Руку и сердце (СИ)

Минуту спустя Джон возвращается, пытаясь на ходу надеть куртку. В руках он держит ключи и бумажник.

— Ты точно не сердишься? — спрашивает Джон и наконец-то открыто смотрит на Шерлока.

Да, ну конечно же, я в ярости, зло думает Шерлок. Но такой ответ — явно не лучший выбор, так что вместо этого он взмахом указывает на дверь.

— Давай, иди, пей свое пиво, разговаривай на нормальные темы, — говорит Шерлок. — Мне есть, чем заняться.

— Постараюсь прийти не слишком поздно, но ты меня все равно не дожидайся, — обернувшись, на ходу бросает Джон, выходит из комнаты, и Шерлок остается в квартире один.

Он тут же прекращает старательно делать вид, что не ревнует и ничуть не огорчен, и опять опускается на диван. С одной стороны, его раздражение оправдано, ведь Джон бросил его прямо посреди их… занятия. Конечно же, Джон взрослый человек и имеет полное право делать то, что хочет, даже если под этим подразумевается, что он оставит Шерлока в одиночестве на весь вечер. По правде говоря, его совершенно не удивляет, что Джон так рьяно ухватился за возможность немного развеяться в другой компании, особенно если учесть, что между ними творится в последнее время.

Со вздохом Шерлок утыкается лицом в подушку. Это какое-то сумасшествие. Абсолютное и полное безумие от начала и до конца. Завтра, завтра же он встанет пораньше, приготовит Джону завтрак и, черт возьми, просто уже предложит ему пожениться.

Еще десять минут Шерлок позволяет себе поваляться на диване, а затем заставляет себя встать и пойти на кухню закончить эксперимент.

*

Когда возвращается Джон, часы показывают больше часа ночи. От Джона пахнет пивом и чужими людьми. По тому, как он задевает что-то по дороге и как медленно движется по спальне, Шерлок понимает, что Джон пьян. Джон умеет пить — одной ночи в пабе явно недостаточно для того, чтобы он начал распевать песни и выделывать на улице зигзаги, но он определенно перебрал.

— Все в порядке? — спрашивает Шерлок, как только Джон падает на кровать и неуклюже пытается справиться со шнурками.

— М-м-м… — невнятно мычит Джон. Наконец-то ему удается рывком стянуть обувь, и теперь он принимается расстегивать рубашку. Джон раздевается очень медленно, эта задача явно требует большей концентрации и усилий, чем обычно. Когда на нем в конце концов остаются одни боксеры и футболка, он ныряет под одеяло и плотно прижимается к Шерлоку со спины.

— Вечер удался? — сумев удержаться от язвительности, спрашивает Шерлок.

— Вполне, — бормочет Джон, — даже очень.

Далее следует почти пять минут молчания, и Шерлок уже не сомневается, что Джон спит, как…

— Было мило, — невнятно продолжает он, словно и не замолкал. — Здорово потрепаться о всяком.

Уткнувшись Шерлоку в шею, Джон бормочет что-то еще, но теперь это уже совершенно неопознаваемо.

— О чем «всяком»? — спрашивает Шерлок.

Никакого ответа. Джон разок шмыгает носом и затихает, и вот уже он дышит глубоко и ровно. Шерлок вздыхает, крепче прижимает руку Джона к своей талии и, в конце концов, тоже засыпает.

*

Ему бы уже давно следовало перестать удивляться. Правда, если учесть уже имевшие место неудачи, он как никто другой должен понимать, что на следующее утро все пойдет совсем не так, как задумывалось.

Джон просыпается с головной болью, вызванной похмельем. Как следствие, он сильно не в духе. С мрачным видом он решительно отвергает предложенную Шерлоком еду, остановив выбор на чашке кофе, а на все попытки Шерлока завести разговор отвечает неразборчивым мычанием.

Положение дел явно не вселяет надежды. Но Шерлок уже доведен до отчаяния и готов на что угодно, лишь бы покончить со всем этим. Так что он решается пустить пробный шар и тут же отступить, если реакция Джона не окажется положительной.

Он прочищает горло, в заполнившем кухню молчании покашливание выходит неожиданно громким и неуместным.

— Джон, мне хотелось бы услышать, что ты думаешь, хм, о с-свадьбе.

Плохое начало. Ради Бога, он что, только что сказал это?

Джон резко поднимает голову и сильно хмурится.

