Маска (И)

Но почему же на глаза наворачиваются слезы, а в горле встает тугой ком?

— Босс, все нормально? — Гокудера, едва прозвенел звонок, подлетел к Тсуне и принялся с беспокойством разглядывать его лицо. Шатен был очень бледен, а его глаза сияли совсем не так, как обычно. Он потер плечи, будто ему вдруг стало очень холодно, и отвел взгляд.

— Д-да, — Тсуна попытался улыбнуться, но вышло очень криво. Парень быстро собрал учебники и тетради и, стараясь смотреть куда угодно, но только не на друзей, вскочил со своего места. — Я домой, увидимся завтра, — скороговоркой произнес он и выбежал из класса. Такеши и Хаято недоуменно переглянулись и, пообещав себе завтра же во всем разобраться, пошли конвоировать Мукуро, Кена и Чикусу до их жилища. Друзья знали, что бегает Тсуна очень быстро, поэтому попыток догнать его не предпринимали, они даже не удивились, когда ни во дворе школы, ни по дороге не увидели его. Добавлял спокойствия и тот факт, что Реборн наверняка был рядом с шатеном. Уж кто-кто, а киллер точно сможет защитить его в случае чего.

Хотя Тсуна и сказал, что пойдет домой, в реальности он даже не думал об этом. Вместо этого он отправился в самое свое любимое место — на крышу. Там всегда было легче: страх немного отступал, мысли приходили в порядок, и даже самая ужасная и безвыходная ситуация уже не казалась такой безнадежной. Ощущение свободы — мимолетное — принесенное ветром, дарило надежду, робкую, краткую, но такую желанную. Быть может, однажды все изменится?

Тсуна вздохнул полной грудью и присел около ограждения. Он обхватил руками колени и положил на них голову. Будто издалека слышались голоса учеников, обсуждающих очередную контрольную или планы на вечер. То и дело слышался смех и задорные крики. Тсуна наблюдал за всем этим с грустью, ведь сейчас все эти дети придут домой, где их ждут родители. Взрослые будут спрашивать о школе, хвалить за успехи или ругать за оплошности, но потом все они сядут и в теплой, семейной атмосфере поужинают, весело болтая и обсуждая последние новости. Тсуна по-доброму завидовал всем им, ведь его-то никто никогда не хвалил, а только ругали и били.

Нане всегда было все равно, как учится ее сын. На собраниях она картинно вздыхала и охала, когда говорили о неудачах Тсуны, но, придя домой, лишь бросала презрительный взгляд на мальчика и не говорила ни слова. Конечно, она знала, что Кея, будучи ГДК, не позволит исключить Тсуну, поэтому ничего и не делала. Шатену было многое непонятно из школьной программы, но спросить было не у кого, ведь мать, в лучшем случае, игнорировала его, а отец слишком редко бывал дома, чтобы еще помогать ему с учебой. Единственный, кто помогал Тсуне, был Кея, но парень был всего на год старше шатена, поэтому в некоторых вопросах и сам терялся.

Год за годом Тсуна пытался учиться, старался понять материал, но каждый раз терпел неудачу. Сперва учителя старались помочь ему, но, видя неудачи подростка, довольно скоро решили, что это бесполезно, и прекратили, а одноклассники, подражая взрослым и видя в шатене лишь наивного и неуклюжего простачка, сделали его предметом насмешек и издевок.

Было обидно до слез осознавать, что на тебя махнули рукой все: и взрослые, и дети. А самое горькое было то, что никто вокруг не понимал, как тяжело жить один на один с матерью, которая ненавидит и презирает своего ребенка. Больно было и от незнания отца, но его ли винить в этом? Разумеется, если бы он бывал дома чаще, все было бы по-другому, но и Тсуна виноват в его неведении. Если бы сам парень переборол свой страх, рассказал обо всем, что делает Нана, он хотя бы посеял в сознании отца семена сомнения, и Иемитсу со временем увидел бы истинную картину.

Как ни печально было это признавать, но Тсуна, от части, сам был виноват в своих страданиях. Это угнетало. Душа рвалась на части, но изменять что-либо было уже слишком поздно…

— Прячешься, — Тсуна едва заметно вздрогнул, услышав знакомый голос. — А ведь друзья волнуются.

