Мальчик нарасхват (СИ)

Я молча распахнул глаза, вглядываясь в ночную темноту. Пацан, временами запинаясь на словах, тем не менее уверенно продолжил:

- Но я не могу понять одного: зачем? Вы, то есть, ты ведь сам мне говорил…

Постепенно решительное бормотание стихло, резко оборвавшись, под конец став едва слышным робким шепотом. Отвечать я не спешил, с силой сжимая край одеяла, даже вцепившись в него. Сердце билось тревожно, я с трудом выровнял дыхание.

Все, сплю я. Не до подобных вопросов мне.

***

Просыпался я за ночь раза три. Первый раз закрыл окно в спальне, которое оказалось приоткрытым, к моему удивлению. Второй раз от какого-то шума: Лапину не спалось. Последний же раз лупил глазами в потолок уже ближе к утру. До звонка будильника осталось меньше получаса. Осознание того, что все еще есть возможность поспать, но скоро вставать, только больше укрепляло нежелание идти куда-либо.

Поворочавшись с боку на бок, все никак не мог согреться. Особенно мерзли пальцы на ногах и нос. А еще не покидало чувство, что что-то не так. Кое-как разлепил глаза.

Пронюхал, что одеяла на мне почему-то нет. Потому и холод собачий, зуб на зуб не попадает. Зато сладко сопящий пацан был укутан, словно в кокон, только макушка и торчала.

Перестав обнимать себя руками, чтобы хоть как-то сохранить частичку тепла, хмуро зашевелился. Еще минут пять ушло на то, чтобы отвоевать у сожителя кусочек одеяла. Не то чтобы он сопротивлялся, вот только практически все покрывало оказалось у него под тушей, что, очевидно, создавало некоторые неудобства.

Промучившись какой-то отрезок времени, плюнул на затею. Минуты, отведенные на сон, спешно утекали, что страшно меня огорчало. Решив больше не мешкаться и подремать хотя бы еще оставшиеся пятнадцать с копейками минут.

Впрочем, мерзнуть тоже не хотелось, поэтому поступил я следующим образом: пододвинувшись к кокону практически вплотную, с трудом, но засунул под него ноги. С наслаждением ощущая желаемое тепло, не заметил беспокойное шевеление около себя, которое тут же стихло. Причмокивая, таки не удержался от такого замечательного шанса и все же прижался еще и телом.

Чувствуя, как понемногу согреваюсь, слегка улыбнулся. Приятно. Как же вставать не хочется. Надеюсь, будильник не посмеет прерывать меня ближайшие минут десять.

Коротко выдохнув, уткнулся носом в комок одеяла. Было мягко, не пойми откуда взявшиеся волосы щекотали лицо. Когда они проворно лезли в ноздри и рот, я не шибко радовался, но хотя бы пахло приятно. Шампунем, который я самолично купил несколько дней назад.

Твою мать.

Спать мне почему-то расхотелось. Но встать или хотя бы отодвинуться желания не появилось. Разумеется, сначала потребовались усилия, чтобы не отпрянуть.

Чего я паникую? Греюсь ведь. Не более.

Медленно вдыхая носом, попробовал успокоиться. В принципе, я и так был спокоен, вот только лишь внешне. Все же когда находишься в такой непосредственной близости с тем, кого поцеловал пару раз, хочешь не хочешь, а заволнуешься. Да что в этом такого, скажите вы, взрослый ведь мужчина, с чего бы мне переживать? А я соглашусь. Вот только есть маленькое “но”. Даже два. Это парень, и он в разы младше меня.

Но, несмотря на это, отступать я не стал, посчитав, что такое поведение недостойно меня. Да, бояться чего-то совсем не стыдно и естественно, но конкретная трусость никому не к лицу.

Правда, я слегка спасовал, когда кокон вдруг активно зашевелился. Мое сердце тоже зашлось ходуном: одно дело, когда жмешься к спящему человеку, и совсем другое, когда к бодрствующему.

К счастью, спас меня в кои-то веки как нельзя кстати запиликавший будильник. Перекатившись в сторону, отключил механизм, бодро вскочив на ноги.

Что ни говори, а это было опасно.

***

За прошедший день ничего не произошло. Ни хорошего, ни плохого. Настроение стойко цеплялось за отметку “нейтрально”, и ничто не могло сдвинуть его хоть на миллиметр вниз или вверх.

