Песо пиратских сердец (СИ)

И на глазах незнакомца буквально представлялось сражение, такое могучее и такое грубое среди пиратов, жестокое и кровопролитное за деньги, что они так и не смогли защитить. Незнакомец смекнул, что и он искал то же самое, что и великий капитан, что сидел перед ним и допивал остатки рома. Собеседник Саске улыбнулся, приподняв уголок губ, покосившись в сторону блудницы, что пыталась добиться от Учихи удовлетворения, но так и не получила того, чего хотела. «Как жаль, что пропала такая волшебная ночь», - заметил аноним, который, к слову, так и не назвал своё имя Саске. Однако Учиха, поняв, что довольно хорошо проболтался, стал рассказывать о каком-то нападении на их судно, так что незнакомец снова принялся слушать.

- … и тут нас настиг английский флот… но как только эти трусливые псы увидели капитана сего корабля, в данном случае меня, отступили! – заключил Учиха, махнув рукой и осушив бутылку буквально до последней капельки, с грохотом водрузив её обратно, так что незнакомец снисходительно покачал головой, чуть улыбнувшись:

- Да уж, сам себя не похвалишь…

- Никто не похвалит, это верно сказано, - заключил Учиха, тяжело вздохнув.

Он посмотрел в сторону выхода из кабака, чуть нахмурившись, и тут же перед ним, прямо в дверях, из которой с шумом и гомоном вываливались пьяницы, появились две высокие фигуры. Тот, что был чуть пониже первой, скрестил руки на груди, покачав головой, и Учиха улыбнулся, мгновенно узнав в этой стройной фигуре своего старпома – не кого иного, как знаменитого Узумаки Наруто. Ходило множество слухов о том, что Узумаки оставлял в живых лишь женщин и детей, никогда не поднимая на них руку, и это объяснялось тем, что Наруто имел доброе сердце. Наруто был весьма честным старпомом, который послушно выполнял обязанности капитана в его отсутствие и делил добычу поровну, чтобы хватило всем, в том числе и себе. Однако себе Узумаки забирал лишь самую малую часть и довольствовался тем, что ему досталось. Он часто любил ночью, когда все спали, выходить на палубу, глядя куда-то на открытое море, ведь именно в тот момент, когда светила луна, простирая дорожку прямо по водной глади, оно так и манило, было таким таинственным и загадочным.

Для старпома Наруто выглядел весьма прилично – на нём была рубаха с широкими рукавами, которая была расстёгнута на две самые верхние пуговицы, скрывая мужественную сильную грудь, и простые штаны, заправленные в сапоги. Он упёр руки в бока, глядя на то, как его капитан что-то бормотал собеседнику, что-то, грубо говоря, втирая ему, а тот слушал и покуривал изящную трубку. Смекнув, что незнакомец странный, Наруто прошёл к своему капитану, покачав светловолосой головой, и прикрыл голубые глаза, сводившие с ума стольких девушек, тронув Саске за плечо. Тот выдохнул, расправив широкие плечи и подперев голову рукой.

Другой человек, что пришёл с Наруто, был плотником на корабле, и его звали Джирайя. Он был чрезмерно добрым и щедрым человеком, что ценилось не только Саске, но и всей командой. Он обладал непомерной силой и всегда смог заделать любое отверстие в корабле, даже самое «смертельное», как часто говорил капитан Учиха, и это для него не составляло никакого труда. Он был высок, строен, несмотря на то, что ему было за пятьдесят, и за его широкими плечами боцмана лежал прекрасный опыт бравого пирата. Он имел несколько серёжек в левом ухе, поблёскивающих в лунном свете, носил чистую одежду, не такую засаленную, как у капитана, и это его отличало от многих пиратов. Джирайя предпочитал не пить много, но когда напивался, становился более добрым человеком, к тому же достаточно храбрым, чтобы сунуться в бой. Про таких говорят «джентльмен удачи» – будучи в бою даже в нетрезвом виде, Джирайя уворачивался от пушек, снарядов и нападений с ловкостью зайца, петляющего от волка через большое количество деревьев в лесу.

Наруто, вздохнув, подхватил Саске под руку, покачав головой, и покосился на незнакомца, сидящего с его капитаном, и недоумённо вздёрнул бровь, последовав вместе с Учихой на выход, провожаемый парой заинтересованных горящих глаз.

- Попутного ветра! – пожелал Учиха, махнув рукой и нахлобучив на голову шляпу.

