Времени неподвластно (СИ)

- Нет! Никогда!

«Тогда уйди! Оставь его в покое! Или ты даже на это не способен?!»

- Ты прав… – Зари осторожно склонился над телом спящего и невесомо коснулся губами его рта, тотчас же разрывая поцелуй, заставив себя не обращать внимания на сорвавшийся с уст любимого в полузабытьи шёпот «Зар…», и стремительно вышел из палаты, направившись прямиком к кабинету директора.

Ровена, поджидавшая его возле Больничного крыла, присоединилась к мужу:

- Зар, это больше не может так продолжаться…

- Ты права.

- … в один прекрасный момент… Что-о?

- Ты хотела сказать, что я превращаюсь в чудовище, которым был мой отец. Ты права.

- Нет-нет! Я не это хотела сказать! Ты не чудовище! Просто… вам с Риком надо либо послать к Мордреду весь Магический мир и быть вместе, либо…

- Расстаться. Ты права. Моё пребывание в школе может закончиться для него, да и для всего нашего дела плачевно. Именно поэтому я и принял решение…

- Что ты задумал?!

- Отправлюсь в Серпентер. Помогу Ричарду. Работа в школе налажена и присутствие кого-то из Основателей – лишь дань традиции и собственная наша потребность учить.

- Но, Зари, а как же… – Ровена застыла посреди коридора, ошарашено глядя вслед другу, которого все считали её мужем.

- Ты? А ты останешься, – Салазар с печальной улыбкой посмотрел в глаза жене и, обняв за плечи, прошептал на ухо: – Я уже большой мальчик, «мамочка», и не нуждаюсь в чьей-то заботе. Хогвардс – это твоя жизнь, поэтому я не хочу, чтобы ты покидала его. А мой отъезд… Вот увидишь, он принесёт всем только облегчение.

На то, чтобы уговорить Магистра Певерелла освободить его от обязанностей декана и преподавателя, ушла пара часов. Игностус и сам понимал, что это противостояние не может больше продолжаться. Когда-нибудь его самые лучшие ученики могли перейти черту и убить друг друга. Поэтому не сильно-то и сопротивлялся отставке Салазара.

К тому времени, как выспавшийся и восстановивший свои силы Годрик проснулся, его бывшего возлюбленного уже два часа как не было в замке. То, что было потом, не сохранилось в записях ни одной из хроник, и только в книге хозяйственных расходов осталась скупая сиротливая строчка: «На восстановление Больничного крыла были потрачены десять тысяч галлеонов». В этот раз с утихомириванием Годрика не справилась даже Хельга, и только объединёнными усилиями обеих Основательниц и Магистра Певерелла Гриффиндора удалось успокоить.

Время продолжало свой неумолимый бег. Слава Хогвардса и магов, его основавших, вышла далеко за пределы трёх королевств острова. Имена Основателей гремели по всему магическому Миру. Ими восхищались. Им завидовали. Их боялись. Слова «Слизерин» и «Гриффиндор» стали символами Власти и Могущества. Годрик с Салазаром старались видеться как можно реже, пересекаясь только на каких-то очень важных мероприятиях в Лондоне и Эдинбурге. Ричард Слизерин женился на ведьме-француженке, подарившей ему двух сыновей и дочь. У Альберта Гриффиндора было четверо сыновей, а его сёстры, вышедшие замуж за двух датских военоначальников, принесли Рику каждая по двое внуков. Казалось, Жизнь намеренно разводила их в разные стороны, а Время прицельно лишало общих друзей и знакомых.

Почти на девяностом году жизни погиб, спасая своего внука, Игностус Певерелл, к тому времени уже давно ушедший с поста Директора и живший у сына в Певерелл-холле. Примчавшиеся на его похороны Салазар с Годриком только удивлённо переглянулись и пожали плечами, когда Марк рассказал им, что последними словами его отца, которые тот твердил, словно заклинание, перед тем, как впасть в кому, были: «Простите меня, мальчики». И ни один из таких сильных и мудрых магов не понял, что это у них старый Учитель просил прощения, проваливаясь во тьму и бесконечность колодца Оракула, в котором под хохот старой ведьмы Мелюзины раз за разом к нему приходили яркие и страшные картины того, чего он добился в своей гордыне, приняв видение одной из возможных ветвей развития реальности как не подлежащее сомнению предсказание будущего. Именно поэтому терзаемый чувством вины Игностус и не смог победить кому.

