Степени (СИ)

Как оказалось, месяцы накапливаемого оцепенения не так то быстро можно было стряхнуть.

Сайлар не стал долго ждать.

Исчез также мучительно резко, как и появился, оставляя остолбеневшего гостя в сомнениях – а не привиделось ли это всё тому.

- Ты бы хотел, чтобы меня никогда не было? – спросил Сайлар на следующий день, и Питер, готовившийся к совсем другому вопросу, снова не успел ничего сказать.

Да что за новые игры-то?

Что за долбаные прятки?

На третий день он ждал его подготовленный.

Не с ответами на бумажке, а просто – готовый ко всему. Двух суток и адреналиновой злости более чем хватило, чтобы стряхнуть с себя многомесячный каталепсический туман. Хотя теперь ему мнилось, что с момента его появления здесь прошло не больше недели, настолько однообразно-неделимыми они были.

- Ты бы простил меня, если бы я на самом деле убил Нейтана? – знакомо раздалось за спиной.

Вот интересно, кого Сайлар больше цеплял этими вопросами – гостя или самого себя?

Устало вздохнув и отчего-то сегодня совершенно не боясь ничего испортить, Питер обернулся, подошёл к подобравшемуся, уже готовящемуся исчезнуть, хозяину, и буднично поинтересовался:

- У тебя новая способность?

Сайлар вопросительно нахмурился.

- Исчезать через десять секунд молчания на твой вопрос, – разъяснил Петрелли и склонил голову, глядя ожидающе и терпеливо.

Молча приняв этот взгляд, и не торопясь ни отвечать, ни исчезать, Сайлар двинулся ему навстречу.

Но, не дойдя до него, смешливо хмыкнул и притормозил. Обогнул сурово смотрящего гостя и прошёл к месту, откуда было хорошо видно цветное пятно внизу.

- Свою первую, основную способность… – начал он, не отрывая задумчивого взгляда от разноцветных брызг, – ты хорошо её помнишь?

- Основную? – Питер рефлекторно вытянул шею, вслед за Сайларом заглядывая вниз, за бетонные тумбы, будто хотел убедиться, что там, на асфальте, всё ещё сияли катастрофические последствия его разборок с десятком банок с краской.

Убедился, отпрянул.

– А у меня она не была первой. Первыми были сны – от мамы. Потом… – он резко умолк, подавившись непроизнесённым именем брата; запрокинул голову и упёрся взглядом в серое небо, – потом я полетел…

* *

Они проторчали в тот день на крыше до самого заката.

На этом шатком пике покоя.

Как два дурацких клоуна, запрыгнувших с двух сторон на одну качающуюся на этом пике доску. Понимая, что любой из них в любой момент может с этой доски спрыгнуть и развалить всю конструкцию к чёрту, и что ищи-свищи потом опять по жуткому пустому миру этот пик.

Быть может, это месяцы молчания сделали своё дело.

Сайлар изредка что-то спрашивал.

Питер – говорил.

Хотя что такого он мог поведать о способностях тому, у которого их было в несколько раз больше, чем когда-либо было у него самого?

Но Сайлар внимал, как ребёнок, слушающий на ночь сказку.

И Питер так и не нашёл подходящего момента, чтобы остановиться.

Рассказал про Клэр и человека-невидимку. Как понял, что умеет копировать дары и как учился их контролировать.

Умолчал про своё прошлогоднее отчаяние, но это и так помнили они оба – Кирби-Плаза не оставило подобных тайн.

Дошёл до момента, когда отправился в будущее за жаждой.

Изначально собираясь заостриться на этом дьявольском даре, «по пути» Питер постепенно замедлил темп, невольно останавливаясь на совсем иных подробностях. О фартуке и шипящей сковородке. Вкусном запахе. Полосах света на полу и на столе. Изрисованной маркером стене и цветных наклейках на дверце шкафчика.

О маленьком мальчике напрямую не было вымолвлено ни слова, но всё остальное подсвечивало невысказанное пылающим ореолом.

От Сайлара не доносилось ни вздоха, ни шороха.

Питер не смотрел на него, но от исходящего от того отчаянного сдерживания застывало сердце.

Он неоднократно улавливал подобное. От Нейтана. Но ни разу это тому не помогло.

