Сущность Альфы (СИ)

- Сасори-сама, хочу вас… - задыхаясь, шептал омега, помогая мужчине выпутаться из одежды и тут же прикасаясь губами к его телу, начиная жарко целовать и вылизывать соски юрким язычком, в то время как красноволосый в грубых объятиях сжимал тело мальчишки, оставляя на тонкой коже узких бедер алые следы от ногтей

- Не отвергайте меня… прошу, - Хаку уже пробрался ладошкой под резинку домашних штанов, сжимая тонкие пальчики в плотное кольцо и умело двигая рукой по вздыбленному члену альфы. – Я ваш… я теку для вас… мое тело только ваше… Сасори-сама…

Альфа зарычал, глухо, утробно, хищно, лишившись рассудка и потеряв себя как личность. Личина зверя исказила лицо красноволосого, глаза которого потемнели от вожделения, на губах которого застыла хищная ухмылка, ноздри которого раздувались, вдыхая запах течки и желания, а биополе, будто сошло с ума, терзая биополе омеги и заставляя его прогибаться под давлением ментальной воли. Инстинкты взяли верх, и Акасуна, резко перевернув мальчишку на спину, сразу же забросил ноги омеги себе на плечи, нависая над ним и открывая себе доступ к столь желанному телу. Желание, страсть, жажда, неистовство завладели разумом красноволосого, который грубо и бесцеремонно пропихнул в тело мальчика указательный палец, вновь рыча от удовольствия, ощущая жар и влажность нутра омеги.

- Да! Да, хозяин! – в порыве, выгнувшись и вцепившись в плечи партнера, выкрикнул Хаку, хотя в это время из уголков его глаз текли слезы, а биополе покрывалось мелкими трещинами, больше не в силах выдерживать ментальный напор альфы

«Хозяин» - именно это слово отрезвило Акасуну, именно оно, гнусное и отвратное, пробралось в уголок его разума, в котором и было заключено сознание. Связь Истинных практически рухнула, узы Пары ощущались очень слабо, сущность испуганно дернулась, инстинкты замерли, биополе осело грузной массой, волны которого теперь мрачно вились вокруг альфы. Лицо красноволосого вновь исказилось, но на этот раз в отвращение, и он, посмотрев в полные вожделения и непонимания глаза мальчишки, чуть ли не со всей силой залепил Хаку пощечину, пытаясь стереть с его лица выражение похоти и блудливости.

Акасуна, отпихнув от себя омегу, поднялся и, с высоты своего роста, кривясь и брезгливо отряхиваясь от невидимой грязи, взглянул на сжавшегося в комочек омегу, по бедрам которого все так же текла смазка, запах которой альфа чуял, но он стал для него отвратным, хотя и оставался таким же сладким. Не говоря ни слова, красноволосый, наклонившись, вздернул мальчишку за руку, чуть не вывернув её из сустава, но таки заставив брюнета подняться. Слезы обиды и непонимания текли по щекам Хаку, который прижимал свободную ладонь к, казалось, на глазах распухающей щеке, но альфу это не остановило. Подавляя вновь нарастающее желание и игнорируя порывы сущности возобновить связь Пары, Сасори потащил мальчика наверх, буквально волоча его за собой и не обращая внимания на то, что омега запинается о каждую ступеньку, а на его запястье, в которое так яростно вцепился альфа, уже проступили синяки.

Втолкнув Хаку в его комнату, Акасуна с отвращением посмотрел на дрожащего омегу, но все же долька сожаления шевельнулась у него внутри. Он таки поддался инстинктам, не смог удержать бразды контроля в своих руках, был похотлив и груб с омегой, едва не разорвал связь Истинных, но Хаку сам виноват, ведь все могло бы быть совсем по-другому, если бы не его блядские повадки.

- Шлюха, - процедил красноволосый, выразительно посмотрев на омегу и ментально ударил его так, что мальчик снова упал на пол, а Сасори же в порыве гнева и не обратил внимания на то, насколько истощено биополе омеги, насколько оно стало хрупким и тонким и какую боль сейчас испытывает Хаку

Закрыв дверь на ключ, Сасори спустился на первый этаж и, рыча, присел в кресло в малой гостиной. Злость распирала его, причем злость и на себя, и на Хаку. Желание вышвырнуть мальчишку из своего дома прямо сейчас было очень сильно, но, каким бы сердитым он не был, Акасуна понимал, что с течкой омегу нельзя выпускать, ведь все-таки он не подонок и допустить изнасилование не мог, но и оставлять Хаку у себя не собирался. Это сейчас, пока в нем ещё кипит гнев и злоба, он может сдерживаться, но, когда адреналин в его крови вновь уступит место запаху омежьих феромонов, не факт, что он не сорвется, даже не так – он сорвется и возьмет омегу, пусть тот хоть сотню раз назовет его хозяином.

