Берег и море (СИ)

Кора упала, и по тому, с какой лёгкостью Крюк выхватил у неё кинжал, я поняла, что она мертва.

Я убила её.

— Послушай…

— Нет, это ты меня послушай, — я не кричала, не срывала голос ради того, чтобы Эмма наконец меня поняла. Вместо этого я тихо и спокойно сказала: — Не говори мне, что всё наладится, что жизнь на этом не заканчивается, и тому подобное. Лу — моя дочь, и я… — То, что собиралась сказать, у самой в голове не укладывалось, но всё же я решила продолжить, сделав глубокий вдох. — Генри — твой ребёнок. Всегда был, есть и будет твоим, Свон. Я не слепая, вижу, как он к тебе тянется и как смотрит на тебя… Когда в его жизни появилась ты, я ушла на задний план, и только сейчас я понимаю, что это… нормально. Потому что всё для меня обрело совершенно другой смысл, когда я вспомнила, что у меня самой есть ребёнок. Я всегда буду любить Генри как родного, но он твой сын. И моя дочь умерла ради того, чтобы он остался твоим, и чтобы другие в этом городе остались живы. Кроме Лу у меня больше никого нет… Я не могу позволить ей снова исчезнуть.

Я ждала, что Свон, как обычно, взорвётся шквалом вопросом и возмущений после моей неожиданно откровенной речи. Но она сказала:

— Я и не собиралась делать ничего подобного. — Шаги, а затем скрип ножек стула по полу за моей спиной. Я обернулась: Эмма опустила на него одно колено, принимая расслабленную позу, и теперь держала в руках мою книгу с заклинаниями. — Перемотаем наш разговор в самое начало и сделаем вид, что я сразу с порога предложила тебе помощь.

***

Дэвид ушёл, сославшись на то, что обещал дать Эмме урок танца перед сегодняшний балом, и теперь Робин ведёт меня на выход из замка в сторону густого леса.

Я молчу, он тоже, однако если я просто не знаю, о чём говорить с незнакомым человеком, Робина, кажется, совершенно не тяготит тишина. Он лишь иногда приподнимает голову, когда над нами пролетает какая-нибудь птица, а всё остальное время просто идёт чуть впереди и придерживает ветки деревьев, норовящие ударить по лицу.

— Ты сегодня какая-то молчаливая, — сообщает Робин.

Сегодня. То есть, мы действительно знакомы не первый день?

— Это… всё бал, — оправдываюсь я словами Дэвида. — Нервничаю.

Робин резко останавливается на месте и поворачивается. Только на таком близком расстоянии замечаю, что он не просто крепкий — он невероятно широкоплеч и, как мне кажется, способен запросто завалить лошадь, если представится случай.

— Не волнуйся, — его мягкий голос совсем не вяжется с телосложением, но зато прекрасно подходит добродушному лицу. — Мы с мамой очень гордимся тобой.

Странное волнение разливается в груди.

«Мы с мамой», — он произнёс это так, будто является моим отцом.

— Кстати, где она? — как бы невзначай интересуюсь я.

- Уехала в город с самого раннего утра, — отвечает Робин. Он обнимает меня за плечи и возобновляет движение. — У неё для тебя сюрприз! Она, конечно, просила меня не выдавать эту тайну, но если ты сможешь попасть в летучку с первого раза, то я, так и быть, приоткрою эту завесу!

Робин смотрит на меня сверху и чуть сбоку и улыбается. Несмотря на новые вопросы, родившиеся в голове, я отвечаю ему тем же, хоть и моя улыбка, как мне кажется, получается скупой и немного грустной.

Мы останавливаемся, когда перед нами открывается небольшой участок леса, где почти нет деревьев. Но те, которые растут вокруг этого места полностью покрыты сидящими на ветках птицами: красивыми и белогрудыми, с длинными вытянутыми крыльями и маленькими тёмными клювиками. У меня складывается впечатление, будто бы эти птицы ждут чего-то.

Робин снимает с пояса несколько небольших мешочков. По тому, как он мнёт их в ладонях, и по характерному щёлкающему звуку я понимаю, что внутри что-то рассыпчатое, может мелкий гравий или, например, бусины.

— Я бросаю — ты стреляешь, — произносит Робин, катая мешочек между ладонями.

