Закон молчания (СИ)

Победа осталась за ними, но последнее слово парни Гамбино оставили за собой.

— Зар-раза-а, — прошипел Тед, сцепив зубы, и все-таки снова хапнул воздух пересохшим ртом.

Боль разгоралась с каждым мгновением, растекаясь от кончиков онемевших пальцев до шеи. Коже сделалось горячо. И под метнувшейся к ране ладонью, которую царапали края рассеченного рукава, тоже было горячо и скользко.

— Ушли.

Дэн оказался рядом быстро и бесшумно, распущенные волосы наполовину занавесили склонившееся лицо, но даже так ясно различался украсивший скулу кровоподтек и подсохшая бурая полоска от уголка губ к подбородку. Узкие пальцы со свезенными костяшками коснулись его руки, отвели в сторону, и друг нахмурился.

— Похоже, просто зацепило, — одновременно с ним присмотрелся к своему левому плечу Тед.

В разошедшиеся края толком было ничего не разглядеть, кроме темноты под ними и крови снаружи, маслянисто блестевшей и казавшейся совсем темной на черной коже. Теодор мелко дышал сквозь стиснутые зубы, пережидая новую волну, пока Дэн осторожно помогал ему избавиться от куртки. Левая рука сделалась мерзенько ватной и непослушной, заставляя шипеть на каждом движении, но куска из нее никто не выхватывал. По крайней мере, солидного. Плечо распахало чуть наискось, и различить, насколько глубокой вышла эта набухшая мокрым и жарким, не прекращающая кровить борозда, толком не получалось. Кажется, все-таки не слишком. Но и ничего хорошего.

Движение рядом заставило вскинуть взгляд, и Тед увидел, что друг слупил куртку с себя, бросил ее на землю и выпутывается из футболки.

Шутка скакнула с языка сама собой:

— Я только за, но лучше не здесь, — как можно беспечнее брякнул Тед, отмечая в жидком фонарном свете, что и по корпусу рыжему тоже досталось.

Тот лишь фыркнул едва слышно, показывая, что понял и оценил, сунул ему смятую ткань и потянулся к ремню.

— Прижми и пойдем.

Импровизированная повязка придержала кроворазлив, но не до конца. По примотанной футболке все равно медленно расползалась липкая влага, заставляя ускорить шаг. Наброшенная на плечи кожанка неудобно болталась, заставляя то и дело прихватывать ее у ворота правой рукой, и была призвана, скорее, не защитить от озноба, который и впрямь начинал прокатываться по телу, а придать Теодору хотя бы отдаленно благопристойный вид на случай попавшихся поздних прохожих. На ярком свету улиц это не помогло бы, но во дворах и проулках, если не соваться в свет фонарей, вполне можно было скрыть и покрытую засыхающей корочкой темных полос руку, и размазанное пятно на джинсах. Дэн, застегнувшийся под горло, шел чуть впереди и молчал, погрузившись в мрачные раздумья. И было отчего. Закончив затягивать ремень поверх футболки на ране, он вытащил телефон, набрал номер и долго дожидался ответа. Переговорив, раздраженно нажал отбой, набрал другой номер, закруглился еще быстрее и впервые на Тедовой памяти крепко выругался себе под нос.

— Делвин в лоскуты, — коротко бросил он. — А Любецки на конференции в Сан-Вернаре.

Тут уже ругнулся Тед, присовокупив к матерному словцу сакраментальное «Хайстоун, у нас проблема». Чтобы сразу оба доверенных врача семьи когда-то оказались недоступны, он тоже не помнил.

Впереди замаячила не самая радостная перспектива. Соваться в обычную больницу с огнестрелом — исключено, а само по себе такое заживать будет долго, и Тед сомневался, что вообще успешно. Воображение услужливо подсовывало картины в духе криминальных драм и детективов, где главный герой штопает себя суровыми нитками, предварительно для обезболивания накачавшись виски и им же полив на рану и на зловещего вида швейную иглу, прокаленную на зажигалке. Достойное, а главное — в чем-то даже логичное завершение вечера, где он, как тот же дурной герой, сперва навалял по шее, а потом словил пулю. Которая далеко не факт что предназначалась плечу. Не помешай стрелявшему его же напарник — и Тед, вполне вероятно, мог остаться в том дворе.

