Talk to me (Поговори со мной) (СИ)

Ева и сама уже собиралась дать деру, но ноги будто приросли к полу, когда она заглянула в измученные глаза парня. Он, кстати, так и не смог подняться, только толкнулся пару раз, а потом медленно сполз по стене. Девчушка стояла, смотря на него, обессиленного, сверху вниз и ощущая волны жалости и сочувствия, разливающиеся по телу. Она тихонько сделала один шаг… другой… и уже уверенно подошла к парню, а потом совсем внаглую села рядом с ним. Ваня смотрел на нее ошалевшими глазами и был вот-вот готов разреветься. Ева осторожно придвинулась ближе и неуверенно протянула руки к нему. Не встретив никакого препятствия, кроме предостерегающего взгляда, резким движением она обхватила парнишку за шею и положила его голову на свое плечо, давая ему уткнуться в теплую кофту. Ева чувствовала, как Ваня дрожал всем телом, сдерживая слезы, рвавшиеся наружу. Она положила ладонь на копну непослушных волос соломенного цвета и начала неторопливо поглаживать их. Ваня не выдержал долго: его руки сами собой обвились вокруг талии девушки, и он заплакал, давая волю всем накопившимся за неделю чувствам.

– Все… будет хорошо… – неуверенно прошептала Ева.

Они сидели на полу так долго, что девушка стала неуютно ерзать, потому как тело затекло, но она не хотела тревожить Ваню. Он сам поднял на нее глаза.

– Ты… – начал было парнишка.

Ева неловко улыбнулась и еще раз провела рукой по его волосам. Ваня нервно сглотнул и чуть приблизился к девушке. Вкус первого поцелуя Евы был солоноватым...

Глупо это все... Целоваться тогда было как-то склизко, даже немного неприятно и уж точно странно. Я позволила Ване забрать мой первый поцелуй, может, из жалости. К нему и к Егорке тоже. А потом… просто оказалось, что Ваня не такой уж придурок, каким я его представляла. Вот так, неожиданно для всех, мы начали встречаться. И Егорка ходил за мной, словно приклеенный. Нашу троицу в шутку стали величать «Семьей». Очевидно, я играла роль мамочки. Порой мне казалось, будто так оно и есть: я заставляла Егорку делать уроки, смотрела за матчами Вани, едва успевала справляться со своими делами. И сорвалась… Тяжеловато в четырнадцать нести семейное бремя. Куда веселее бегать по лесам и искать неприятности на изнеженный зад.

Холодной апрельской ночью от оборотня меня спас не Ваня. Наставник едва успел. Я только помню, что никак не могла отключиться, хотя боль пронзала тело насквозь. Слышать чавкающий звук того, как из тебя высасывают жизнь, и быть неспособной сопротивляться… Уже лежа в больничном крыле, я смотрела на Егорку с перевязанной шеей и все думала, что моя глупость просто не знает границ. Видимо, мне просто противопоказано вести себя по-идиотски. Горько и как-то до тошноты идеально было в пятнадцать осознать ответственность за жизни двух людей, но после злосчастной ночи я поклялась не делать ничего, что хоть отдаленно нанесет вред Егорке…

«Егорка больше никогда не пострадает из-за меня», – проносится в голове, когда пальцы зарываются в мягких платиновых волосах Драко.

Три года меня никто не целовал. Так меня не целовал вообще никто и никогда. Жадно, исступленно, глубоко, потеряно… Пытаясь нащупать опору во мне и лишая меня оной, заставляя забывать обо всем на свете и запомнить этот поцелуй… Его руки скользят по моему телу, и вдруг он касается цепочки на шее, придавливая жгучее серебро к коже. Я мигом прихожу в сознание, открываю сомкнутые в экстазе веки и перестаю целовать Драко. Он чувствует, что я больше не отвечаю, и тоже открывает глаза. И вот мы стоим, как идиоты, и смотрим друг на друга, не отпуская рук, прижимаясь губами. Я будто слышу, как у Драко в голове что-то щелкает. Он медленно убирает пальцы с моей шеи и спины и делает шаг назад, разрывая физический контакт, но все еще удерживая зрительный. Впрочем, длится это недолго, потому что Драко запинается о журнальный столик и падает назад.

– Оу… – я инстинктивно протягиваю к нему руки, чтобы помочь.

