Klangfarbenmelodie (СИ)

— А тебе нравилась та жизнь, которой ты прежде жил? — не прерывая своих поглаживаний, вздохнула Роад. — Тики, послушай… Алиса, она… рада, что тебя встретила. Но ей… очень страшно. И развеять этот страх… не так просто.

— Рада? — зацепился он за это слово. — Рада?

Девочка замерла на мгновение, но сразу же хохотнула, успокаивающе улыбнувшись, и закивала головой, поглаживая мужчину по плечам.

— Очень рада. Может быть, она это и не признает, но поверь, мне-то видней, — лукаво прищурилась Роад, щёлкая Тики по носу словно маленького мальчика.

В груди словно коньяка пролили — так горячо там стало в одно мгновение, и глупая улыбка сама полезла на лицо, совершенно идиотская, но необъяснимо одухотворённая.

Подумать только, Алиса была рада.

Ей не было неприятно.

Она просто боялась?

О боже, как же всё сложно. Как же всё невообразимо сложно.

Ну почему Тики влюбился именно в эту плоскодонку? Хитрую, бесовскую, чертовски прекрасную и притягивающую?

— Ей… — мужчина закусил губу, глядя племяннице за плечо и упорно не давая увидеть своего лица, — не было это противно?

— Она твои камелии засушила, — отозвалась Роад в ответ с легкой усмешкой и снова мягко погладила его по голове. — И тот букет, который из тюльпанов и хризантем — тоже. Думаешь, ты один тут викторианский язык цветов знаешь? Пижон, — на этом девочка чмокнула его в щеку и соскользнула с его колен на пол. — Так что иди спать, ладно? Давай сейчас ванну тебе наполню, ты расслабишься, успокоишься — и завалишься спать.

— В свою большую одинокую кровать, — иронически хмыкнул Микк, немного приходя в себя.

Упоминание о цветах согрело.

Роад хихикнула и покачала головой.

— Ну вот, теперь я узнаю своего дядю, — заметила она и выскользнула из кухни, уже спустя полминуты загремев флаконами в ванной комнате.

Тики улыбнулся внезапно задрожавшими губами (о нет, ты не посмеешь, сентиментальный идиот) и уронил голову на скрещенные руки.

Надо дожить до пятницы. А потом — пережить выходные и просто приходить вот так. Приходить, слушать ее, смотреть на нее, манящую, недосягаемую и ласковую (не для него, совершенно не для него) — и не мешать.

И вскоре… просто с ней попрощаться.

Ведь по-другому и быть не может.

Тики криво усмехнулся, понимая, что где-то растерял всю свою решительность, и мотнул головой, направляясь в ванную.

И почему он просто не может припереть её к стенке и взять? Так, как обычно и делал с другими желанными ему девушками? С теми обезличенными шлюхами, которые падали в его руки с одного взгляда и обольстительного шепотка?

Почему ему хочется большего от Алисы?

Микк вздохнул и зло сжал зубы.

Через три недели он просто улетит из Японии в Канаду, забудет эту прекрасную как мечту девушку и заживёт как раньше: любя лишь своих огнестрельных красавиц, развлекаясь со шлюшками без собственного лица и убивая зажравшихся чиновников.

А потому сейчас он должен поговорить с Шерилом и предупредить его обо всём этом.

И не убиваться по этой влюблённости, буквально топящей его в себе.

Да, так он и сделает. В конце концов, он всегда делал то, что должен.

***

Алиса невольно высматривала Тики в зале в понедельник все время выступления, и Аллен честно не знал, что с этим делать. В последнее время он настолько устал, настолько его вымотало все происходящее вокруг, что сил злиться и недоумевать просто не было. Вообще никаких.

А еще — он так и не поговорил с Неа по поводу Тики-шпиона, и это тоже накладывало свой отпечаток на его и без того не радужное настроение. Потому что брат явно во всем доверял Тики, и это… Это было опасно и опрометчиво!

Но Аллен ощущал себя немым, боялся выдать свои чувства, свое состояние. Он боялся, и этот страх парализовал его. Он жил в нем, пускал в нем корни, оплетал собой, и это… это было уж слишком, черт побери.

А вкупе с тайфуном «Роад» — особенно. Девчонка бушевала весь вчерашний вечер, швыряясь вещами и топая ногами, потому что ее дядю превратили «из брутального самца в хлюпающее носом хрен знает что».

