The White Tiger Extrapolation (СИ)

– Тогда зачем он тебе?

– Ох, да как же тебе объяснить? – Родстейн слегка рассмеялся, снова обнажая зубы, и запустил руку в густые волосы, и Леонард отчего-то отметил, что уж сам Родстейн внешне был очень привлекательным, даже красивым, таким красивым, каким никогда не был сам Леонард. – Дело не во внешности, ты знаешь? Физически совершенные люди, как правило, скучные. Боже, по правде сказать, ты даже не представляешь себе, насколько они скучные. Они порхают по жизни, вечно в восторге от своей красоты и от восхищения окружающих, которого никогда не бывает слишком много, и они стараются получить больше, и еще больше, и еще, пока их красота не увядает, оставляя их пустыми, разочарованными и еще более скучными, чем прежде. Шелдон, с другой стороны… – он ненадолго замолк, подбирая верное слово. – Шелдон – это вызов. Я потерял голову с того дня, как впервые его увидел, я говорил тебе.

Леонард ничего не ответил, сбитый с толку непонятной откровенностью Родстейна и его кажущейся дружелюбностью, и вместе с тем полнейшим отказом уступить Леонарду то единственное, о чем он так просил, и оставить Шелдона в покое.

– Это я подстроил ту неприятность на яхте, – неожиданно сказал ему Родстейн, рассеянно туша сигарету о ступеньку, и Леонард на секунду онемел, подумав, что ослышался.

– Ты подстроил – что? – переспросил он, борясь с желанием похлопать себя по ушам, чтобы убедиться, что слух его не обманывает.

– Я попросил Джеффа, чтобы он сбросил Шелдона в воду, – рассеянно повторил тот, прицеливаясь и отправляя погасший окурок в пепельницу у дверей. – По правде сказать, я не планировал, чтобы все зашло так далеко, думал, что жилет будет исправен, и он просто побарахтается там некоторое время, прежде чем я втащу его на борт.

– Зачем ты это сделал? – ошеломленно спросил Леонард.

– Брось, ты же умный парень, ты должен знать психологию, – отозвался Родстейн. – Тебе должно быть известно, что между спасителем и спасенным формируется особое доверие. И посмотри, сегодня Шелдон уже позволил мне прикоснуться к себе без малейшего проявления тревоги. Разве это не чудо, на что способна психология?

Леонард почувствовал дурноту.

– Он позволил тебе, потому что думал, что ты его лечишь, – негромко сказал он, испытывая в этот момент к Родстейну такое отвращение, какого не испытывал, наверное, еще никогда и ни к кому в своей жизни. – Он позволил, потому что доверяет тебе, а ты, мать твою, его едва не утопил!

Он сорвался на крик, и Родстейн шикнул на него, приложив палец к губам.

– Не нужно так шуметь, ты распугаешь птиц. Да, он пострадал по моей вине, но, в конце концов, я же и был тем, кто спас его. И, Лео, если ты вздумаешь болтать об этом, я буду все отрицать, и Джефф подтвердит мои слова. Надеюсь, это понятно, – сообщил он Леонарду таким голосом, словно говорил о погоде.

После этого Родстейн поднялся на ноги и с наслаждением потянулся, широко зевнул и двинулся обратно в дом, рассудив, видимо, что на этом разговор окончен.

– Приятных снов, – сказал он, прежде чем закрыть за собой дверь.

Леонард еще некоторое время продолжал сидеть неподвижно, совершенно ошеломленный, не в силах свыкнуться с тем, что только что узнал, а потом поднялся на ноги с вполне определенной целью.

Ему нужно, просто необходимо было поделиться этим с кем-нибудь, рассказать хоть кому-то, что Эван Родстейн едва не угробил Шелдона преднамеренно, только чтобы втереться к нему в доверие. Ему было плевать на предупреждения Родстейна о том, что в случае необходимости он будет все отрицать. Он был намерен рассказать обо всем своим друзьям прямо сейчас, а там уж они найдут способ вытащить Шелдона из этой западни, которая становилась попросту опасной.

Он подошел к двери, ведущей в комнату Пенни, и постучал. Никто не ответил, и он попробовал еще раз.

– Пенни! – позвал он. – Пенни, я знаю, что уже поздно, но нам нужно поговорить, это важно. Пожалуйста, открой мне.