- …когда я зашел в дом, то был готов к чему угодно, – не меняя интонации, абсолютно серьёзно продолжил он, – но только не к тому, что ты радостно меня облапаешь.

Сказал – и замолчал, всё также отстранённо глядя на растворяющийся в сумерках силуэт города.

- И что, ты не отскочил, как ошпаренный, и даже не попытался убить меня на месте? – спустя несколько практически принудительных вдохов хрипло поинтересовался Сайлар.

- Нет, – лаконично ответил Питер, но не выдержал и улыбнулся, – но не думай, что мне не хотелось.

- Герой не делает ничего, не оглянувшись на мир? – Сайлар поднялся на ноги, скупыми движениями сгоняя онемение с уставших от долгой неподвижности мышц.

- Не на мир, – обернулся к нему Питер, – на самого себя.

Странно на него посмотрев, Сайлар поправил пиджак, неуверенно – как будто впервые это делал – махнул рукой, и ушёл.

На сей раз вполне по-человечески.

* *

Он приходил каждый день почти в одно и то же время.

Питер перестал слишком ждать. И слишком вздрагивать при его появлениях тоже перестал. Не лез, не торопил, ни о чём не спрашивал. Сознательно. Как бы тяжело это сознательное «бездействие» ему ни давалось.

Человек не вырастет быстрее, если на него орать. Яблоко – не созреет, если его упрашивать.

Не взорваться бы только от этой мудрости по пути.

Иногда Сайлар просто молча усаживался рядом, и так и сидел до самого вечера, изредка кидая ничего не значащие фразы.

Иногда спрашивал о чём-то, и довольно благодарно потом выслушивал.

Иногда рассказывал о чём-то сам, причём не всегда Питер был уверен, что тому в эти моменты требовался собеседник.

Это всё походило не то на терапию, не то на эксперимент, не то на самодельные курсы «как научиться общаться».

- Я бы сдох от счастья в детстве, узнай я о том, на что буду способен, – заявил Сайлар однажды, и разразился монологом, в котором Питер с удивлением распознал ответ на свои собственные откровения.

* *

Если смотреть совсем со стороны, то, наверное, всё это могло бы показаться даже милым.

Сайлар осторожничал. Но, не встречая ни отторжения, ни агрессии, с каждой новой встречей позволял себе откатываться в своём эмоциональном развитии на кучу лет назад, практически до состояния ребёнка, перемалывая в себе всё то, что когда-то не смог пережить в режиме реального времени.

Переживая это сейчас.

Пусть сжато, скомкано, и нестройно – но именно переживая.

Переходя от напористого «я могу сломать любую вещь в мире» – к апатичному «я могу починить всё, что угодно… кроме себя самого».

Поначалу рагребаясь преимущественно по-детски и больше с самим собой, постепенно всё чаще «оглядываясь» вокруг, то выплёскивая подростковое несогласие, то удивляя не просто взрослым, а каким-то даже нечеловеческим самообладанием.

И никогда, никогда не забывая цеплять и провоцировать:

- А с тобой интереснее, – злорадно, после того как вечер напролёт рассказывал о своём местном бытие в роли Нейтана, и едва не довёл Питера до крушения всех его миротворческих замыслов. Последний краснел, бледнел, раздувал ноздри и пару раз чуть не смылся с крыши – чем чрезвычайно развлекал Сайлара – но так и не сбежал, и даже ни разу не сказал заткнуться.

- Если бы вместо меня с тобой тут был он, то вы, наверное, нескоро бы засобирались в реальность, – ядовито, после того как Питер мало-помалу выработал иммунитет и перестал менять цвет лица и подавать прочие поводы для развлечения.

- Зачем мне выпускать нас отсюда? – сухо, после того как понял, что Питер и откровенничать с ним больше не спешит, – здесь почти всё, что мне нужно. Целый мир, которым я могу управлять. И ты в довесок.

- Зачем мне нас отсюда выпускать? – снова и снова, постепенно превращая эти слова из провокации в самый обычный вопрос. Вопрос на миллион поводов рискнуть начать жить заново.

Снова и снова.

А Питер, легко делясь ничего не значащими фразами, на этот вопрос – всё молчал и молчал. Упрямо сжимая губы. То злясь, то прячась, прикрывая глаза, то наоборот, пристально вгрызаясь многозначительным взглядом.