Красная - красная нить (СИ)

Я опустил глаза и посмотрел на упирающийся мне в грудь палец, как дуло пистолета. Это бесило. Хотелось сломать его. Сам Джерард бесил. Я ничем не заслужил такого обращения. Обида и гнев медленно поднимались внутри, этот разноцветный жгут, скрученный в восьмёрку, неожиданно пришёл в движение, и резко развернулся, хлестнув меня по глазам. Я поднял взгляд на него и резко, наотмашь хлопнув рукой по пальцу, сбил его руку.

- Иди ты на хрен, понял?! Ты тупой, упёртый осёл! – Я громко выплёвывал эти слова в его лицо, и по моим щекам катились горячие слёзы обиды, но мне было всё равно. – Я думал, мы – грёбаные друзья! Я думал, мы – одна команда! – каждая фраза у меня получалась громче и громче предыдущей, я уже почти орал. – Если ты не заметил, урод, мне тоже досталось, я еле унёс ноги оттуда, вытаскивая твоего брата! – я разошёлся не на шутку, размазывая ладонями слёзы по своему лицу, и почти не видя Джерарда за этой туманной пеленой в глазах.

- Придурок! Идиот! – он резко схватил меня и притянул к себе, крепко стискивая одной рукой моё тело, которое трясло от слёз и обиды. Я по инерции с силой ткнулся носом ему в плечо, и в глаза попали его волосы. От него пахло дождевой свежестью и табаком, такое странное сочетание.

- Чёртова ослиная задница, – уже тише говорил я, шмыгая носом. – Говнюк... – Джерард только еще сильнее сжал меня, и стало трудно дышать.

- Прости, Фрэнки, – тихо сказал он через какое-то время. Видимо, он докурил, и теперь стискивал меня обеими руками. – Правда, прости меня. Я на самом деле придурок. Спасибо тебе за то, что вытащил Майки.

- Заткнись, – отрывисто всхлипнув, сказал я. – Я не ради тебя это сделал. Он мой друг.

- Я знаю. Поэтому и говорю спасибо. Ты очень хороший друг, а я веду себя как козёл. Ты прав. Поэтому прости меня, хорошо? Я очень испугался сегодня. Я думал, что умру, когда увидел Майки таким, когда понял, что это я виноват. Мне даже показалось, что сердце начало останавливаться, – он усмехнулся.

Моё ухо прижималось к тёплой шее Джерарда, а его острый подбородок упирался мне чуть ниже плеча. Я слышал слова, что он говорил, когда они были ещё внутри горла, я слышал, как он дышал. И успокаивался. Меня перестало трясти, и слёзы перестали бежать неконтролируемым потоком. Хотелось вытереть лицо, но мои руки были крепко прижаты к бокам руками Джерарда. Я хотел уже было высвободиться, но потом почувствовал, как тепло и спокойно мне становится. Даже почувствовал, как стучит его сердце там, под футболкой, защищённое рёбрами. Это было так необычно, так странно. И безумно приятно.

- Я очень ценю то, что ты предложил. Но постарайся понять меня, Фрэнки. Это ведь, и правда, моя проблема. И я уже давно её решаю. Мне не хватило какой-то долбаной недели… Я думал, они подождут… – он замолчал, и я почувствовал, как пальцы его руки на секунду впились мне в спину.

- Чёрт, прости. – Джерард опустил руки, и я оказался свободным от объятий, мне тут же стало зябко и грустно, но я не подал вида, а стал вытирать лицо освободившимися ладонями.

- Просто поверь в меня. Я всё улажу, обещаю. Если я не разгребу это дерьмо сам, то перестану себя уважать, понимаешь?

Я понимал. Наверное. Поэтому молчал и продолжал приводить себя в порядок. Джерард тоже замолчал, и вытащил ещё одну сигарету. На этот раз он прикурил быстро и без моей помощи.

- Зачем ты вообще решил купить столько травы? Для чего? – решил спросить я, раз пошёл откровенный разговор.

- Блин... – Джер выдохнул дым, – для вечеринки. Для той вечеринки, которую мы устраивали. Это первый раз, когда у нас проходила вечеринка с травкой. Было интересно.

- Ясно, – сказал я. – У тебя еще осталось? Я бы покурил сейчас.

- Давай не сегодня, Фрэнки? – улыбнулся он. – Если хочешь, я угощу сигаретой. А травку... Потом, как-нибудь. Уже поздно, я провожу тебя до дома.