— Шерлок, сегодняшним утром у меня на самом деле нет никакого желания общаться с тобой на данную тему.

То, как он выделяет слово «с тобой», злит Шерлока, и, не подумав, он ляпает:

— Но что такого неправильного в том, чтобы поговорить об этом со мной? С кем еще ты станешь обсуждать вопросы женитьбы?

Джон закатывает глаза и делает еще один глоток кофе.

— Господи, Шерлок, ты серьезно? Да ты просто… У меня не выйдет доступно объяснить тебе, что думают о семейной жизни люди со столь заурядным интеллектом, — с издевкой говорит Джон, и Шерлок на какое-то время чувствует себя сбитым с толку. С какой стати заурядный интеллект? У него же никогда не было намерения заставить Джона ощущать себя тупицей, когда тот с ним не соглашался. Джон сделал такой вывод из их разговоров? Шерлок только-только начинает осознавать, до какой степени все происходящее вырвалось из-под контроля, как смысл сказанной Джоном фразы доходит до него окончательно, пробудив воспоминания о том, что было, когда они лежали ночью в постели.

— Ах, я не пойму, в этом ведь все дело? А Сара, полагаю, поймет? — выпаливает он в ответ. Эти слова вырываются из того уголка сознания, который, похоже, отвечает за то, чтобы Шерлок помнил о каждой женщине, с которой Джон был когда-то. Он знает, что говорить с такой злостью нет ни малейшей причины, но не может с собой справиться, даже когда та часть его мозга, что еще сохранила хладнокровие и способность мыслить логически, кричит ему, что своим поведением он делает только хуже.

— Сара не имеет к этому никакого отношения, — выплевывает Джон. — Речь идет о тебе, мне и том факте, что я не могу поговорить с тобой без того, чтобы ты назвал меня идиотом, едва я выскажу свое мнение.

Шерлок замолкает, глубоко вдыхает, надавливает пальцами на переносицу, чтобы успокоиться. Его ответы Джону отличаются — всегда отличались — некстати проявлявшейся эмоциональностью, вместо того, чтобы оставаться рациональными. И, по-видимому, со временем эффект лишь усилился. Когда Шерлок заговаривает снова, его голос звучит ровно и беспристрастно.

— Что ж, возможно, если бы ты просто поговорил, ты бы понял, что…

Джон с громким стуком ставит чашку с кофе на стол. Чуть заметно поморщившись от шума, поднимает руку и потирает висок.

— Шерлок, я не пошутил; я не стану обсуждать это с тобой, — сдвинувшись на стуле назад, он встает. — Пойду приму душ, выпью аспирину и снова лягу.

Из кухни Джон выходит со страшно мрачным видом. Шерлок следит за тем, как он удаляется, и никак не может понять, как вышло, что от этого разговора стало только хуже.

***

Звонок застает Шерлока в Бартсе.

Проторчав в душе двадцать минут и явно израсходовав всю горячую воду, Джон вернулся в спальню. Хоть он и не совсем уж захлопнул дверь, но закрыл ее за собой так, что сразу стало ясно: Шерлоку пока лучше даже не пытаться туда соваться. Войти в комнату Шерлок рискнул лишь десять минут спустя и благополучно обнаружил, что Джон уже крепко спит. Впрочем, каким-то неведомым способом злость Джона на Шерлока продолжала ощущаться, так что тот тихонько прикрыл дверь за собой и вернулся в кухню.

Какое-то время он пытался поработать дома, но атмосфера в квартире все еще оставалась напряженной и давящей, так что в конце концов Шерлок просто сбежал, предпочтя заняться кое-какими делами в Бартсе. К тому же в лаборатории оборудование было куда лучше того, что ему удалось собрать дома.

Трезвонит прикрепленный к стене параллельный телефон, и сначала Шерлок игнорирует его. Но когда аппарат оживает во второй, а затем и в третий раз, он вздыхает и откладывает пипетку.

— Бартс, — взяв трубку, отвечает он. Хорошо бы, Молли оказалась поблизости и занялась этим звонком.

— Шерлок? Наконец-то. Я до тебя все утро пытаюсь дозвониться.

— Лестрейд? В чем дело?

Шерлок слышит, как еще один голос, очень неотчетливый, что-то говорит Лестрейду. Тот чертыхается и, отведя трубку далеко в сторону, так, чтобы Шерлок не мог разобрать, о чем речь, отвечает.