Я нервничаю. Нельзя себя выдавать до тех пор, пока я не встречусь с Реджиной, поэтому киваю. Робин считает до трёх, слегка приседает и мощным взмахом руки подкидывает мешочек невероятно высоко. Я тут же выхватываю стрелу из колчана на спине, размещаю её на дуге лука, определяю приблизительное место, где движущийся объект и моя стрела смогут встретиться и стреляю.

На какое-то мгновение мне кажется, что дикая боль сейчас снова вернётся вместе с наконечником, торчащим из моей груди. Но вместо этого стрела точной и ровной линией сбивает мешочек, отчего он лопается, будто воздушный шар, и на землю вокруг нас падает что-то мелкое и белое.

Робин смеётся. Я вытаскиваю это из волос и зажимаю между двумя пальцами.

Рис.

Мы всего лишь пришли покормить птиц.

И когда они порхают с веток на землю и принимаются клевать угощение, я вдруг тоже заливаюсь смехом.

— Я знал, что тебе это пойдёт на пользу, — произносит Робин. — Реджина настаивала на том, чтобы сегодня ты полностью погрузилась в подготовку к предстоящему вечеру, но я подумал, что так будет лучше.

— Ты хорошо меня знаешь, видимо, — подмечаю я.

Робин ведёт плечом, мол, всё может быть.

Следующую летучку — оказывается, так называются эти самые мешочки с различным зерном — в воздух бросаю я.

***

— Это не сработает, — Голд сразу же отмёл очередную мою идею.

К слову, уже, наверное, пятнадцатую. Я обессиленно выдохнула и накрыла ладонями лицо. Не может быть, что у Тёмного мага, его подопечной и дочери Прекрасного Принца и Белоснежки не получилось вернуть к жизни всего лишь одного человека!

— Вся эта ваша магия, — донёсся до меня мурлыкающий голос Капитана Крюка. Язык у него заплетался, а комната из-за него пропахла ромом, — бред собачий.

— Следи за выражениями, пират, — буркнула в ответ Эмма.

Я опустила руки по швам и внимательно осмотрела людей, которые вызвались мне помогать. Голд, он же Румпельштильцхен, был здесь лишь потому, что чувствовал вину во всей сложившейся ситуации — это факт. Я видела это по тому, как бегали его маленькие глазки, как он раз за разом то совал ладонь в карманы отглаженных брюк, то слова вынимал её и принимался барабанить пальцами по столу. Было приятно видеть его таким… взволнованным и осознавать, что в этой комнате я не единственная, кто винит себя.

Эмма Свон была здесь потому, что ей, видимо, нравится всех спасать. Я больше не испытывала к ней ярой ненависти, и всё же её излишний энтузиазм и незатухающий огонь в глазах иногда выводил меня из себя. Её голос всё время звучал так, будто бы она действительно верила в то, что нам удастся найти способ вернуть Лу из мира мёртвых до того момента, как она начнёт разлагаться прямо на диване.

Я поморщилась и передёрнула плечами, а затем обратила взгляд на Капитана Крюка. Он выглядел хуже всех: под глазами огромные синяки от недосыпа и алкоголя, а ещё, кажется, под правым у него алел фингал. Когда он коснулся подушечками пальцев синеющих губ Лу с такой нескрываемой нежностью, что внутри меня все внутренние органы свернулись в один огромный тошнотворный клубок, я заметила его сбитые в кровь костяшки.

Он был на грани, как и я. В этой комнате мы были единственными, кто действительно не переживёт, если ничего не удастся сделать.

— Он прав, — неожиданно для самой себя произнесла я. — А иначе мы бы уже нашли хоть что-то.

Теперь все взгляды были направлены на меня.

— Реджина, мы что-нибудь придумаем, — тихо сказала Эмма.

— Что? — взорвалась я. — Тебе удастся убедить меня только в том случае, если у тебя есть заклинание, которое позволит мне отправиться в прошлое и никому не отдавать мою дочку!

Зеркало на стене разлетелось на мелкие осколки, но вздрогнула только Эмма; точнее, вздрогнула и ругнулась. Голд даже бровью не повёл, а Крюк лишь лениво перевёл взгляд на разбившийся предмет, достал из кармана плаща фляжку и сделал глоток.

— Если говорить начистоту, то в этом есть смысл, — вдруг сообщил Голд.

Он, прихрамывая, подошёл ко мне. Я отметила на вороте его пиджака серые следы книжной пыли.