В желудке осела противная маслянистая тошнота. Теодор отогнал ее усилием воли, напомнил себе, что до завтра Делвин должен проспаться, а уж ночь он как-нибудь переживет и без художественной вышивки по живому.

До дома оставалось всего ничего, иди они по улице — добрались бы уже десять минут назад, но оба предпочли состорожничать, пробираясь окольными путями. В руку как будто вбили гвоздь двухсотку и временами садистски проворачивали.

— Ладно, — проговорил Тед, которому напряженное молчание друга начинало уже резать уши. — Почти пришли. Досижу, ничего у меня не отвалится.

Дэн остановился так резко, что он сбился с шага, едва не влетел в обтянутую кордурой спину и тихо взвыл, когда гвоздь в руке провернулся снова, а под футболкой ощутимо повлажнело. Повернутое к нему лицо терялось в темноте очередного проулка, но полный какого-то злого упрямства взгляд ощущался всей кожей.

— Есть еще один вариант, — очень ровно проговорил друг. — Где у тебя ключи?

— В левом. А что?

Длиннопалая ладонь тут же нырнула в указанный карман, пока вторая придерживала полу куртки, чтобы не дернуть случайно, проехавшись по перетянутой ране, а затем Дэн, бросив «Жди здесь», скрылся с такой поспешностью, будто не хотел вопросов, а главное — дать самому себе возможности передумать.

Топот подошв растворился в клубящемся ночном сумраке, и Тед позволил себе осторожно привалиться к стене. Адреналин короткой схватки схлынул, оставив после себя пустоту и звенящую голову. Жутко хотелось курить. Не без помощи такой-то матери он выудил сигарету, прикурил и сунул пачку с зажигалкой вместе обратно в правый карман.

Алый огонек вспыхивал ярче и пригасал, пряный дым устремился в легкие и мягко толкнул в голову. Сквозь куртку просачивался холод кирпичей, а мысли — их как-то не осталось вовсе. Ни единой. Только пустая ночь со всех сторон.

Вернулся Дэн минут через десять, быть может — чуть больше. Снова возник рядом, довел до припаркованного у бордюра «Штуберта», брата-близнеца продырявленного, и сам сел за руль.

— А говорил, не умеешь, — припомнил Тед, осторожно пристегиваясь.

— Я сказал «не люблю», — поправил Дэн, поворачивая ключ и отъезжая от тротуара.

— И не умеешь, — все-таки буркнул, отшипевшись, Тед уже на третьем светофоре, когда тело дернуло вперед на резком торможении и руку прострелило по всей длине, отдавшись в затылок.

Здесь он погрешил против истины. Водить Дэн мог, но ровно настолько, насколько может недавно получивший права и раз в пятый выкатывающийся на общую дорогу, либо тот, кто отсдаваться отсдавался, но за руль прыгает только в случае крайней необходимости. Руки не расслаблены, держатся слишком цепко, корпус вперед, внимательное напряжение в теле. Он медленно разгонялся, перетормаживал или, наоборот, чересчур мягко давил на педаль, явно не чувствовал габаритов и пару раз резко «бросил» газ. Словом, складывалось впечатление, что в роли шофера он — как в клетке с каким-нибудь зверюгой, которого вроде и приручил, и повадки знаешь, а все равно так и ждешь подвоха.

— И куда мы едем?

— К врачу, который не станет задавать лишних вопросов.

Затормозил Дэн возле безликого дома на Уинслет Авеню, заглушился и вместе с Теодором пошел к дверям, в последний момент спохватившись и пикнув сигнализацией. Лифт, глухо ворча на разбудивших его полуночников, доставил их на седьмой этаж и с каким-то облегченным вздохом раззявил створы, как будто зевнул.

Похоже, их ждали. Дверь одной из квартир распахнулась тут же, высунувшийся из-за нее человек махнул рукой и посторонился, пропуская внутрь. За дверью оказалась крохотная прихожая, большую часть которой занимал громоздкий шкаф, в который Тед едва не врезался, лишь в последний момент ухватившись за боковину рукой и взамен чуть не свалив стоявшую рядом рогатую вешалку. Ключ с тихим скрежетом повернулся в замке, наполовину заглушив негромкое:

— Ну что там такое у тебя случилось?

— Я же говорил, — так же негромко и ровно ответил Дэн, — не у меня.