My December (СИ)

И даже неприятно смотреть на это идеальное лицо Уизли, который может бросать такие слова.

Ты же у нас принцесска, ты же у нас красотка.

— Да? — из его рта вылетает очередной полу-смех. — Дашь по морде?

— Рон, — подает голос Гермиона, перепуганно переводя взор с одного на другого.

— Заткнись, Грейнджер, — бросает Малфой, остановивши взгляд на ее лице всего на секунду. — Я здесь с твоим нищебродом разговариваю.

Брови взлетают вверх, но в другое мгновение она чуть ли не кричит, бросаясь вперед. И все, что слышит он:

— Да!

И этот мерзкий налетает на него всем своим весом.

Первый удар — в лицо, где-то в районе глаза. Оставляя там синяк. И, попытавшись, понимает, что не может распахнуть веко. Одно, правое. А второе со злостью смотрело в веснушчатую морду этого придурка.

У Драко гудит в ушах, и все мутнеет на пару секунд.

Уизли хватается за его горло, сдавливая двумя руками. И совсем нечем дышать. Будет воздуха больше нет.

Он хотел задушить этот мерзкого Малфоя. Хотел причинить вред ему, чтобы он никогда… никогда больше не подходил к Гермионе, чтобы он никогда ничего не говорил ей.

И Драко расплескивает кровь на лицо парня, пытаясь вырваться из хвата.

Он с силой цепляется в его волосы, выдрав парочку с корнями. И мгновенно отпечаток появляется на щеке.

Голова будто раскалывается и падает. Будто ее рвут.

Это уже второй раз за сутки. Вначале заклинание, теперь — ненормальный Уизли.

Затем снова кулак врезается, но уже в бровь.

И Рон чувствует прилив адреналина. Он выместит все: злость, ненависть, презрение, проблемы. Малфой стал всего лишь мишенью, но такой, что мало не покажется.

И Драко не удерживается, чтобы не застонать от боли на всю башню.

Потому что, сука, кровь заливает все веко, и перед глазами все плывет. Этот рыжий клонится в сторону, и какие-то белые точки перед ресницами.

— Ну? — орет Уизли. — Хотел? Получил!

И ему вторит чей-то до боли перепуганный голос. Но ничто не может остановить его.

Жидкость попадет в нос, который еще не был сломан, заливалась в дыхательные пути.

Остановись, Уизли. Остановись сейчас же.

Он не может попросить, не может и слова сказать. Потому что из шевелившихся губ вылетают красные капли.

Кашляет, плюется собственной же кровью.

Он не понимает, как хватает Рона руками, пытаясь столкнуть. Он почти не различает его, но отчетливо чувствует.

Пожалуйста, пусть удача будет на его стороне.

Его голова трещит по швам от усердия, а лицо пылает, но он не расцепляет хват.

Но ничего не выходит — слегка наклоняет его влево. Но сразу же получает кулаком в живот, и рыжий куда-то пропадает.

Боль.

Мерлин, она была нереальной. Она летела от сидящего на нем парня, от его тяжелых рук. И скрипом отлетала к девушке, которая…

Он не знал, что она делала. Он только чувствовал.

И лучше бы отключился.

Рон лупил его с такой яростью, что хотелось умереть сейчас же. Он вымещал невероятную злость, ненависть. Будто Драко сделал ему что-то такое, невозможное.

Он мутузил его по лицу, рукам и туловищу. И не было ни одного живого места, не пораненного им.

Он не мог даже рукой пошевелить. Он не мог шелохнуться, черт побери. И от этого стало так страшно, так беспомощно.

Он уже не видел ничего, кроме снега. Скрутившись от мучений. Плюясь красной краской на снежинки, окрашивая все.

Ему не было холодно. Ему было так невыносимо жарко, что, казалось, будто он в печи. И лучше бы он был там, чем получал удары от Уизли.

Искры летели из глаз, а крик вырвался изо рта.

По…

Его стошнит. Его внутренности выворачивает. И он кашляет кровью, которая будто не кончается. Потоком выливается из его глотки, загрязняя все вокруг.

…ги…

Говорят, у аристократов чистая кровь. Ничего подобного. Такая же мутно-красная, как и у остальных.

