Двадцать один год (СИ)

Однажды всей семьей съездили в Манчестер – просто чтобы побродить по магазинам. Купили отцу новый пиджак, Лили парадную блузку, а маме – нежно-голубые лодочки, в тон к её любимому летнему платью. Хотели и Петунию порадовать обновкой, но та отказалась: мол, все необходимые ей вещи есть, больше ничего не нужно. Правда, Туни после болезни стала куда мягче к родным, и они уделяли ей больше внимания.

Вернулись распаренные, усталые, голодные, с гудящим ногами. Шумно отобедали, обмыли покупки. Лили так и врезался в память этот момент: распахнутое окно, колышется розовый куст, мама рассматривает голубые лодочки (она всегда ходила в новых туфлях по дому, чтобы быстрее разносить), ловко сидящие на её все еще изящных ногах, а отец настраивает радио.

- Астор Пьяцолла. «Танго Свободы», - раздался голос диктора, и в кухню ворвалось напряженное и строптивое кружение мелодии. Мама и отец встретились взглядом, и он, поклонившись, поцеловал ей руку. Мама положила отцу ладонь на плечо, и, не поспевая за ритмом, но сразу погрузившись в мелодию по макушку, они пошли в танце.

В тот миг Лили поняла, что сейчас матери и отца нет, а есть Роза и Джордж, женщина и мужчина, она и он. Она плавно выступала – он окружал её, как добычу. Она томно изгибала шею, непринужденно перебирала стройными ногами – он властно брал за талию, сжимал мягкую ладонь и вел. Её голубой подол бился об его колени, и невозможно было сравнить в те минуты, кто же красивее – мягкая томная Роза или уверенный, властный Джордж.

Интересно, танцевали ли когда-нибудь – сейчас-то, ясное дело, нет – отец и мать Северуса? Навряд ли: Лили почему-то не верилось, что такой, как Сев, мог родиться у людей, нежно влюбленных друг в друга. Вот родители Джеймса Поттера, скорей всего, и теперь могут на зависть молодым пуститься вальсировать. Почему же настолько видно, кто рожден в любви, а кто её не знал? Но ведь закон не оправдывает людей, совершивших преступление, будь они хоть тысячу раз несчастными. Не оправдали Клайда Гриффитса, несмотря на всю его тяжелую жизнь. И Северуса не оправдают, когда придет черед – а что черед придет, Лили уже и не сомневается. Он общается с расистами, изучает темные искусства, презирает других и готов идти по головам ради карьеры. Это в четырнадцать лет – а в восемнадцать что с ним будет? А в двадцать?

Мама и отец, отдыхиваясь, пьют лимонад, и на смену грустным мыслям появляются хулиганские. Интересно, станцует ли Лили с Джеймсом Поттером что-нибудь, кроме джиги? К примеру, танго?

========== Глава 27. Четвертый год ==========

Снова осень нахмурила небо и дохнула самым первым холодком. Сквозь стекло купе Лили привычно рассматривала перрон, небо, грустно брызгавшее моросью, и суету прощания. Сама она на сей раз прибыла в Лондон лишь в сопровождении Северуса: отец был на смене, а мама накануне простудилась, и папа настоял, опасаясь осложнений, чтобы она осталась дома. Впрочем, Сев, кажется, был невероятно доволен, что у них с Лили впереди целый день практически вдвоем.

Она вытащила из сумочки бутерброды с ветчиной, вафли с карамелью, апельсиновый сок, и в кои-то веки друг позволил себя накормить. На перроне кто-то громко закричал, чтобы ему вернули зонт, Лили снова прильнула к стеклу и расхохоталась: обиженно вопивший оказался взрослым парнем – никак не младше седьмого курса – длинным прыщавым очкариком с надутыми губами. Парень почувствовал её взгляд, обернулся и зло, запоминающе прищурился.

Лили так и не узнала, вернули ли долговязому его зонтик: поезд тронулся. Не успели они с Севом управиться со снедью, как в купе заскочили, даже, очевидно, не проверив, есть ли там кто-нибудь, хаффлпаффский староста Джон Грин и Батшеба Фергюссон.

- О чем ты хочешь поговорить? – голос слизеринки был насмешливо-кокетлив. – Все о том же самом?

