Конкурент мой (СИ)

Блуждавший по телу взгляд наткнулся на не до конца залеченные царапины, покрывавшие живот Ворона. Как я их просмотрел? Хорошо хоть, заживляющая мазь всё ещё стояла на небольшом столике возле окна. Мне не хотелось его будить. Судя по увиденному на полуразрушенной вилле, денёк у него выдался не из лёгких. Но мои руки, втиравшие мазь в царапины, сами собой срывались на ласку, вначале едва ощутимую и осторожную, при которой кончики пальцев лишь слегка касались бархатистой кожи вокруг сбегавшей к паху дорожки жёстких чёрных волос, потом… а потом я заметил, что мышцы его живота напряглись, а ровное спокойное дыхание лишь чуть-чуть, лишь немного, едва заметно участилось.

- Ты не умеешь притворяться. Я сразу понял, когда ты очнулся, – мои губы уже почти касались его уха, ероша дыханием почти высохшие волосы. И когда я успел прижаться к его телу?

Провокатор! Он развёл меня, как младенца, но возмущение его изворотливостью быстро кануло в Лету, унесённое наслаждением, которое дарили его руки и губы. Никогда и ни с кем другим я настолько не растворялся в эмоциях и переживаниях, никогда не позволял партнёру безраздельно властвовать над своим разумом и телом. На мгновение сквозь полыхавший во мне огонь страсти словно ледяная игла пронзила сердце. Страх. Страх поверить и потерять. Но я остатками отказывавшей воли сбросил его мутную пелену и без оглядки растворился в обжигающей волне стучавшей в висках крови, получая и даря наслаждение. Вороннн!!! Мой! Северус!!!

На какое-то время я, видимо, провалился в послеоргазменный полусон, прижавшись к тяжело дышавшему Ворону, всё ещё сжимавшему моё плечо, но поспать нам была не судьба. Чей-то до боли знакомый голос, раздававшийся из-за двери, очень убедительно обещал вынести оную напрочь, если мы её, родимую, не откроем. Эйфория, туманившая голову, не сразу дала сообразить, что особняк Блэков своим присутствием почтило моё бывшее начальство. Мерлин Великий!!! Да что они все привязались?! За последний месяц я сталкивался с Шеклболтом чаще, чем за последние семь лет!

Каюсь! Смалодушничал. Смылся в ванную, оставив Северуса одного отбиваться от сдвоенного натиска Кингсли с Малфоем… За что и был наказан. В душевой было слышно каждое сказанное в комнате слово. Каждое! Не помню, как вернулся в комнату. Я всё же не был настолько идиотом, чтобы не понять, что для Шефа Британского Аврората «воскрешение» Северуса не было неожиданностью. Он знал… Они все знали. И про то, что он выжил, и про артефакт. А я-то, наивный, ещё удивлялся, чего это лучший ученик такого параноика, как Хмури, поверил на слово бывшему аврору, не потребовав доставить поднявший такую бурю в Магическом Мире артефакт в самое защищённое из хранилищ Министерства.

«Эх, Поттер, Поттер, ничему-то тебя жизнь не научила!» – привычный бархатный голос моего второго «Я» заставил перевести взгляд с Шеклболта на Северуса, и мне с трудом удалось удержать на лице маску насмешливого безразличия, скрывая почему-то полоснувшую по сердцу боль. Вот оно! «Ты хотел поверить? И как? Поверил? И что теперь?» Что ты так встревоженно смотришь на меня, Ворон? Поговорим, говоришь, когда вернёшься? Ну что ж, поговорим. Пора заканчивать это приключение. Мне нельзя было впускать тебя в свою душу, Ворон. Кого угодно, только не тебя. В груди почему-то саднило и что-то словно не давало дышать. Ничего, я возьму себя в руки и выкину из головы напрочь это сумасшествие. Обещаю! Только вот облегчения это обещание не принесло.

К тому времени, как пришла моя очередь отвечать на каверзные вопросы Кингсли, я уже успел взять себя в руки и только язвил, пожалуй, несколько больше обычного, изображая святую невинность и полную неосведомлённость в событиях, произошедших на вилле Ворона. Лгать – не лгал, но слова переворачивал с ног на голову так, что сказанное мною кардинально меняло смысл.

