, даже если они и пребывают в неведении. Я не делал никаких выводов, старался избегать конкретных фактов, но пока Альянс не представил официальной версии произошедшего, этого было достаточно. Как объяснить простому обывателю, что такое Жнец?

Репортеры новостных каналов признались, что из всей команды «Нормандии» я являлся самым «приятным» для глаза среднестатистического зрителя. Шепард была знаменита, однако ее пугающая репутация заранее настраивала людей на определенный лад. И хотя она могла выйти практически из любой неприятности исключительно благодаря умению вести беседу, у нее просто не хватало времени на журналистов. Джокер слишком любил поязвить, Прессли навевал тоску, а все остальные члены экипажа являлись представителями иных рас. Я же был бравым солдатом Альянса со спокойным голосом и мог пояснить произошедшее так, что все представали в выгодном свете, особенно Шепард. В итоге мое лицо, наряду с фотографиями и видеозаписями остальных членов команды, Андерсона, Совета и других личностей, являвшихся «эксклюзивными источниками информации в Альянсе», оказалось на всех экранах Цитадели. Да, эта работа была важной, но при этом оставалась абсолютно неинтересной, и я скучал по «Нормандии». Хотя, может быть, я просто скучал по ней.

Спустя три дня, в течение которых я практически не мог выбраться из посольства, позвонила мама и поинтересовалась, почему узнает о моем участии в боевых действиях из новостей. Она рассказала, что готовила обед и, услышав мой голос, доносившийся из телевизора, от неожиданности уронила тарелку. Впрочем, она не слишком расстроилась этому факту – теперь, по ее словам, я был чем-то вроде героя родного городка, что автоматически сделало популярными и ее с отцом, который теперь не платил за выпивку. Когда мама спросила про Шепард, мне пришлось тщательно следить за выражением лица, чтобы не выдать ничего лишнего; даже если она и заметила что-то, то не показала вида.

Попрощавшись с ней, я снова отправился в больницу – согласно имеющейся у меня информации Шепард все еще находилась там. Прошло четыре дня с тех пор, как я видел ее во плоти – слишком долгий срок.

Но в ее постели оказался какой-то незнакомый молодой солдат, подключенный ко множеству различных аппаратов. Подошедшая медсестра призналась, что узнала меня из новостей и, согласно полученным инструкциям, передала мне планшет, добавив, что я должен попытаться образумить моего командира и заставить ее отдыхать, даже если она и отказалась оставаться в больнице.

Сообщение на планшете гласило: «Ненавижу это место, вернулась домой - Д» и сопровождалось номером, по которому, как я предположил, мне удастся с ней связаться. Я не был уверен в том, что записка предназначалась именно мне, однако подпись из первой буквы ее имени казалась достаточно личной.

Я вернулся в свою комнату в посольстве, открыл программу связи на консоли и набрал номер. Палец замер над кнопкой вызова голографического дисплея, но я никак не мог заставить себя нажать ее. Я нервничал, и зародившееся где-то в желудке волнение заставляло чувствовать себя идиотом - я вел себя, как подросток, терзающийся вопросом звонить ли понравившейся ему девочке, а не как битый жизнью солдат, думающий о женщине, с которой вместе проливал кровь, не говоря уже о том, что переспал. Дважды.

Но она также являлась моим командующим офицером. Сейчас, когда мы больше не считались беглыми преступниками, эта деталь вновь стала казаться очень важной.

Шепард оставила мне номер. Я позвоню только для того, чтобы убедиться, что она отдыхает, как и велела мне медсестра. Не давая себе шанса передумать, я нажал кнопку вызова и в ожидании ответа принялся наблюдать, как световые шары кружат по экрану.

Возможно, все дело лишь в разыгравшемся воображении, но мне показалось, что как только прозвучал звуковой сигнал, и изображение прояснилось, на ее губах появилась ленивая улыбка, отчего мое сердце пустилось вскачь. На ней была надета свободная футболка, спадавшая с одного плеча, а волосы оказались растрепаны. За спиной Джены виднелись очертания квартиры – маленькой, пустой и серой, но я смотрел только на нее. От царапины, пересекавшей ее челюсть, остался лишь едва различимый след, однако состояние ее ноги пока оставалось неизвестным – мне сказали, что травма была серьезной, и только броня и уровень адреналина в крови позволяли ей передвигаться.