- Да, Шеби. О Клубе слизней. Если бы ты знала, как мне необходимо туда попасть. Слагхорн не может не понимать, что и я чего-то стою…

- Ты? Чего-то стоишь? – Батшеба рассмеялась холодным раскатом, как когда-то Петуния – после признания Северуса, что он волшебник. – Ты, грязнокровка, чего-то стоишь? Разве вылизывать мне ботинки!

Джон страшно покраснел, но стиснул зубы.

-Ты слишком ко мне жестока, - проговорил он чуть дрожащим голосом. – А ведь ты мне нравишься. Ты очень мне нравишься, Шеби, поэтому я и прошу именно тебя. Наверное, я тебя, - он потянулся к ней, приобнял за талию, - я тебя люблю…

Она, лукаво блестя глазами, снова вывернулась и только тут заметила Северуса и Лили. Скривилась, демонстративно помахала перед носом, будто разгоняя неприятный запах, повернулась на каблучках.

- Поздравляю, Джонни. Опять будешь посмешищем всей школы. И да, ты пока неловок, как медведь. Учись ухаживать за девушками. Тогда, может быть, я похлопочу, чтобы тебя взяли в Клуб слизней официантом. Хотя кто на тебя обратит внимание, несчастный грязнокровка? Разве что самое большое пугало на твоем убогом факультете.

Батшеба хищно улыбнулась и вышла. Джон некоторое время оставался на месте, казалось, вовсе не замечая свидетелей унизительного для него разговора. Он о чем-то думал, теребя волосы, потирая лоб. В зеленоватых глазах блеснула догадка, Джон усмехнулся сам себе и нырнул в коридор.

Лили медленно допила сок. Северус сидел, сильно выпрямившись; его лицо кривилось от легкого омерзения.

- Что такого в этом Клубе слизней, что туда так тянутся? – девочка повела плечами. – Я слышала, что он полезен для карьеры, но неужели из-за этого…

- Грин, - Сев слегка запнулся, - он магглорожденный. Ему карьеру сделать будет много сложнее, чем чистокровным. Без чьей-то помощи – почти никак.

- Знаешь ли, я вот тоже магглорожденная, - Лили вздернула носик. – Но из-за карьеры так унижаться ни перед кем не буду.

Сев посмотрел на нее, словно учитель – на любимую ученицу.

- Не унижайся. Ни перед кем. Никогда. Это последнее дело. Хотя, - он задумался. – Слизнорт. Скорей всего, позовет тебя к себе в клуб. Может быть, не в этом году, но в следующем – наверняка. Он выделяет тебя.

- Ты не завидуешь? – лукаво спросила Лили.

- Я рад, - ответил Сев серьезно.

Да, старик зельевар благоволил к Лили – она замечала это каждый урок, и даже на переменах Слизнорт здоровался с ней по-особенному. Именно её зелья он чаще всего ставил в образец на занятиях, хотя Алиса, Летиция или противная Эльза были по крайней мере на одном уровне с ней, а лучшими в классе, безусловно, получались зелья Северуса. У нее иногда спрашивал, какую пластинку лучше поставить: Слизнорт любил, чтобы дети работали под классическую музыку. Лили иногда слышит, как Сириус заявляет Джеймсу:

- Змеиный декан, кажется, неравнодушен к Эванс.

- Он старый! – фыркает Джеймс.

- Многим разница в возрасте – не помеха, - нежно лепечет вечно льнущая к Поттеру Пенни-Черри.

Однажды Слизнорт, как часто бывало, остановился рядом с котлом, около которого Лили спокойно отмеривала капли настойки полыни, склонил круглую усатую голову набок и промурлыкал:

- Мисс Эванс, а вам не приходило в голову перевестись на Слизерин?

Лили едва успела схватиться за запястье, чтобы не опрокинуть от удивления ложку. Позади присвистнули Поттер и Блэк. Мери и Марлин закашлялись. Лили на всякий случай покосились на слизеринцев: Эльза с подругами, Мальсибер и Эйвери сидели с таким видом, будто их в праздничных платьях свалили в грязь. Сев механически считал капли.

- Что… Что я там забыла? – выдавила из себя Лили, сама испугавшись, как грубо вышло. К счастью, учитель лишь рассмеялся:

- Какая очаровательная дерзость! Вы гриффиндорка, определенно гриффиндорка. Но, знаете, мне хотелось бы иметь более тесное отношение к столь талантливой и обаятельной студентке. Хотелось бы быть вашим деканом.

- Боюсь, вашим ученикам не хотелось бы того же, - вырвалось у Лили: слишком жгли спину ненавидящие взгляды слизеринцев.