— Они все равно не смогут ничем помочь. Уже слишком поздно, — горько ответил парень, не глядя на собеседника. Грустные мысли и болезненные воспоминания никак не хотели покидать голову шатена. Он даже не сразу сообразил, что сказал правду, которую столько лет скрывал. Молчание затянулось.

— Ты не прав, — Тсуна снова вздрогнул, он опять ушел в свои мысли и уже забыл о собеседнике, чей голос вдруг стал таким решительным, твердым. — Ты знаешь не хуже меня, что никогда не поздно все изменить. Ты показал мне это. Ты вернул меня к жизни. И именно ты очистил мою душу от скверны, — Мукуро присел рядом с шатеном и заглянул в его глаза. Тсуна сильнее сжал руками колени и прикусил нижнюю губу.

— Я не смогу… Это… — голос предательски дрогнул, и парень отвел взгляд, стыдясь своей слабости. Почему-то рядом с Мукуро, Тсуна не мог сдержаться и говорил то, что думал. Маска, которую он создавал и носил годами, трусливо прячась за ней, вдруг треснула.

— Наши судьбы похожи, — неожиданно сказал иллюзионист и посмотрел куда-то поверх головы Тсуны. — С самого рождения я не был свободным, сперва меня использовали как подопытного, затем заперли в тюрьме. Много лет я каждый день думал, а смогу ли я хоть как-то изменить свою участь? Смогу ли сбежать? Смогу ли стать свободным? И знаешь, что стало мне ответом? — Тсуна покачал головой, а Мукуро по-доброму ухмыльнулся. — Это был ты. В тот момент, когда ты схватил меня и пропустил через меня свое пламя, мой разум прояснился. Я был скован собственными страхами и ненавистью, но ты помог мне преодолеть их. И посмотри на меня теперь. Я учусь в школе, у меня есть дом и друзья, а впереди я вижу свободу. Всего восемь лет, и я смогу распоряжаться своей жизнью сам, как захочу. Ты подтолкнул меня к изменениям. Да, не все приходит сразу, но то, что уже есть, заставляет поверить в лучшее. Я верю, ты сможешь справиться. Пусть постепенно, но ты все преодолеешь. А рядом с тобой будут друзья, что поддержат и приободрят. Ты не один.

— Ты сказал, что наши судьбы похожи. Ты знаешь, что я не свободен, откуда? — Тсуна нахмурился и испытывающее посмотрел на иллюзиониста, что сейчас был так не похож на себя обычного. Не было ни ехидных ухмылочек, ни пошлых шуточек, только искренность и желание помочь.

— По твоим глазам, — Мукуро загадочно улыбнулся, но больше ничего не сказал, мастерски делая вид, что не замечает недоуменных взглядов шатена.

Тсуна хмыкнул и перевел взгляд на небо. Время пролетело так быстро. Казалось, еще пару минут назад солнце было в зените, а сейчас неумолимо приближается к горизонту. Оно окрасило небо в приятный оранжево-розовый цвет, сделав это так прекрасно, что Тсуна, залюбовавшись, на миг позволил себе забыть о страхах. Морщинка на его лбу разгладилась, и лицо, наконец, приняло умиротворенный вид. Мукуро поднялся, не собираясь мешать парню наслаждаться спокойствием, но шатен вдруг схватил его руку и несколько испуганно, попросил:

— Не уходи, останься.

И он остался. Мукуро сидел рядом с Тсуной и крепко держал его за удивительно тонкую и холодную руку. Солнце садилось все ниже, а подростки продолжали сидеть бок обок и тихо разговаривать ни о чем, старательно обходя больные темы. Пару раз иллюзионисту даже удалось вызвать улыбку у Тсуны, но почти сразу же она пропадала под грузом невеселых мыслей и переживаний.

— А почему ты здесь один? Я думал, Гокудера-кун и остальные все еще не доверяют тебе, — спросил в какой-то момент шатен.

— Они все еще не могут отличать иллюзию от реальности, — по-кошачьи усмехнулся Мукуро, явно довольный тем, что смог провести друзей Тсуны. Шатен же только фыркнул, уже думая, как бы научить подростков видеть сквозь иллюзии. В перспективе это более, чем нужный навык.

Снова воцарилось молчание. Оно не было угнетающим или неловким, а наоборот, оно было таким уютным. Казалось, будто они сидят так уже целую вечность, и будут продолжать это еще столько же, ведя неторопливую беседу под тихую песнь ветра. Уходить совсем не хотелось, но это было необходимо.