Победивший платит (СИ)

Вздыхает, точно признаваясь в постыдном. - Умеешь ты вопросы задавать. Да. Не только поэтому, но да.

Никогда не воспринимал мужской одеколон, как разновидность брони, но если с его помощью можно избежать смертельных сцен... Неожиданно решаюсь, хотя и не без неловкости: - Ладно. Пока я здесь, дашь мне что-нибудь попроще из парфюмерной лавки? - Жасминовую воду, ага. Спешно добавляю: - Ничего не обещаю - я полный консерватор в отношении приличных для мужчины запахов, - но принюхаюсь.

Гем-лорд, кажется, приятно удивлен, но и озадачен одновременно. - Попытаюсь подобрать. Духи каждому подходят свои, имей в виду. Они должны сочетаться с естественным гормональным фоном человека и подчеркивать лучшие ноты его дыхания.

- Например, что у тебя? - любопытствую неожиданно.

- Спокойствие, хотя во мне его немного. Это вроде мундира - помогает держать себя в руках. А в тебе, предвосхищая твой вопрос, - силу, неудержимость и немного мягкости. Что-то дымное, может быть, с запахом влажной хвои... посмотрим, одним словом. Плюс мужская роза.

Машу рукой, без слов умоляя избавить меня от подробностей. М-да. Духи, надо же. Надеюсь, дальнейшее желание замаскироваться не заставит меня красить физиономию, посчитав гем-грим камуфляжной раскраской? Признаюсь, помявшись: - Не знаю я правил этой игры. А садиться играть, положившись только на везение и кураж...

Цет понимает метафору и чуть подначивает: - Я думал, ты азартен.

А ведь верно. Вздохнув: - Серьезные игры закончились - мне больше нечего ставить. Поэтому можно позволить себе легкомыслие. Неадекватное по моим собственным меркам. И я и сам не знаю, когда оно пройдет, - предупреждаю честно.

Что может знать стрелка компаса про верное направление, когда сам Северный полюс исчез?

ГЛАВА 11. Иллуми.

Чем дальше, тем больше я убеждаюсь в том, что разница восприятий, закономерное следствие разницы воспитаний, может быть по меньшей мере увлекательной. У моего нового родича находятся необычные эпитеты даже для обычного завтрака, беседовать с ним интересно, как разгадывать сложную головоломку.

- Праздник? - приходится переспросить.

Прелесть поздних просыпаний: солнечным светом залит дом, расслабленное удовольствие лености уступает предвкушению неторопливого завтрака и приятной прогулки, увы, пока не конной. У Эрика не настолько зажила спина, а я не настолько жестокосерден, чтобы хвастаться лошадьми перед тем, кто не в состоянии на них прокатиться. Но почему это утреннее благоденствие мой подопечный принял за празднество, я не могу понять никак.

- Кофе, - следует лаконичный ответ; барраярец тянется за поблескивающим боками кофейником, с явным наслаждением втягивает запах крепкозаваренной горячей горечи. - Первый раз, когда вижу рядом тебя и кофе.

- К сожалению, ты прав, - отзываюсь, перехватывая у него вожделенную утреннюю амброзию. - Мне нельзя пить его часто, нужно беречь рецепторы, так что львиная доля - твоя.

- Чтобы проснуться поскорей, - кивает он. - Сейчас у меня к черту сбит график. Кстати, когда твои изуверы со шприцами перестанут меня колоть, не знаешь?

Разумеется, я знаю. Медицинские отчеты ложатся на мой стол каждый день, свидетельствуя о быстром восстановлении, и остается лишь гадать, затронуло ли выздоровление только тело, или, вслед за ним, и дух.

- Еще неделю, - отвечаю, - ты хочешь остаться жить здесь или вернуться в город?

- Если там я буду меньше привязан к месту, - размышляет он вслух, - то, конечно, лучше в город.

Я думаю о том, что его храбрость неоспорима. Побывав на грани смерти, сейчас он восстановился настолько, что способен расстаться с безопасностью знакомого, искусственно спокойного убежища ради того, чтобы попытаться жить дальше. Проблема лишь в том, что контуры этой будущей жизни кажутся смутными даже мне, выросшему на Цетаганде и представляющему возможные варианты развития событий.