Да будто бы в этом Уолкер был виноват!

Он вообще никакого отношения к этому бабнику не имеет.

И Алиса тоже не должна была, но… чёрт подери, Алисе отчего-то ужасно хотелось искать его в толпе посетителей и испытывать при этом странный трепет.

Чёртчёртчёрт.

А у Аллена и так сейчас проблем хватало: шавки Адама, которые ошивались прямо рядом с домом и которых пришлось отводить куда-то в соседний регион, надвигающиеся экзамены, патрули и разборки с бандами других школ, внезапно разом захотевшие захватить первенство по городу ради привилегии наводить свои порядки.

Да как будто бы это Аллену само собой перепало?!

Чёрт раздери, да он собственноручно долго и упорно работал, чтобы завоевать доверие многих людей, чтобы получить разрешение на эти самые патрули, чтобы наладить связи с полицией, чтобы войти в доверие нескольким крупным здешним шишкам и быть способным с их позволения вообще контролировать школьную преступность на улицах.

А эти идиоты считают, что могут так просто отобрать всё то, что Аллен построил?

Поэтому, если прибавить ещё и эту внезапно возникшую проблему с Тики, было прекрасно понятно, почему Уолкер был в ужасно паршивом настроении и всю последующую неделю.

Лишь работа помогала ему немного расслабиться, но и этого было совершенно не достаточно.

А потому к выходным Аллен был совершенно измотанным и делать ничего не хотел, но оставить Неа без обеда просто не мог.

Он прошёл на кухню и вдруг краем уха услышал голоса из комнаты брата.

Снова здесь этот Казанова. И чего ошивается только в их квартире постоянно, своего жилья нет, что ли…

Юноша остановился и замер, стараясь даже не дышать. Вслушивался — и сам не понимал, зачем.

— …и зачем ты вообще мне сказал об этом? — в голосе Микка слышалась настолько неподдельная горечь, что Аллену стало даже как-то немного не по себе. — Лучше бы я как прежде думал, что просто хочу затащить ее в постель.

— Тогда все бы закончилось между вами еще быстрее, — утешающе заметил Неа. — Ну она же… просто боится, чего ты так убиваешься? Еще вернешься — и все будет нормально, — послышался легкий хлопок — как будто бы по плечу — и Аллен прикусил изнутри щеку, в один момент ощущая себя еще паршивее прежнего.

— А ничего и не было, — тускло отозвался Тики. — Она даже… коснуться себя не позволила. Всегда… в перчатках, словно мое прикосновение — вообще любое — ей настолько противно, что… — он шумно выдохнул — и как-то излишне резко произнес: — Документы почти готовы, билеты закажут на понедельник.

Аллен замер.

Так скоро?

На понедельник? Вот то есть… через два дня, что ли?

Внутри всё заледенело в страхе: он же ещё столько должен здесь успеть здесь сделать, у него же ещё столько дел, а уехать вот так — это же ужасно!

— Значит, через неделю, да? — выдохнул Неа, и юноша почувствовал, как у него отлегло. Чёрт подери, была ещё неделя.

Ещё неделя, чтобы разобраться со всем.

Аллен неслышно вздохнул, прикрыв глаза, и постарался не думать о том, что Тики был слишком серьёзен по отношению к Алисе. А сама же Алиса… Алисе было просто приятно разговаривать с таким интересным человеком.

Потому что поговорить больше было не с кем.

— Да, всего неделя — и я её больше не увижу, — мрачно отозвался Тики, и юноша вздрогнул, непонимающе нахмурившись.

— В смысле? — не понял Неа.

— В прямом: я не вернусь в Японию.

Аллен застыл, поражаясь этой удивительной твердости — только что Микк на сопли тут исходил, вещая о том, как ему паршиво и как жить без Алисы он не сможет.

— Но… почему? — в голосе брата сквозило то же недоумение, какое ощущал младший Уолкер.

На самом деле… юноша и не думал, что Тики это настолько заденет.

— Потому что я не хочу вспоминать об этом, — вновь удивительно сухо отозвался мужчина. — Я оказался слишком подвержен… этому чувству. Оно меня убивает, Неа, — голос опять изменился, стал ниже и глуше. Совсем усталым. — И потом… от меня и правда проблем. Она все делает правильно, так и надо.