Два мира, Две войны

— Ну, не жди, что мы расскажем это, Гриндевальд, потому что ты будешь разочарован, — ответил Гарри.

— Думаю, нет. В любом случае, не будет никакого веселья, если вы расскажете мне все сразу.

— Ну, так где мы? Ты действительно думаешь, что Дамблдор не найдет нас?

— Мой дорогой мальчик, никто вас не найдет. Ваши друзья отправились в Польшу, а вы двое — в моей штаб–квартире в Чехословакии. Точнее — в Таборе, немного южнее Праги. Кто когда–нибудь подумает искать вас здесь?

— Они найдут способ, я знаю это.

— Можете обманывать себя сколько угодно, я не стану спорить. Но предупреждаю. Храня эту маленькую надежду, вы сделаете себе только хуже, когда я, наконец, решу убить вас.

С этими словами Темный Лорд развернулся на пятках и покинул комнату, закрыв и заперев за собой дверь.

— И что нам теперь делать? — спросила Джинни.

— Только то, что мы можем сделать. Ждать. Очевидно, что мы не можем сами выбраться отсюда, и никто не знает, что нас надо искать здесь. Мы что–нибудь придумаем, не волнуйся. По крайней мере, мы точно знаем, что произошло с Роном и Мионой, и знаем, где находимся мы. Хотя, у меня есть идея, как мы можем что–нибудь разведать.

— Как?

— Смотри.

Гарри поднял рукава и освободил запястья.

*Симби? Нира? У меня есть работа для вас.*

*Что ты хочешь?*

*Нас поймал Гриндевальд. Во–первых, я хочу знать, можете ли вы телепатически достать до Теи отсюда.*

*А где это здесь?*

*Чехословакия.*

*Мы не сможем установить связь на таком расстоянии. Если бы она была жива, это было бы возможным, но в виде призрака она нематериальна, поэтому связаться с ней крайне сложно. В Хогвартсе это можно сделать, если она рядом, но не через несколько стран.*

*Хорошо, это был просто вариант. Если я подниму вас к решетке на двери, вы сможете оглядеться вокруг? Нам нужно знать, что происходит снаружи, чтобы спланировать побег.*

*Отлично, мы вернемся, как только что–нибудь узнаем.*

Симби и Нира вернулись только следующим утром. Гарри спал, обняв Джинни, чтобы согреть ее, когда Симби начала щекотать языком его ухо. Резко сев, он посмотрел вниз на змеек.

*Это было не по–дружески.*

*Извини, Гарри.*

*Узнали что–нибудь?*

*Не очень много. Антимагические заклинания наложены на все камеры и связанные с ними коридоры. Большинство комнат защищены от магии. Единственные незатронутые места — кухонные помещения и тронный зал Гриндевальда.*

*У него есть тронный зал?* — недоверчиво переспросил Гарри.

*Он считает себя повелителем остальных, и, следовательно, думает, что заслуживает трон.*

*Ух ты, насколько же можно быть самовлюбленным?*

*Гм…*

*Это был риторический вопрос, Нира*

*О!*

*Что еще вы обнаружили?*

*В тронном зале есть пункт для трансгрессии, отмеченный знаком Уроборос, выложенным мозаикой. Все здание также защищено от почты. Совы и другие птицы не смогут найти заключенных внутри стен.*

*Это исключает возможность, что Дамблдор отследит нас с помощью Фоукса. Хотя, возможно, он может сделать это для Гермионы и Рона…*

*Сомневаюсь. Я могу сказать, что это стандартное условие для таких мест, включая лагеря, в одном из которых находятся твои друзья.*

*Спасибо за помощь. Я не знаю, что могу сделать с информацией, но позже она может быть полезной.*

Только змеи свернулись в кольца на запястьях Гарри, как дверь распахнулась, разбудив при этом Джинни.

— Что ж, я вижу, вы оба проснулись. Я решил, что вы принесете больше пользы живыми, а не мертвыми. Вы оба очень сильны, но я сломаю вас. Присоединяйтесь ко мне сейчас и вы избежите боли.

— Мы никогда не примкнем к тебе, Гриндевальд.

— Вы уверены, мистер Эванс? Я видел, как вы используете могущественную Темную Магию, вы один из нас в своем сердце.

— Может, я и Темный волшебник, но не злой. Я никогда не сдамся тебе, что бы ты со мной ни сделал.

— Посмотрим, — ответил Темный Лорд, грубо пнув при этом Гарри по ребрам.

Глава двадцать вторая. Ах, какая прелесть!