Не придумав ничего лучшего, Акасуна потянулся к домашнему телефону и набрал уже давно заученный номер. Ответили ему сразу же, после первого же гудка, будто заранее предчувствовали всю обостренность ситуации.

- Учиха, я убью эту сучку, - без церемоний прошипел в трубку красноволосый, чувствуя, что запах течного омеги вновь пробирается в его кровь и туманит рассудок. – Нет, сперва я его трахну, а потом убью, и это не шутка

- Притронешься к нему, и я оторву тебе руки, Акасуна. Тоже без шуток, - жестким и не позволяющим усомниться в правоте его слов тоном ответил Итачи. – Полчаса, - так же твердо и уверенно продолжал альфа, - продержись полчаса, пока я не приеду

- Засекаю время, - настоятельно бросил Сасори и отключился, после чего безвольно откинулся на спинку кресла. Полчаса… Полчаса? Полчаса! Да если он продержится столько, ему нужно будет памятник поставить. Да, злость на Хаку была сильна, но инстинкты лишь присмирели и теперь вновь рвались наружу. Голова просветлела, но только от злости, а не от желания, которое, казалось, с удвоенной силой начало медленно подыматься по его телу, придавая альфьей сущности сил. Может, уехать? Спрятаться где-нибудь на время? Убежать от своей Пары, таки разорвав узы? Пожалуй, это было бы правильно. Да, это правильно, только вот сердце так больно трепыхнулось, что Акасуна невольно впился ногтями в кожу на груди, пытаясь перебить боль душевную физической. Разорвать связь Истинных не так-то просто, да и не хотел альфа этого делать, правда, где-то глубоко внутри, но все же не хотел, все ещё на что-то надеясь. На что? Сасори и сам не мог ответить на этот вопрос. Может, на то, что последней все-таки умирает любовь?

========== Глава 17. Часть 2. ==========

Сон плавно уступил сознанию, но окончательно так и не улетучился, отходя на второй план и превращаясь в сладостную дрёму. Веки были все ещё тяжелыми, и их абсолютно не хотелось открывать, хотя дневной свет настойчиво пробирался сквозь темные ресницы, подстрекая к пробуждению. Тело казалось легким, кожа слегка покалывала от прикосновений к мятой ткани постельного белья, а под одеялом было так тепло и уютно, что выбираться из-под него определенно не хотелось. К тому же, насыщенный запах альфы вновь кружил голову, навевая полусны-полуфантазии, которые обрывистыми картинками мелькали перед глазами, снова-таки утягивая в мир Морфея.

Киба перевернулся на бок и, скрутившись калачиком, усердно засопел, все-таки решив, что подыматься с постели ему определенно не хочется. Течка, естественно, не закончилась, но в теле пока ещё не было её жара, который превратился в теплые, блуждающие по телу волны, от которых омега млел, и которые напоминали ему о проведенной в страсти ночи. Да, именно в страсти и именно всей ночи, ведь, вопреки представлениям шатена, на одной сцепке Хидан не остановился, продолжая удовлетворять своего партнера, пока не спал жар течки, а сам омега не погрузился в сладкий сон.

Инудзука в полуулыбке хмыкнул: с его активным бета-прошлым он-то думал, что познал в сексе все, а оказалось, что, по крайней мере, по сравнению с альфой, он полный профан. Хидан брал его в таких позах, что от удовольствия у шатена кружилась голова, и он был не способен ни на что, кроме как выкрикивать имя своего альфы и остервенело двигать бедрами, подаваясь навстречу столь желаемой внутри плоти. Каждая ласка была столь новой и яркой, что омега буквально плавился в сильных и умелых руках мужчины. Поцелуи обжигали своей откровенностью, биополе альфы укутывало его, тянулось к нему, заставляя сущность откликаться на каждое прикосновение, каждое скольжение, каждый толчок, а минет, который он в порыве страсти сделал своему партнеру, доставил ему не меньше удовольствия, чем сам секс. Это было необычно и на удивление приятно: ощущать у себя во рту твердую, горячую, пульсирующую плоть альфы, нажимать кончиком языка на вздувшиеся венки, щекотать чувствительную головку, с пошлыми звуками вбирать в себя член мужчины, пропуская его в самое горло и развратно причмокивая. Пальцы Хидана путались в его взлохмаченных волосах, требовательные подкидывания бедер лишь усиливали желание доставить удовольствие партнеру, едва сдерживаемые стоны распаляли сущность, которая неистово требовала разрядки, а оргазм от собственной руки, в то время как горячая жидкость заполняла его рот, был настолько вульгарным, что альфа не удержался, увидев поскуливающего и облизывающего припухшие губы омегу, и взял его ещё раз, грубо поставив на четвереньки и уткнув лицом в подушку.