I'm a slave for you (СИ)

– Ну, мы оставим вас наедине. Хорошенько подумайте о том, что хотите сказать, кого будете благодарить, – Теодор хлопнул ладонью по плечу Финнигана и вышел, громко шаркая ногами.

Гермиона смущенно глядела на Чарли, не зная, с чего начать. Ей не хотелось придумывать роль, ей не хотелось выступать перед толпой, восхваляя ум и сноровку Теодора. Гриффиндорка хотела лишь увидеть бывшего хозяина, справиться о его здоровье, поцеловать его, прикоснуться к могучему стройному телу юноши, что вот уже не первую ночь снился ей.

Чарли и сама не знала, с чего начать. Гермиона не казалась ей несчастной и измотанной, какой ее описывал сам Теодор. Юноша особенно подчеркнул, что любое упоминание о Драко приносит Гермионе страшную боль, но когтевранка, увидев девушку, не поверила ни единому слову слизеринца. Да, гриффиндорка действительно кажется несчастной, но… Но разве может быть несчастна та, что свободна от призраков прошлого, та, что наконец освободилась от жестокого хозяина, что обрела, наконец свободу? Нет. У ее несчастья есть иная причина.

– А кто… Кто твой бывший хозяин? – спросила Гермиона, испытывая острое любопытство.

Чарли попыталась припомнить все, что слышала о знаменитой Гермионе Грейнджер. Ей сейчас, кажется, около двадцати лет. Помнится, она была упрямой и гордой, рассказывали, будто ей нравился тот третий мальчик, что дружил с Великим Гарри Поттером… Когтевранка не могла знать точно. Болтали многое. Вопрос, заданный гриффиндоркой, вывел девушку из странного транса. С Чарли частенько случался подобный ступор, стоило ей начать копаться в собственных знаниях.

– Блейз Забини, – коротко ответила когтевранка. – Как так получилось, что у тебя был хозяин?

Когтевранка не желала знать, кто им был. Ее интересовало лишь то, как знаменитой Гермионе Грейнджер удавалось столь долго избегать гнева Темного Лорда и самой масштабной в стране казни. За ее поимку назначили огромную, неимоверно огромную награду. Любой чистокровный, увидев девушку, обязан был сообщить об этом Лорду. Возможно, даже не ради тех бешенных денег, лишь ради положения, статуса в глазах Волан-де-Морта.

– Это очень долгая история, – призналась Гермиона.

– Нам не нужно спешить, – ответила Чарли, приветливо улыбаясь. – Тео же сказал, что нужно придумать речь, так что… Может, нужно поговорить о наших с тобой… Хозяевах?

Это слово давалось когтевранке нелегко. Даже сейчас, когда проклятый ошейник не сковывает ее нежную кожу, девушка не желала признавать, что у нее вообще был хозяин… При одном воспоминании о Забини, у Чарли начинали трястись ноги. Она обещала себе, что больше не станет бояться, но не могла сдержать слово. Образ властного сильного юноши был так свеж, так осязаем, что, казалось, сейчас эти могучие руки вопьются в бедра Чарли, вновь причинят ей боль, ту невероятную, дикую боль, которой грязнокровка так боится…

– Он учился со мной, знаешь… На Слизерине, – начала Гермиона, усаживаясь на стул. – Мне всегда казалось, что мы ненавидели друг друга.

Когтевранка, в свою очередь, тоже решила сесть. Она чуть приподняла длинную бежевую юбку своего платья, так похожего на ночную рубашку, и села прямо на пол. В комнате не было больше стульев, а стоять больше не было сил. Чарли не стала бы садиться на кровать, даже если бы услышала просьбу Гермионы. Мать раньше учила ее, что это дурной тон, что так нельзя… Грязнокровка всегда с нежностью вспоминала маму, потому и старалась следовать ее советам.

– Он постоянно задирал меня, Гарри и Рона. Я никогда и не думала, что после проигрыша все обернется так, как обернулось, – призналась девушка.

Ей было больно, неприятно, но так необходимо говорить… Гермиона глядела на девушку так, словно она могла что-то изменить, как-то помочь в ее горе. Чарли слушала рассказ, кивала, стараясь показать собеседнице, что понимает ее ситуацию. Каждая грязнокровка, прошедшая через Хогвартс, знает о судьбе любой своей предшественницы. Косые взгляды со стороны серо-зеленых слизеринцев, постоянные насмешки, колкости в твой адрес… А за что? Чарли и сама прошла через это. Единственная разница между девушками была в том, что когтевранка всегда была одна… Пока в ее жизни не появился заступник, такой добрый и внимательный Симус.