Переводчик Dark_Malvinka.

На второй день пребывания здесь вновь прибывших на рассвете вывели из барака и согнали в здание на дальней стороне лагеря, где всем коротко постригли волосы. На обратном пути Гермиона воспользовалась шансом оглядеться. Дорожки между многочисленными рядами деревянных бараков были сделаны из гравия, от которого через некоторое время начинали болеть ноги. По всему периметру стояла высокая ограда из колючей проволоки, с охранными башнями. На земле, примерно в метре от забора, была обозначена линия. Если по какой–то причине ее пересекал заключенный, охранники одной из башень расстреливали его. Примерно в середине пути к месту назначения один из солдат, шедших рядом с группой, пнул женщину в нескольких футах впереди Гермионы, из–за чего она споткнулась. Как только она поднялась на ноги, мужчина оттолкнул ее от группы. И, поскольку она пересекла линию, один из охранников выстретил ей в голову. Гермиона не могла смотреть на ее тело, когда проходила мимо, но глубоко в душе знала, что в дальнейшем она не раз увидит подобное. Ее замутило от смеха солдата, шедшего перед ней.

После инцидента с расстрелом Гермиона продолжила оглядываться вокруг. Она увидела бараки, где держали мужчин, и попыталась придумать способ попасть туда и увидеть Рона. Ничего не шло на ум, и ее мысли приняли совершенно другое направление, когда она заметила открытую площадку с петлей, свисавшей с деревянного столба.

Когда их волосы были подстрижены, новичков провели там, где стояли другие заключенные в ожидании проверки. Яника прошептала девушке, что им придется выстраиваться в ряд каждое утро напротив главных ворот. Только она закончила говорить, как распахнулась дверь башни у главных ворот, и оттуда появился рослый человек, очевидно высокого ранга, который встал перед собравшимися заключенными.

— Guten Morgen, meine Damen und Herren. (Доброе утро, мои дамы и господа).

Человек произнес длинную речь о дисциплине, предназначенную для новичков. Яника внимательно слушала его, словно пытаясь запомнить. Гермиона ничего не понимала, поэтому решила воспользоваться возможностью осторожно поискать в толпе Рона. Несколько раз взгляд выхватывал короткие рыжие волосы, но это был не ее друг. Она расстроилась, подумав, что ему тоже пришлось обрезать волосы. Он отращивал их, как его брат Билл, с лета, после четвертого курса. Обидно потерять их. Она не успела найти друга, но толпа начала движение, поэтому девушка быстро прошептала Янике:

— О чем была речь?

— Он рассказал нам о нескольких правилах. В основном, он обращался к нам, новичкам. Мы получим приказы, когда вернемся в барак.

— Приказы?

— Да. Это же трудовой лагерь. Нам покажут нашу работу. Также он дал нам возможность добровольно принять участие в медицинских исследованиях.

— Не нравится мне, как это звучит. А он сказал, когда мы будем есть?

— Мы будем питаться утром и вечером в здании столовой. Нам не дадут поесть сегодня утром, поскольку время будет потрачено на ознакомление с работой. Он объяснил, что Гроссрозен — это лагерь с самообслуживанием. Мужчины, в основном, работают на дальней стороне в строительстве новых бараков и расширении лагеря.

— Так значит, заключенные сами строят свою тюрьму?

— По существу, да.

— Как ужасно.

— Знаю.

Им пришлось притихнуть, когда они подошли к пункту назначения. Все ждали в тишине, пока солдат зачитывал имена и раздавал задания. Когда Янике и Гермионе сказали, чем они будут заниматься, девушки беззвучно заплакали.

К восемнадцатому апреля Гермиона привыкла к рутине. Лагерь стал, в ее представлении, адом на земле, но она справлялась с этим, как только могла. За последние несколько недель она сильно потеряла в весе из–за постоянного труда и скудной пищи. Глядя на ее исхудавшие черты, очень трудно было узнать девушку, которой она была когда–то. Ей дали работу, которую она считала худшей из всего, что могло быть. Она работала в крематории лагеря, месте, куда отправляли людей, которые были застрелены, повешены за непослушание, попытки побега, болезни, умершие от голода или вследствие ужасающих экспериментов, которые проводили ученые. Гермиона стала одной из тех, кто приносил тела из подвала на тележке, чтобы затем сжечь их в печи. Она ненавидела едкий запах жженой плоти, который наполнял здание, когда печь была растоплена. Черный дым, поднимавшийся из трубы, служил безмолвным напоминанием всем заключенным о том, что они должны соблюдать правила.