А через пять лет после смерти бывшего директора во время неудачного эксперимента в своей лаборатории погибла Ровена. Трагедия, унесшая единственного друга, заставила постаревшего и ставшего нелюдимым Салазара окончательно отойти от политической жизни и управления Серпентером, передав все права и титул Ричарду, а самому с головой погрузиться в составление новых зелий и работу над книгами, многие из которых он, понимая всю опасность хранившихся в них знаний, специально писал на Серпентаго, чтобы не допустить попадания информации в руки посторонних людей.

Прошёл ещё десяток лет. Оба разросшихся рода, конечно же, уже не разделяла вражда, как было во времена Марволо и Ланселота. Но постоянная настороженность и ожидание удара в спину почти сводили на нет все возможности общения. Ричард и Альберт по праву заняли места Глав Родов, проявив себя мудрыми и сильными магами. Годрик и Салазар практически не влияли на принимаемые ими решения. За одним единственным, таким странным и единодушным для практически не общающихся Основателей исключением. Из всех возможных претенденток на роль жены своего младшего внука Рик выбрал младшую дочь Орина Торнтона, а Зар – в супруги младшему внуку – сына Элрика Свенсона. Теперь обе пары были вполне счастливы и имели уже собственных детей, достигших совершеннолетия, так что досужие разговоры, если они и были, давно сошли на нет. Казалось, рутина жизни и время разделили бывших возлюбленных навсегда, погасив когда-то сжигавшие их чувства. Но это только казалось. Просто маги научились носить маски, не позволявшие окружающим видеть боль и тоску, постоянно терзавшие их души. Не раз и не два после смерти Ровены Салазар порывался выбраться из своей лаборатории, в которую сам же себя и заточил, и поговорить с Гриффиндором, но одного взгляда в так не любимые им зеркала, на ненавистное, с каждым годом всё больше напоминавшее отца отражение хватало, чтобы это желание оставалось лишь порывом. Годрику было ещё сложнее. После того, как он отошёл от политики, переложив свои обязанности на сына, любая попытка отправиться в Лондон или Эдинбург, где он мог пересечься с Салазаром, вызывала у страдавшей каким-то неведомым недугом и прикованной к постели Хельги приступ истерики. Только в снах они могли встретиться и поговорить друг с другом.

Всё изменилось внезапно после смерти Хельги, когда, разбирая её архив, Рик наткнулся на старое письмо от Ровены, опровергавшее слухи о её помолвке с Салазаром и рассказывавшее о магической лихорадке, в которой целый месяц провалялся его возлюбленный. Дата на пергаменте не оставляла сомнений – жена знала о лживости слухов… Знала и ничего ему не рассказала, очень умело сыграв на его горе и с недюжинной женской хитростью затащив в постель. Теперь и слова Зара о Ричарде, и сдержанные объяснения Ровены, и намёки Магистра Певерелла приобрели совсем иной смысл. Годрик и раньше раскаивался в собственной порывистости, бросившей его в объятия Хельги и заставившей всю жизнь словно бы просить у жены прощения за то, что он её не любит и не сможет полюбить никогда. И теперь… теперь, спустя столько лет, выяснить, что все его попытки сохранить верность жене и позабыть старую любовь были совершенно напрасны – это было страшным ударом. Перед Годриком словно наяву промчалась вся его жизнь, после расставания с Салазаром заполненная только выполнением взваленного на свои плечи долга и обязанностями. Сердце обожгли боль и обида за напрасно потерянное время, собственную глупость и желание ничего вокруг не замечать. Маг, перерыв все бумаги, нашёл дневник жены и заставил себя прочитать наполненные слепой любовью к нему и ненавистью к Салазару строки. Верная, милая и, казалось, неспособная на предательство Хельга предстала перед ним совершенно в ином свете. Конечно же, он был сам виноват в том, что позволил ей манипулировать собственной жизнью, но после всего, что узнал спустя столько пустых, даром потраченных лет, не собирался чтить память покойной. И словно каменная плита, с каждым прожитым годом давившая на плечи всё сильнее, рассыпалась невесомой пылью, дав магу вдохнуть полной грудью. Годрик принял решение отправиться в Серпентер и, не обращая внимания на нежелание Салазара с ним общаться, попросить у него прощение за свою слепоту и все совершённые ошибки.