Дверь распахнулась, и на пороге возникла Пенни, завернутая в одну простыню, которую она придерживала рукой на груди. Она окинула его раздраженным взглядом, и Леонард отступил назад, смутившись.

– Прости, я понимаю, что это не самое лучше время… – начал он.

– Да, Леонард, это не самое лучшее время, – подтвердила Пенни, натянув на лицо улыбку, вежливую и совершенно неправдоподобную. – Это может подождать до утра?

– Какие-то проблемы?

Рядом с Пенни появился Майкл Дауэлл в одних трусах с большой эмблемой Calvin Klein спереди, и Леонард уставился на него ошеломленным взглядом.

– Прошу прощения, – пробормотал он. – Ты права, Пенни, это может подождать до завтра.

Дверь захлопнулась перед его носом еще до того, как Леонард закончил говорить, и он на автомате пошел дальше по коридору.

Обнаружить, что Пенни спит с продюсером, которого подсунул ей Родстейн, было крайне неприятным открытием, которое наверняка лишало Леонарда его радужных надежд на счастливое совместное будущее с ней. Возможно, подумал Леонард с толикой нездоровой черной самоиронии, после этого ему действительно оставалось разве что последовать совету Родстейна и приударить за Шелдоном, потому что с девушками у него из раза в раз как-то не складывалось, и это приводило Леонарда в отчаяние.

С этими безрадостными мыслями он уперся в дверь, ведущую в комнату Кутраппали, и постучал.

К его изумлению, дверь открыла прекрасная Беатрис Льюттон. Она предстала перед Леонардом в одном шелковом нижнем белье, которое открывало больше, чем скрывало, и обворожительно ему улыбнулась.

– Я могу чем-то помочь? – спросила она свои красивым грудным голосом, и Леонард невольно сглотнул.

– Да, да, пожалуйста, – сказал он, с усилием отводя взгляд от ее пышного бюста, чтобы посмотреть ей в глаза. – Я хотел поговорить с Раджем, он сейчас где-то здесь?

– Он в ванной комнате, – сказала Беатрис, махнув рукой в нужном направлении. – Ему немного нездоровится, но возможно, он будет не против поговорить.

С этими словами она легла на кровать и уставилась в широкий плазменный телевизор, потеряв к Леонарду всякий интерес. Он проследовал к двери, на которую указала ему Беатрис, и вошел внутрь.

Кутраппали оказался на полу возле унитаза. Он сидел, обхватив руками колени и облокотившись о бортик унитаза щекой, и вид у него при этом был принесчастный.

– Радж, ты в порядке?

Леонард опустился на пол рядом с ним, устремив на Кутраппали обеспокоенный взгляд. Тот поднял на него глаза, которые, как мгновенно отметил Леонард, были заметно не в фокусе, и печально шмыгнул носом.

– Как я могу быть в порядке? – спросил он совершенно пьяным голосом, с очевидной жалостью к себе. – В соседней комнате меня ждет самая прекрасная женщина в мире, готовая принять копье моей любви в лоно своей женственности, а я? Только посмотри на меня. Половину времени я слишком трезв, чтобы говорить с ней, а другую половину времени я слишком пьян, чтобы заниматься с ней любовью. Иногда я задаюсь вопросом, к чему Вишну было создавать кого-то, столь несчастного?

– Ты мог бы, ты знаешь, не говорить с ней, – попробовал найти выход из ситуации Леонард. – Ты же не можешь быть постоянно пьяным, ведь так?

– Может быть, ты прав, – печально согласился Радж. – Потому что от выпивки просто чудовищно тошнит.

Он склонил голову над унитазом, печально взывая к богам своего народа, и Леонард поспешно выскочил за дверь, не желая видеть, как будут разворачиваться дальнейшие события.

Беатрис подняла на него глубокий взгляд своих черных глаз, и Леонард неловко сказал:

– Уверен, ему скоро полегчает. Просто дай ему минуту.

Она ничего не ответила, и Леонард вышел из комнаты, еще более шокированный, чем прежде.

Леонард не знал, чего ожидал увидеть, открывая дверь в комнату Воловитца, но в глубине души был готов ко всему, чему угодно. Тем не менее, его челюсть словно сама по себе пошла к полу, когда он обнаружил Воловитца в постели вместе с белокожей блондинкой и темноволосой мулаткой, и тела всех троих переплелись под тонким одеялом, представляя собой довольно причудливую конструкцию.