Сверхестественный Гимн Сумеречного Хогватса (СИ)

***

— Ночью в поле звезд благодать, — подвывал под прямой эфир «Пусть говорят» Невилл Долгопупс, замерев перед телевизором в Большом зале, аки оловянный солдатик. — Кузя, зови блядей и тащи бутыль. Только не разбей, падла ушастая…

— В поле никого не видать! — взвыли в кабинете самого доброго министра магии Его Няшество Люцифер и самая верная сектантка Полумна.

— Только мы с конем по полю идем, — орал Дин Винчестер, перекрикивая радио в чебуречной. — Только мы с конем по полю идем…Кэролайн, подпевай. Как это, слов не знаешь? Женщина, сейчас будет развод! Повторяй за мной: «Только мы с конем по полю идеееем!».

— СЯДУ Я ВЕРХОМ НА КОНЯЯЯ! — вопил хор двенадцати детей Сэма Винчестера. — Батя, там «Пусть говорят»! Бросай свой холодец!

— Ты неси по полю меня, — подвыли из кухни Сэм и Ребекка. — Шо значит «холодец бросай»? А что вы на Новый Год жрать будете, спиногрызы?

— По бескрайнему поооолю моему! — орал на весь Двенадцатый Дистрикт Аларик, прижавшись лбом к голове своего собутыльника Хэймитча.

— По бескрайнему полю моему… — проворнякал Хэймитч и рухнул лицом в кабачковую икру.

— Дай-ка я разок посмотрю, — верещал где-то в пригороде США безумный пенсионер Бобби Сингер, который солил сало перед телевизором.

— Что говоришь, Эдик? — прижимая мобильный к уху, крикнул Северус Снейп, куривший в тамбуре поезда Лондон-Ярославль. — Убиваху показывают? Гимн поют? Та ты шо?! Какой куплет?

— КАК РОЖДАЕТ ПОЛЕ ЗАРЮ! — вскоре прогремели на весь поезд голоса зельевара, Шерлока Холмса и самогонщицы.

— Ай брусничный цвет, алый да рассвет, — тоненькими голосочками напевали Эдвард и Джереми, приплясывая перед телевизором в доме Калленов.

— Али есть то местоооо, али его нееееет, — протянул порядком поддатый генералисимус Сальваторе, сотрясая своим басом всю округу.

— Мозгов у тебя нет! Соседей напугал, скотина! — орала Кэтрин, вооруженная черпаком. — Я тебе говорю, стол ставь, дочь скоро приедет…Стерва, мешай оливье! И не жлобись на майонез, а то я тебя знаю.

— Полюшко мое — родники, — пропел Малфой, чистивший картоху на кухне.

— Дальних деревень огонькиии, — визжал Гарри Поттер на всю Годрикову Ноздрю.

— Золотая рожь, да кудрявый лен… — где-то в Мистик-Фоллс запели Стефан и Елена, тоже лузгая семки перед телевизором.

— Я влюблен в тебя, Россия, влюблен, — подытожил пахан и, откупорив бутылочку шампанского, подхватил бокалы и мягкой походочкой бородатого гомосека, вышел из комнаты. — Валюша, бросай свой плутоний…

***

— А нормальные такие «Голодные Игры» выдались, — спрыгнув с поезда на перрон, протянула Убивашка, одетая в лыжный пуховик и валенки. — До тридцать первого успели, ёлку на арене срубили…Клаусяш, выгружай вещи, не надо тырить постельное у проводницы.

Клаус, выкинув из вагона связанную тремя простынями ёлку, зашиб ею трех маглов, и, вытащив многочисленные чемоданы, сам ступил на перрон.

— Гля, какой я стерве подарок с Панема привезу, — сказала Убивашка и, поправив корону победительницы Игр на зимней шапке, протянула Клаусу пакет.

— Никак колготы, — гоготнул Клаус.

— Теплые. Связаны из шерсти с жопы новозеландской овцы.

— Ты ж моя Снегурка. Как же ж мы теперь без Голодных Игр?

Раздобыв транспорт методом избиения водителя троллейбуса, Убивашка, усевшись в водительское кресло, махнула рукой.

— Ой, ну их, эти Игры… я нам новое хобби найду.

Троллейбус тронулся и меркантильный Клаус, заулыбавшись во все свои оставшиеся зубы, принялся собирать с оставшихся смелых пассажиров плату за проезд.

Наконец, добравшись троллейбусом и тремя маршрутками до заветной дачи Клауса Майклсона, трибуты, утопая ногами в снегу, тащили вещи и елку, оставляя за собой следы из сломанных колючих веток, фантиков от конфет и семечных лушпаек.

В приземистом домике уже горел свет, а из трубы валил густой дым.

— Убиваша приехала, — ахнула Кэтрин, услышав стук в двери. — Неужто уже всех на Арене порубила?

— Подотри сопли, женщина, — гаркнул военрук. — Етить твою, уже рыдать собралась…Пусти, Катерина, я встречу дочь, как мужика, без этих ваших слезливых поебушек.

И, встав с кресла, рывком открыл дверь.

— УБИВАШЕЧКА, КРОВИНУШКА МОЯ! — заливая слезами пуховик румяной от мороза девки, орал Деймон. — Вернулась!

— А что, небось, на меня оливье не крошили? — сверкнула глазами Дейенерис.

— Бро, — кивнул Клаус, обняв генералиссимуса. — Довез, как договорились. В целости и сохранности.

— Убивашку довез? — умилилась Кэтрин.

— Ёлку, — хмыкнул Клаус.

— Шмара, живая еще! — ахнула Убивашка, швырнув в лицо своей лучшей подруги сверток с колготами. — Хозяин подарил стерве колготы, теперь стерва свободна.

Гермиона, гоготнув, побежала примерять подарок, утащив за собой Малфоя, дабы тот лицезрел этот эпичный момент. Генералиссимус, на радостях тяпнув стопарь вишневой наливки, принялся разматывать простыни на ёлке, а Клаус, стянув тулуп, уселся смотреть «Иронию судьбы».

— Ну, че там как в Панеме? — поинтересовался военрук Сальваторе.

— Все пока живы. Кроме Фликермана, — ответила Дейенерис, закрыв дверь на кухню. — Зверское самоубийство, упал на тесак восемнадцать раз.

Деймон усмехнулся и, сжав зубами самокрутку, потянулся к бормотухе.

— А вы, папенька, все пьете. Гля, синий уже весь, с полосками на тельняшке сливаешься.

— Вся в мать, зараза мелкая. Год проводить надо, — уперся Деймон. — Бери стакан.

И, плеснув доче детского шампанского, украсил стакан шпротиной и огурцом, а в завершении еще и трубочку с зонтиком в пойло сунул.

— Батя, от души просто, — всхлипнула Убивашка, глядя на эту «Пина коладу по рецепту Сальваторе». — Пойду, остальных позову, а то Клаусяш и дядя Кефирчик там наебенились немного, сидят, в ковер на стене залипают.

— Сиди, — гаркнул Деймон. — Вдвоем проводим.

Убивашка, хмыкнув, отхлебнула детского шампанского.

— Выросла ты. Вон, в Панеме авторитетом стала, — зафилософствовал подвыпивший военрук. — Повоюем мы с тобой, Убивашка. Бля буду, на Дурмстранг пойдем.

Бокал и рюмка звякнули после этого сомнительного тоста.

На даче пахло жареной картохой, перегаром и праздником.

На даче было хорошо.