Вместо того, чтобы тушеваться о проблемах насущих, я решил углубиться в работу, а в свободное время… шучу, не было у меня свободного времени. На обеденном же перерыве меня волновал всего один вопрос: как скоро и чем я могу набить желудок.

Вернувшись домой, заметил только одно изменение: Лапин, несмотря на свое обещание, данное днем ранее, обнаружился в квартире. Рожа у него была насупленная и хмурая.

Хмурый, по-настоящему обеспокоенный чем-то Матвей - явление такое же странное, как если бы я вдруг с искренней счастливой улыбкой отдал последние деньги нищему на улице.

Не то что я конченный и бездушный жмот, а белобрысый - вечно улыбающийся идиот… но вообще-то так и есть.

По собственной глупости однажды я воспитал в себе жадность, от которой теперь избавиться весьма и весьма затруднительно, а Матвей… ну а что Матвей? Таким рассерженно-недоуменным я его видел всего раза два-три. Думаю, этим все сказано.

Вот только, поинтересовавшись у друга о причине его поганого расположения духа, внятного ответа я так и не дождался, зато услышал нечто интригующее, когда, выйдя после душа, проходил мимо приоткрытой двери кухни. Привлекло меня раздосадованное цоканье:

- Блин, что ты ему сказал? Я таких шишек огреб!

Не удержавшись, просунул голову в проем. Оказалось, белобрысый разговаривал не со стенкой, но с пацаном, который рассеянно стоял рядом. Моя мокрая после душа мордашка Лапина на откровения не пробила, к сожалению. Он только недовольно, даже с какой-то долей обиды, на меня покосился и ушел. Переведя взгляд на сожителя, его расспрашивать я не стал. Все равно ничего толкового бы он мне не сказал.

***

Назавтра все было не так спокойно. Скорее я бы даже сказал, что все очень плохо. Но, как говорится, нет худа без добра, и это, признаться, внушает чуть теплую надежду.

Первая половина дня протекла довольно мирно. Я практически закончил всю бумажную работу, накопившуюся за мое отсутствие, да и на прием ко мне было записано только пара человек. В общем, не перетрудился я точно.

В общем, ничто не предвещало беды. Случалось даже кое-что хорошее: славненькая медсестра, работающая в нашей поликлинике около полугода, предложила после работы зайти куда-нибудь поужинать. А я, по дурости своей и на радость остальным коллегам-женщинам, ляпнул, что меня дома ждут. Ну не идиот ли?

Да еще медсестру обидел почем зря своим отказом, хотя она усердно пыталась не показывать, что огорчена. Увидев ее состояние, я, почувствовав неловкость, с виноватой улыбкой предложил ей сходить куда-нибудь в следующий раз. Девушка, конечно, согласилась, но по ее глазам я понял: следующего раза не будет.

Зато как радовались коллеги-женщины постарше! Хихикали за спиной, шушукались, а когда я поворачивался к ним или случайно сталкивался, они мило улыбались и невинно сочувствовали, что я практически не вылезаю из своего кабинета. Приходилось, выдавливая улыбку, сдержанно отвечать, что все в порядке.

Да, скажу без стеснения, на работе я весьма популярен. При этом я не задираю нос и не хвастаюсь, просто так оно есть. Разумеется, не буду отрицать, что мне это льстит. Льстило. До определенного момента.

Нет, я не говорю, что меня что-то не устраивает. У нас хороший коллектив, зарплату вовремя выдают, иногда авансами балуют. Несмотря на то, что нужно прикладывать старание и огромное терпение (с детьми иначе никак), а все это порядком утомляет, мне это нравится.

А теперь просто войдите в мое положение. Молодой привлекательный мужчина, работающий среди практически одних женщин, некоторые из которых, несмотря на свой возраст, все еще не замужем. Холост. В детской поликлинике не так много врачей-мужчин, большинству которых уже давно за сорок-пятьдесят, и у всех них есть семья.

Не трудно представить, какая охота началась за моей тушкой. Особенно тяжело было, когда я только-только пришел сюда работать. Разумеется, свистопляска началась не с самого первого дня, около полумесяца ко мне присматривались, оценивали и взвешивали, что я за человек и на что способен. Но затем…