- Нет, табак не хочу. Мама почувствует. Хотя, я, наверное, и так провонял уже, – я улыбнулся ему, а он нагло выдохнул в меня дым и усмехнулся:

- Придёшь – одежду в стирку, а сам под душ. И всё будет в порядке.

- Ага, – только и сказал я, и уже было понятно, что между нами снова всё стало хорошо, правильно. А может, мы даже стали чуточку ближе? Не знаю. Этого парня было тяжело пробить и вытащить на белый свет его настоящего. Но мне, почему-то, очень этого хотелось.

Джерард проводил меня до дома, как и обещал, а потом вернулся к Майки.

Мамы ещё не было, и я, начав раздеваться почти от порога, пошёл в ванную. Поставив стирку, залез под горячие струи воды с головой. Было так хорошо, что я невольно начал трогать себя. Как давно я не делал этого? Не знаю. По моим ощущениям, довольно давно. Я очень быстро возбудился и еще быстрее дошёл до крайней точки, двигая рукой. Захотелось оттянуть этот момент хотя бы ненадолго, и я замедлил движения, а потом и вовсе замер. Готовность взорваться в любую секунду, это балансирование на грани ввергало меня в полу-беспамятное состояние от эйфории. В голове непрошено всплыли ощущения тепла и комфорта, когда Джерард обнимал меня, пытаясь успокоить, я вспомнил, как крепко его руки стискивали моё тело, как стучало его сердце, так близко, а голос слышался через тёплую кожу на шее...

Содрогнувшись от волны безумно сладких конвульсий, прошедших по телу, я чудом удержался на ногах, успев упереться рукой в кафельную стену, чтобы не упасть, потому что ноги хотели подогнуться от накатившей после слабости. Чёрт, как сильно… Давно такого не было. Голова была туманная, и соображалось крайне плохо. Вымывшись окончательно, выйдя из ванной и съев наскоро сделанный сэндвич и запив его молоком, я ушёл в свою комнату и завалился на кровать. Уже засыпая, в голову пришла запоздалая мысль, что, кажется, я сделал что-то странное. Но усталость всё наваливалась, и последняя ниточка мысли ускользнула от меня, проиграв глубокому сну.

На следующее утро я почти проспал. Вынырнув из мира снов одним рывком, я понял, что у меня всего полчаса до начала занятий. Как хорошо, что до школы всего десять минут спокойным шагом! Я наскоро оделся и отправился в ванную. Мои волосы, высохшие за ночь в страшном хаотическом порядке, представляли собой жуткую картину в стиле экспрессивных художников современности.

- Твою мать… – только и вырвалось у меня, когда я стоял и быстро умывался перед зеркалом. Исправить что-либо было уже невозможно, потому что время поджимало, нет, оно просто вопило о том, что я опаздываю. О кофе не шло и речи, но на столе в кухне я нашёл мамину записку. Она извинялась, что пришла поздно, и писала о том, что приготовила мне немного оладушек на завтрак. Они стояли тут же рядом, накрытые кухонным полотенцем.

- Мама, я люблю тебя! – сказал я, заталкивая в рот оладью целиком, так, что часть её всё равно свисала наружу, и без рук поедал её, потому что руки мои были заняты собиранием нужных для сегодняшних занятий лекций, журналов, каких-то бумаг, что нам выдал мистер Блом. Таким образом, запихивая нужное в рюкзак и в промежутках заталкивая в себя оладьи, я успел съесть штуки четыре перед тем, как вылететь на улицу. Слава Богу, сегодня стояла ясная погода, и тучи, несколько дней одолевающие Ньюарк непрерывными дождями, больше не висели в небе плотным толстым одеялом.

Я успел зайти в кабинет на третьем этаже до того, как через минуту в него зашёл мистер Блом. А это значит, что я уже в чём-то победил. Сегодня я собирался быть крайне внимательным и как можно подробнее записывать лекции по всем предметам, что стояли в расписании. Я хотел сделать это для Майки, так как знал, что он относится к учёбе довольно серьёзно, и не собирался подводить его. На переменах, перекинувшись несколькими фразами с одноклассниками, я старательно распускал слух о том, что Майки очень неудачно подвернул ногу, спускаясь дома с лестницы, и сильно упал, и теперь ему придётся несколько дней пропускать школу. Новость эта никого не удивила, хотя, если честно, я вообще сомневался, что этих людей удивит хоть что-то. Они были точно сонные толстые мухи, которых интересовало только хорошо покушать, крепко поспать и почесать языками, перемывая косточки друзьям и недругам. Меня это бесило, поэтому после занятий я бегом отправился к Уэям.