Незнакомец приподнял бутылку в знак отдачи чести и, прихватив трубку, последовал на выход. Из глубокого кармана плаща высунулась любопытная мордочка самого настоящего хорька, водящего усами и принюхивающегося к запаху алкоголя, моргающего глазами-бусинками…

- Уж не баба ли это? – шёпотом, хриплым донельзя, спросил Наруто у Джирайи, кивнув в сторону кабака.

Тот, подхватив капитана под другую руку, пожал плечами, тоже обернувшись, глядя на то, как собеседник Саске вышел на улицу, оглядываясь по сторонам. Из его кармана нечто издавало стрекочущие звуки и фырканья, и Джирайя хмыкнул в ответ. Было странно… по походке можно было бы принять этого человека за мужчину, о чём и подумал Джирайя, однако Наруто продолжал стоять на своём.

Они добрались до корабля, такого большого, что каждый пират захотел бы хоть раз совершить на нём плаванье. Он был чересчур удобен для дальних плаваний, в которое как раз и отправлялась команда Саске во главе с капитаном. Сам же капитан Учиха прикрыл глаза, видимо, задремав, пока его благополучно несли на корабль. Шляпа сползла на лицо, прикрывая потемневшие от бессонницы и частой пьянки веки, при этом сам капитан что-то несвязно бормотал.

- Странно как-то, ты глянь! А оно может быть, что баба пиратом-то прикинулась… так, что ли?

- Может, так оно и есть, - пожал плечами Джирайя, принявшись затаскивать Саске на корабль, карабкаясь по лестнице.

Это получалось неуклюже, но Учиха и сам принялся туда ползти, придя на помощь и Наруто, и Джирайе. Плотник покачал головой, язвительно переглянувшись с Наруто, а затем продолжил:

- Только чья она такая будет? Оно ясно, что по кодексу-то человека, что её переодел и привёл на Тортугу, должны казнить, али как?

- Кодекс – свод указаний, а не жёстких законов, - с озорной усмешкой заметил Узумаки, вздёрнув бровь.

На корабле поднялся шум, едва капитан, что-то бормоча себе под нос, в прямом смысле заполз на корабль, развалившись на палубе, тяжело дыша. Было очевидно, что сейчас он разговаривать о том, куда они возьмут утром курс, не намерен, и Наруто, смекнув, что к чему, подхватил его под руку и потащил прямо в капитанскую каюту, намереваясь, чтобы тот отдохнул перед завтрашним отплытием.

Когда он затащил своего капитана в просторную каюту, то тут же повалил его на нечто вроде кровати, и Саске, отвернувшись к стене, засопел, нахмурив тонкие брови и чуть приоткрыв губы. Старпом облегчённо вздохнул, покачав головой и уперев руки в бока, посмотрев на своего капитана. Он знал его с самого детства. И мало кому известно, что мать Саске была самой настоящей пираткой, отважной и храброй, готовой покорять моря и… сердца мужчин. Именно этим она и отличалась от всех остальных – влекла к себе, завораживала одним только движением сильной, но в то же время изящной руки, очаровывала чёрными глазами, едва поднимая густые длинные ресницы. И вся эта тяга к приключениям не довела Микото Учиху до добра – она погибла во время очередного абордажа, оставив своему пятилетнему сыну в наследство кольцо, которое, как она всегда говорила и утверждала, «должно указать правильный путь».

Наруто горестно вздохнул, посмотрев на своего капитана и оглядевшись.

В каюте было просторно и спокойно, тихо, лишь тиканье старых часов нарушало всю эту гармонию. В каюте находился большой, просторный, деревянный стол с разложенными на нём картами, на которые вследствие лёгкого качания корабля упала бутылка с допитым ромом. Из горлышка одиноко высунулась маленькая капелька и соизволила упасть прямо на желтоватого цвета пергамент с различными указаниями, подписями, путями и черчениями на нём.

Видимо, Учиха особенно долго изучал верхнюю карту.

Наруто, чуть нахмурив тонкие брови, подошёл поближе, пододвинув её к себе и стараясь рассмотреть. Ничего особенного, казалось бы – Тортуга, карта Десяти морей… если верить легендам и слухам, сокровище можно было найти только тогда, когда пересечёшь опасные моря, но их точного местонахождения никто, ни единая душа, не знал. Даже сам Саске, тщательно изучая карту и делая на ней какие-то пометки куском угля, что возникали у него в голове, не мог обмолвиться и словом по поводу того, что изображено на этой карте. Он любил подолгу смотреть на неё, вертеть то в одну сторону, то в другую, задумчиво хмуря чёрные брови, сидя на палубе или стоя у штурвала. Ему нравилось смотреть на то, как очередной путь вёл куда-то вдаль, а потом, поднимая глаза к морю и линии горизонта, гадать, в верном ли они направлении и туда ли они плыли.