Видел ли я магглов, напавших на поместье? Видел, а как же! Что говорите? Их было больше семидесяти. Да вы что?! Я имел несчастье лицезреть только двадцать. Как один маг может справиться с такой ордой? А я откуда знаю! Меня там не было. Лично я там ни одной живой души, кроме мастера Сангре, не видел. Ну-у, Долохов с Уорреном у нас же официальные покойники. Так что – тоже правда… А что вы хотели? Чтобы я, шесть лет общаясь с самым лучшим манипулятором Магического Мира, не научился играть словами? Ну, вы меня прямо за идиота держите! А это уже оскорбление… Я ведь и обидеться могу…

В общем, допрашивавший меня следователь Аврората сорвался на крик уже через четверть часа, и Кингсли взял дело в свои руки, выставив истерика за дверь. И правильно! Если уж его от меня так колбасит, что ж случится, когда ему кто-нибудь вроде Беллы-покойницы попадётся? Непорядок. Я хоть и не служил больше в этом славном ведомстве, его престиж не был для меня пустым звуком… О чём тотчас же и сообщил Главному Аврору. Шеклболт долго смеялся, но от идеи вытрясти из меня-любимого нужные ему сведения не отказался, в течение двух часов пытаясь поймать меня на ошибках и нестыковках в ответах. Дело закончилось ничьёй: про ПСов он ничего узнать не смог, но Гильдией Зельеваров заинтересовался всерьёз.

Игра с Шефом в старую как мир игру «кто кого переупрямит», принесла хоть какое-то облегчение, на несколько часов избавив от мыслей о Вороне, а потом тоска навалилась с новой силой. Но я уже всё для себя решил. Снейп… слишком глубоко проник мне в душу, добравшись до моего настоящего «Я». То, что мы испытывали друг к другу, было… слишком сильным, почти болезненным чувством. А я с детства привык к тому, что те, кем дорожишь больше всего на свете, уходят. Всегда. И это больно. Очень больно.

Мне с трудом удалось сосредоточиться на расшифровке последних записей в дневнике мастера Чар, но постепенно работа отвлекла от переживаний, и я погрузился в неё с головой, позабыв о времени. Пару раз в кабинет заходила Нарцисса, но, чувствуя моё настроение, не приставала с расспросами, а просто молча убирала пергаменты с записями со стола и ставила передо мной поднос с едой, дожидалась, пока я, не замечая вкуса пищи, проглочу всё принесённое ею, и затем вызывала домовика, чтобы унёс грязную посуду. Ворон появился только под утро. При взгляде на его встревоженное лицо моя решимость разорвать так пугавшее меня наваждение подувяла, но я всё же сумел взять себя в руки, максимально честно объяснив причину своего отказа от отношений:

- Думаю, я просто не могу себе тебя позволить, Ворон… – а вот заглянуть после этого ему в глаза мне решимости не хватило. Честно говоря, я просто сбежал из кабинета и старался избегать Ворона все последующие дни, встречаясь только в его уцелевшей от погрома лаборатории для проведения очередного ритуала. Он отвечал мне тем же, появляясь в особняке Блэков лишь глубокой ночью и сразу же исчезая в выделенной ему спальне. Остальные жители дома – Герми, Рон и так и не вернувшийся в Малфой-Менор Хорёк – шарахались от нас, как от прокажённых. Мы, словно два танцора, танцевавшие танго на минном поле, опасались сделать лишний шаг или сказать лишнее слово. Часы складывались в дни, так в напряжённом противостоянии пролетела неделя. Работа продвигалась вперёд семимильными шагами. Не за горами уже был завершающий этап. С каждым днём создаваемое Вороном зелье становилось всё сложнее и требовательнее в приготовлении, да и применяемые в ритуалах чары прочно перешли в разряд Высших, и мы теперь часами пропадали в лаборатории. Постепенно стена отчуждения между нами таяла. Слово здесь, прикосновение там, склонившаяся над плечом фигура, рисующая что-то на пергаменте. Рабочие моменты, в которых, собственно, не было, да и не могло быть ничего интимного, но… от одного его запаха, от звуков хрипловатого голоса над ухом, от взглядов… Особенно от взглядов! Мне просто срывало крышу, вызывая во всём теле тянущую боль постоянного возбуждения и неудовлетворённости. Скрывая свои чувства, я снова начал язвить по поводу и без повода. Он не оставался в долгу, всё чаще позволяя себе двусмысленные высказывания. Напряжение между нами нарастало, но я пока что держался, стараясь как можно больше времени проводить с друзьями, в неразлучную парочку которых как-то незаметно влился белобрысый Хорь, похоже, напрочь забросивший своё чистокровное семейство и буквально пустивший корни на Гриммо 12.