Робинзоны (СИ)

- Кай… Блин, как же здорово! Ты где рисовать так научился?

- Я художник. Уже довольно известный в определенных кругах. Портретист. Но последний год рисую только его, - Кайрос с обожанием посмотрел на лицо, рожденное на песке его памятью. – У меня нет фото, и это бесит больше всего. Я каждый день его рисую. По памяти. И часами смотрю. Наверное, я бы с ума сошел, если бы вы вдруг на голову не свалились, - Кайрос широко улыбнулся.

- Кай, так ты… гей, что ли? – с опаской спросил Билл. Он был абсолютно невежественен в вопросах секса, и знакомство с настоящим геем пугало, и в то же время странно возбуждало его.

- Гей, конечно. А что тут такого? Я привык давно, да и не представляю себя другим. И ко мне друзья привыкли. А что, вас это напрягает?

- Нет, ни капельки, - быстро ответил Билл.

- Ага, только задницей я к тебе теперь буду опасаться поворачиваться, - засмеялся Том.

- Да нужна мне твоя задница, блин. Расслабься. Кстати, спать нам придется вместе, дожди ночью часто идут. И звери ходят… На улице страшновато, хоть и тепло.

- Звери? – Билл широко распахнул глаза. – Какие звери?

- Да ничего особо страшного, но неприятно. Кабаны дикие, змеи, койоты. Мелочь всякая. Паук может приползти, я нескольких уже видел. Здоровые, гады…

У Билла против его воли навернулись слезы на глаза. Он с детства страдал арахнофобией и ненавидел любых ползучих гадов. Как в кошмарном сне все…

Том, безошибочно определив состояние друга, тепло его обнял за голые плечи.

- Билли, ну ты чего, не бойся. Мы тебя укроем, защитим, никто к тебе не приползет!

- Боже-боже, какие нежности! Я прямо завидую! – Кайрос с удовольствием смотрел на парней.

- Придержи язык, грек. Мы, в отличие от тебя, определенно натуралы. Вряд ли ты склонишь нас на сторону зла, - Том подмигнул.

-Ну, это мы еще посмотрим, - Кайрос обратно подмигнул Тому. – Я уже месяц без секса, между прочим. Посмотрю на тебя, когда ты тут проторчишь еще какое-то время. На луну взвоешь!

- Эй, а может, пожрем что-нибудь? – жалобно перебил Билл. Ему не нравилась тема, на которую перешел разговор парней. Думать о чем-то подобном было ужасно неприятно. Даже в шутку.

- А что, давайте, - Кайрос легко вскочил на ноги и бросился сооружать костер прямо на пляже. – Том, помоги, неси ветки сухие! Крабы в шалаше. И фруктов надыбай быстренько каких-нибудь.

- А почему Том? А я? – обиженно вопросил Билл.

- С Томом мы быстрее управимся. А ты отдохни пока, толстячок, - Кайрос хохотнул и пошел собирать ветки.

Билл почувствовал, как предательские слезы подступают к глазам. Зло моргнул, покрутил головой. Обидно. Даже на гребаном необитаемом острове – «толстячок»! С*ка этот грек. И, ко всему прочему, гей! И на Тома смотрит нехорошо.

Билл покосился на парней, которые готовили ужин, весело переговариваясь. И вдруг почувствовал резкий укол ревности. Прямо в сердце, от чего даже закружилась голова. Том? Он приревновал Тома? К греку? Клиника. Нет, это точно клиника.

Билл стряхнул минутное наваждение и направился к парням. От костра доносился запах жареного краба, от которого потекли слюнки.

Вопреки крышесносящему аппетитному запаху, крабы были совершенно несъедобны. Сухие, как башмак. Такое чувство, что жуешь резину.

Билл, давясь, съел все-таки безвкусное мясо.

- Блин, ну и жизнь. Ни соли, ни соуса, ни сигарет. Ни-че-го, блин. Как мы жить тут будем, Том? И родители уже с ума сошли…

Том нахмурился. Это было больно – думать, что сейчас происходит с их родителями. Наверняка, они уже оплакивают безвременно погибших детей. Успокаивало только одно – их родители были вместе, все вчетвером. И могли поддержать друг друга.

А тела, видимо, найдут еще не скоро…

Спать… Или уже проснуться? Пойти куда-нибудь? А куда? Больше месяца. Сегодня двенадцатое декабря. Кай исчез пятого ноября. На что я надеюсь? Что он вдруг объявится, здоровый и невредимый, и улыбнется мне, как раньше?

Нет. Нет его. Совсем нет, нигде. Самое страшное, что я даже на могилу не могу съездить. Нет ее, этой могилы. Ничего не осталось.

Мы думали, что будем жить вечно. Вдвоем. Планы такие строили… Даже пожениться хотели. А теперь… Надо, наверное, в Америку ехать. Обратно. Но это значит, еще дальше оказаться от НЕГО. Я не могу. Пока не могу.

И нет меня чувства, что он умер! Нет, и все. Понимаю, это глупо. Но, мне кажется, что я его чувствую. Чувствую, что он думает обо мне. Скучает. Боже, как же я скучаю по тебе, малыш мой невероятный! Страшно думать, что больше никогда тебя не увижу. Жалею, что не прыгнул с тобой тогда. Вместе, в океан. Умерли или выжили – но мы были бы вместе…

Невеселые мысли Диллона разорвал телефонный звонок.

Брендон.

- Дилли? Ты жив там, вообще? Может, встретимся уже, а? Я соскучился!

Брендон был их общим с Кайросом другом, и Диллон неожиданно обрадовался его звонку.

- Да, Брен. Давай, конечно. Только я не хочу никуда выходить. Приезжай, а?

- Черт, парень, ты на себя не похож! – Брендон с тревогой рассматривал похудевшего, осунувшегося Диллона. Некогда яркие голубые глаза потускнели от бесконечных слез, волосы безжизненно висели. Худой, как щепка, с выпирающими отовсюду костями.

- Да, бл*ть. Знаю, - Диллон криво усмехнулся. – А как я должен выглядеть? Я же даже не знаю, жив он или мертв, блин!

- Дилли, а ты что, еще надеешься? – осторожно спросил Брендон.