- Познакомишься с моей женой и сыновьями, - предлагаю я; это решение принято недавно, но осознанно. Ни поведением, ни видом новый родич больше не заслуживает изоляции, а стать своим невозможно, не рискнув сделать шага навстречу.

Как ни странно, Эрик поджимает губы и коротко выдыхает.

- Хорошо, что предупредил, - суховато замечает он. - Мне кажется, идея неудачная. Или этикет требует, чтобы вся родня была знакома лично? Все равно, не думаю, что их надо посвящать в подробности моего появления здесь.

- Тебя никто не может принудить, - стараясь не заставлять парня нервничать, успокаиваю я. И мне не стоит разочаровываться слишком сильно. Дух заживает медленней, чем стираются шрамы, и все придет в свой черед, а нервничает барраярец так, словно я намереваюсь представить его не клану, а императорскому двору.

Хотя здесь стоит если не учесть, то знать желания третьей стороны. - Моя супруга, должно быть, терзаема любопытством, - объясняю, - хотя ничто не обязует тебя ему потакать. В подробности я свою дражайшую не посвящал, но общее представление о ситуации она имеет.

- Я только надеюсь, - маскируя грубой шуткой неловкость, отвечает он, - что она не примется тыкать пальцами сквозь клетку. Вежливость не позволит.

Это верно. Завистницы могут упрекнуть миледи Эйри в надменности, следствии безупречного генома, и в остроте языка, следствии остроты ума, но ни одна из злоязычных кумушек не сумеет обвинить мою жену в дурном воспитании.

- Ладно, - решает Эрик. - Не будем огорчать леди, пусть она на меня полюбуется, хотя, боюсь, моя персона ее разочарует. Только прежде хорошо бы сформулировать, какой версии мы придерживаемся... официально.

- Я не стал бы лгать, - оценив по достоинству это «мы», предлагаю. - Кинти сложно обмануть, да и зачем? Она не болтлива.

- У нас, - следует мрачный ответ, - считается верхом неприличия говорить на столь постыдные темы с женщинами. Или она уже в курсе?

Но аппетита обсуждение Эрику не отбивает, чему я только рад.

- Нет, - похоронив перспективу приятного разговора за завтраком, сообщаю. - Может быть, она в недоумении от того, что я провожу здесь столько времени, но, в любом случае, ты имеешь право хранить свои секреты.

- Если твоя жена так любопытна, как я себе представляю, ей непременно захочется докопаться до истоков этого абсурда, - усмехается Эрик . Пауза. Он что-то прикидывает, машинально отщипывая по кусочку от тоста, и наконец, расудительно замечает: - Все равно это будет через неделю самое раннее. Ты успеешь меня и надушить, и наставить в манерах обращения с вашими дамами.

Все бы ничего, но Кинти - не обычная дама, о чем я и сообщаю. Хватка у дражайшей железная, как и чутье на фальшь, и вся эта восхитительная твердость нрава прикрыта женственностью, как шелком.

- Ты можешь вести себя со своей женой, как привык, я же предпочту ограничиться обычной вежливостью по отношению к даме, а если хочешь, чтобы я что-то конкретное сделал или чего-то избегал в общении с твоей супругой, скажи мне об этом напрямую и заранее, - отрезает он. - И не беспокойся. Галантно ухаживать за ней я не стану... по многим причинам сразу.

- Не тревожься, - улыбаюсь я, - миледи очень благоразумна, чем в выгодную сторону отличается от большинства дам света. Ей скучно слышать стандартно вежливые речи, как скучно тратить время на ежедневные балы, а обмануть ее проницательность так же тяжело, как ослабить твердость ее духа. Такой характер.

- Если мне будет неудобно с нею, я честно скажу, - выслушав оду моей жене, замечает, - А раз она такова, как ты рассказал, то и сама в этом случае не смолчит. Словом, твоя дама если не насладится моим обществом, то хоть позабавится. А всякие там тетушки, престарелые деды, младшие жены, племянники - их в программе показа не предполагается?

- Моя семья не настолько обширна, - рассмеявшись. - Так что шоу предполагается закрытым, семейного типа. В случае чего подлечишь нервы бутылочкой успокаивающего настоя. Семейный рецепт, прошу заметить.

- Здешние напитки мне не очень, - отвечает. - Надеюсь, этот твой рецепт на выходе дает что-нибудь крепкое?