– После того, как все случилось, я долгое время скрывалась. Жила в разных городках, меняя одно имя за другим, – рассказывала Гермиона.

Когтевранке повезло куда меньше. Она не смогла скрыться, даже не пыталась. Девушке всегда недоставало храбрости, чтобы сопротивляться переменам. Когда за ней явились ловцы, Чарли просто пошла вместе с ними, не пытаясь убежать. Ей было страшно, обидно, но она шла, стиснув зубы, шла прямиком в клетку с ржавыми железными прутьями. Вспоминая прошлое, девушка почти слышала крики рабынь, насилуемых охранниками. Она вновь ощутила запах запекшейся крови, кожи и металла, вонь немытых рабынь и страх, что парил в отравленном смрадом воздухе.

– Когда он пришел, я поняла, что мне не скрыться. Я и не думала, что стану рабыней, что он не выдаст меня своему повелителю, – призналась Гермиона, все глубже погружаясь в воспоминания.

Ее грудь медленно, размеренно вздымалась. Легкие наполнялись воздухом, горьким, противным воздухом сырой пещеры. Гермиона боялась, что заболеет и умрет, так и не совершив ничего стоящего. Пещера пугала ее сильнее, чем клетка, пещера казалась ей адом, страшным домом демонов, пляшущих меж кипящих котлов. Сейчас она слишком остро ощутила это, слишком страшно ей стало, противно…

– Он был богат, да? Они все так богаты… – спросила Чарли, стараясь понять, почему Пожиратель не выдал столь ценную грязнокровку.

– Да, был, – призналась Гермиона. – Богат и молод. Красив, силен… Драко мог жениться на очаровательной аристократке, завести семью, кучу чистокровных детишек… Но он завел рабыню, а та погубила его.

В голосе Гермионы было столько боли, что сердце Чарли невольно сжалось. Она редко разговаривала с людьми, предпочитая наблюдать со стороны, потому и научилась читать эмоции, чувства, спрятанные под маской. Когтевранка жадно внимала рассказу, стараясь встать на место Гермионы. «Драко… Что за дурацкое имя? В честь созвездия? Он из семейства Блэков? Помнится, у них был похожий заскок с именами», – подумала Чарли, откидывая со лба черную прядь.

– Сначала он был очень грубым, пугающим. Я готова была бежать и бежала… Но зачем? В тот момент я не думала об ищейках Темного Лорда, не думала о возвращении в клетку, нет…

Гермиона с горечью вспоминала полуразрушенную церковь, хранившую ее секрет. Лик божьего сына, распятого на старом кресте, гнилой пьедестал, изъеденный насекомыми пол, готовый провалиться в любой момент. Все казалось ей далеким, нереальным… Словно это происходило не с ней, а с героиней одной из многочисленных книг, что хранились в Малфой Мэноре.

– Я так ошибалась… Оказалось, что он такой же человек, как и все мы, что он не монстр, Чарли, – словно завороженная, говорила Гермиона.

Когтевранка слышала в голосе собеседницы знакомые нотки, слышала, как в сердце ее расцветает весна, как она пышет яркими красками, распускаясь, подобно дивному цветку. Чарли глядела на девушку, не понимая ее, видя в Гермионе пришельца из другого мира. Девушка вспоминала собственного хозяина, пытаясь представить, какого было гриффиндорке. Неужели… Такое обращение может вызвать привязанность? Может, у грязнокровки рассудок помутился от пережитого?

– Только потом я и поняла, что он хотел любви, – призналась Гермиона, разглядывая холодный каменный пол.

– И ты полюбила, да? – спросила Чарли, стараясь увидеть, лжет ли девушка.

Гермиона закусила потрескавшуюся губу, не поднимая взгляда. Она не знала, что заставило ее рассказать о рабстве, зачем она распинается пред незнакомой девчонкой. Может быть, эта горечь слишком долго томилась внутри, выжигая грудь? Может быть, пора избавиться от нее, забыть, словно страшный сон?

Раз Драко суждено умереть на глазах у жестокой толпы, зачем хранить в душе его образ, страдать по ушедшей любви… «По Рону ты не так уж долго страдала», – подумала девушка. Может быть, все дело в разнице чувств? Может быть, она и не питала к гриффиндорцу любви?