И он давится ею же, когда теплые руки поднимают его голову.

И исчезают. Потому что кто-то сильно пинает ногой по животу, заставляя полностью распластаться по полу. Будто показывая свое чрезмерное презрение.

Кричал от страданий, кричал от того, что голова рвется, а живот…

Черт, он его даже не чувствовал. Будто там сделали огромную дыру, и вся кровь вытекала оттуда.

…те.

Палочка.

Драко, у тебя же есть палочка. Просто достань ее и направь на…

М-м…

На кого?

Он с кем-то дрался. Но с кем — он не знал.

И что вообще творится?

И вдруг крик, безумный и мученический, прорывается сквозь тишину. И, вроде бы, не его собственный.

И он только сейчас понимает, что лежал и вообще ничего не слышал.

И тут — мольбы, крики. Такие, что били молотами по черепу. Били с невероятной силой.

Заткнись. Кто бы ты ни был, заткнись. Потому что иначе он…

И носок от туфлей бьет его в грудь.

Всхлип. Вздох.

Он сейчас сдохнет.

И он падает в обморок, судорожно вздохнув хоть немного воздуха. И глаза резко закрываются, тело расслабляется.

И он лежит в лужи крови, с изуродованным лицом, почти не дыша. А возле него сидит она — рыдающая, вся в мокрых слезах. Держит его за руку, пытаясь привести в чувства.

Никогда не простит это Рону.

Она действительно никогда не простит его.

Комментарий к Часть 17

Дорогие читатели, пожалуйста, оставляйте комментарии. Принимается критика в любой форме.

========== Часть 18 ==========

Тишина ночи укутывала темным пледом, клала голову на мягкую подушку и нежно прикрывала воспаленные глаза. И так гладко, с любовью гладила худое тельце, застывшее на месте. Но мгновение, и сознание вновь пробуждается: в голове отдается бешеный стук сердца, а руки с испугом протирают веки.

Нет, ты не заснула. И не надо.

Теплые пальцы нащупывают холодную плоть и со страхом трясут за худую ладонь. И, конечно же, никакого результата — все по-старому, как и прежде.

И она уже так устала за эти два дня и две ночи, которые прошли слово несколько месяцев. Слово она ни на секунду не ложилась спать, ее глаза не смыкались, а дыхание не становилось тихим.

Она действительно не спала. Не хотела, не могла, боялась.

И — пожалуйста, черт возьми — проснись уже. Уже наконец. Потому что это слишком тяжело для нее. Слишком тяжело сидеть и смотреть в пустоту мраморного лица.

Он мирно лежал на постели, белый, как фарфор. Грудь равномерно вздымалась и опускалась, ресницы иногда дергались пару мгновений, а он чуть ворошился. И создавалось впечатление, что он просто спит.

Просто спит уже скоро третий день. И почему-то не просыпается.

И она готова была плакать, как в пятницу, когда его только доставили в госпиталь. Когда она билась в истерике, пока ее выставляли за дверь, чтобы провести процедуру. И это были ужасные тридцать минут в ее жизни.

Когда она стояла около стены и пыталась услышать, что там происходит. Что делают с ним внутри. Как его спасают.

Потому что спасение было необходимо.

И ей было невероятно больно за него. И даже сейчас — всего лишь сидеть около него — было слишком тяжело.

Или это просто усталость. Она не знала.

Кажется, вчера, в субботу вечером, он уже должен был проснуться. Однако шел двенадцатый час воскресения, а пробуждения так и не было.

Или она пропустила. Ведь отлучалась на пару минут, на мгновения.

Но нет, ей бы точно сказали. Она бы перестала видеть легкий испуг в глазах мадам Помфри.

И, блин, все шло не так. Все шло совсем не так. Потому что, черт, он должен был очнуться!

— Иди, — отстраненный голос прорывается сквозь сумрак ночи.

Но она молчит. Потому что, наверное, от молчания голос будет слишком тихим вначале.

Тихим, громким — не имеет значения. Она даже не могла раскрыть рта, чтобы сказать хоть слово. Хоть слово, не обращенное к нему, к ее Драко.

— Иди. Ты слышишь меня?

Но она не слышит. И не хочет.

Просто закрой свой рот. Как она может уйти?