Его дикий взгляд быстро заставляет меня прижать ладони к груди и схватить кулон в защитном жесте. Драко поднимается с пола (мне бы ни за что не сделать это так изящно) и вылетает из дома, хлопнув дверью. Я бы последовала за ним, но боль в животе скручивает в букву «Зю». Чертовы критические дни…

Меня мутит так, что я еле стою на ногах. Как будто все органы в животе решили поменяться местами, но забыли предварительно договориться, кто куда встанет. От того и вчерашний вечер кажется сном. Может, мне и правда все приснилось? С чего Драко целовать меня? Феромоны…

Когда босс заходит в кабинет, я чуть ли не лежу на стуле, свернувшись в позе эмбриона. Нам, вроде как, должно быть неловко, но Драко ведет себя, словно ничего и не было.

– Привет, – бросает он и направляется к своему столу, но вдруг замирает и оборачивается. – Что с тобой? Неужели, акклиматизация еще не закончилась?

– Просто живот болит, – писклявым голосом выдавливаю я.

Мне не видно, что происходит, но могу представить, как недовольно сужаются его глаза, а недоброжелательный смешок я даже слышу.

– Встань и подойди, – велит Драко.

В такие дни мой характер меняется непредсказуемым образом. Конкретно сегодня у меня хватило бы смелости отправить босса туда, куда Макар гиппогрифов не гонял, да еще и не чувствовать себя при этом виноватой. К счастью, воспитание не позволяет мне сделать такого, поэтому я просто посылаю Драко убийственный взгляд. Он корчит рожу, но сразу направляется ко мне и стаскивает со стула, немилосердно заставляя встать в приносящую столько боли позу «по стойке смирно». Как бы ни была велика сила воли, мучительные финты живота снова заставляют меня сгибаться.

– Да стой ты спокойно! – раздраженно восклицает Драко, а потом добавляет: – Пожалуйста…

Великий Перун, мне, наверное, послышалось… Драко… сказал МНЕ «пожалуйста»?! От такого и замереть не грех! Может быть, поэтому я не сразу реагирую на его руку, задравшую мою рубашку. Но как только его пальцы касаются кожи, я вздрагиваю.

– Мама всегда так делала, когда у меня болел живот, – тихо говорит Драко, рисуя круги вокруг пупка.

Боль потихоньку отступает, а его теплая ладонь продолжает скользить по моей коже, так что я сейчас замурчу от удовольствия. Его вторая рука на моем бедре… горячее дыхание щекочет ухо…

– Эва…

В первый раз он назвал меня по имени… Сердце стучит в груди так быстро, что дышать тяжело.

– Яяя… Мнеее… – Драко мнется, не зная, как сказать то, что крутится в его голове. Хочет обсудить вчерашний вечер? А может… снова поцеловать меня? Нет, нет! Это крайне глупая мысль! Но такая соблазнительная… – Короче… – Он набирает воздух в легкие и нетерпеливо выдыхает, словно в голове идет нескончаемый спор с самим собой, и ни одна из сторон никак не может поставить жирную точку. – Давай будем друзьями, – наконец выпаливает Драко, и я чувствую, как одна его рука сжимает мою юбку на бедре, а другая, дрожа, замирает на животе.

Я молчу. Д... друзьями? Сердце постепенно перестает бежать свою стометровку, будто перед самым финишем обнаружило, что кто-то уже давно разорвал победную ленточку.

– Ведь друзья… ночуют друг у друга, – пытаясь сохранить спокойствие, начинает объяснять Драко, но его голос предательски дрожит, а рука все сильнее сжимает тонкую ткань юбки, – ужинают вместе, много говорят… – Громкое сглатывание я могу расслышать даже сквозь звук стучащей в виске вены: – Целуются… иногда.

– Ну… да, – неуверенно шепчу я совсем хриплым после долгого молчания голосом и поворачиваю к нему голову, так надеясь, что его пространное «иногда» вот-вот превратится во вполне определенное «сейчас».

– Отлично, – категорично заявляет Драко, и я теряю тепло его рук, потому что он испуганно делает шаг назад.

– Знаешь, – решаюсь на совсем уж безумный шаг, но мне в этот момент как будто пелена глаза застилает и море по колено, – друзья еще обнимаются…иногда.

– Мм… – он задумчиво смотрит в пол и вроде собирается сказать что-то еще.

«Обними меня, ради Перуна, обними меня!» – беснуются в голове далеко не платонические мысли.