Аттракцион (СИ)

Тот вышел из ванной, подошел к кровати, подтянул к себе сумку за ремень, перекинул ее через плечо. Не приближаясь к Мадсу, он молча прошел мимо, спокойный на вид, но явно трепетно-напряженный изнутри, старался слиться с окружающей средой.

- Постой! – Мадс схватил его за руку, поддавшись извечному инстинкту хватать все, что убегает и прячется, и Хью едва не вскрикнул от неожиданности.

- Ч-ч-что? – едва выговорил он, зубы его клацнули друг о друга.

- Успокойся, - сказал Мадс, поднялся на ноги и ослабил хватку, но не выпустил его запястье. – Может быть, тебя подвезти?

- Нет, - Хью вновь взмок, и капли пота выступили на лице, заструились по шее, заползая под воротничок рубашки. – Спасибо. Я вызвал такси, и оно вот-вот подъедет.

- А с таксистами ты тоже боишься разговаривать?

Хью замолк, словно язык проглотил, отвел взгляд, а потом выдохнул:

- С ними не надо разговаривать.

- Все ясно, - Мадс вдавил палец в венку на его запястье, и теплая пульсирующая ниточка словно ушла в сторону. – Не хочешь поцеловать меня на прощание?

- Не знаю. Наверно, - Хью бесшумно сглотнул, и, поразмыслив, очень быстро чмокнул его в шею, оставив на коже след, отчего-то жаркий и отчетливый. Мадс теперь не очень-то хотел его отпускать, к горлу подступала ревность, чувство собственности требовало опрокинуть Хью на кровать, лицом вниз, сдернуть с него плотные брюки и уже узнать поближе, пройтись языком по светлой, незагорелой коже и узнать на вкус, с какого поля он ягода.

- Давай ты будешь хорошим мальчиком, - Мадс склонил голову набок, рассматривая его. Пошел на сделку с самим собой, почти готовый отказаться от плана мести, - давай ты перестанешь дурить и будешь нормальным омегой, Хью?

- Нормальным? – странно улыбнулся тот, обнажая полоску зубов, но глаза его блестели.

- Да. Что скажешь?

Хью не сказал ничего, вновь зачем-то сам поцеловал его в шею, в то же место, а потом, словно удивившись своей решимости, перехватил сумку и подтянул ее повыше, быстро выбежал из комнаты. Шаги его стихли на лестнице. Мадс вышел в комнаты, приник к окну, наблюдая за тем, как Хью садится в машину.

Подозрительный, странный тип. Хорошо еще, что Хью был чересчур странным и неразговорчивым, чтоб крутить романы за его спиной… или же кудрявый паршивец просто обманывал его? В таком поступке не было никакой логики, но Мадс почувствовал нарастающий гнев. Его омега ускользал, просачивался сквозь пальцы, не даваясь в руки, кто угодно потеряет душевное равновесие, если не может доверять своему партнеру! Стараясь не думать о худшем и не сорваться в позорную слежку за Хью, Мадс прошел в комнату. Похищенный молескин напоминал о себе, будто раскаленный камень, предлагая оттянуть податливую резинку и погрузиться в его тайны. Но что будет, если Мадс просчитает там о дате свидания… с кем? С кем-то из его друзей? С неизвестным парнем? С Ларсом?

Представив себе эту картину, Мадс усмехнулся и слегка остыл. Брать вещи брата без спроса всегда было его личной прерогативой, и потом, Хью не был вещью, это было слишком серьезным, чтоб даже думать об этом без всяких на то оснований. Вместо того, чтобы звонить брату и изводить его подозрениями, вернулся в спальню. Почему-то пустая комната Хью навела на него тоску: слишком аккуратно высились стопки книг, которые не помещались в шкаф, слишком ровно были сложены чемоданы – ровнее, чем даже в день его приезда. Только отголосок его запаха остался здесь, и Мадс вновь задумался о своем плане. Возможно, достаточно просто привезти Хью на митинг и посмотреть, что будет. Или просто припугнуть и не везти никуда. План уже не казался таким идеальным, как прежде.

Мадс вытряхнул мусор из бумажной корзинки и среди скомканных листков нашел обрывки той записки, что писал Хью, пока его не потревожили. Он аккуратно сложил их, словно паззл, постепенно успокаиваясь и приходя в себя.

Обрывки сложились в слова: «Дорогой Мадс. В тот момент, когда ты это прочитаешь». Дальше он дописать не успел, незаконченная фраза выглядела слишком тревожно, как будто Хью собрался сделать с собой… Мадс не стал додумывать эту мысль и раскрыл молескин, случайно перевернул его вверх ногами и из конверта на форзаце посыпались фотографии. Его собственные фото, несколько штук… как они здесь оказались. На обратной стороне маминым почерком было подписано «для Хью» и значилась дата, когда было сделано фото. Там были и другие фотографии, вызвавшие у него противоречивые чувства: Хью, такой, как сейчас, тревожный и затравленный, хмуро косящийся в камеру на фоне прудика и полуразрушенных мостков. Хью дома, в библиотеке, с отцом и собакой. Хью с книгой на веранде, все с той же собакой, доверчиво лижущей его пальцы. Маленький Хью, его сестричка, Ларс и отчего-то сердитый Мадс. И совершенно неожиданный Хью, лет на пять или семь моложе, с друзьями в баре, сидит и улыбается, приподнимая бокал. Мадс недоверчиво потер пальцем его лицо на фото, желая убедиться, что ему не кажется, это и правда Хью, а не его брат. Но были и другие фотографии – например, Хью на центральной улице города, рядом какая-то девушка с гитарой, несколько парней и на заднем плане – полицейские, внимательно поглядывающие в их сторону. И, как решающий удар, Хью на фестивале электронной музыки, который проходил пять лет назад. Огромное поле, потрясающая сцена вдалеке и Хью, весело размахивающий кепкой. Несколько ночных, нечетких фото с всполохами огней и фейерверков, Хью в разноцветной майке и небрежно накинутой толстовке что-то кричит, вокруг сотни тысяч людей. И просто потрясающее фото на склоне холма, Хью в одних длинных шортах сидит на траве и просто улыбается, закатное солнце ласково гладит его по голым плечам. Это был именно фестиваль, невозможно было ошибиться, потому что Мадс в тот год тоже был там – разумеется, со своими друзьями. В тот год мероприятие собрало больше полумиллиона человек, и даже Мадс под конец устал от громкой музыки и света прожекторов, устал видеть и чувствовать вокруг себя толпы людей. Как жаль, что они не встретились там, подумалось ему, потому что вот этого – худощавого, растрепанного, но беззаботного омегу хотелось сразу же взять, усадить к себе на плечи и веселиться вместе с ним.

Это все было настолько ненормальным, настолько неестественным для того омеги, который не мог даже элементарно поздороваться, что Мадс отложил в сторону чудесную фотографию. Либо Хью врал – врал напрочь во всем, изображая синий чулок ради непонятных целей, либо… Мадс отложил в сторону фотографии и принялся листать страницы молескина, надеясь найти там ответ.

Ответа напрямую он не нашел, но все гораздо хуже, чем он мог себе представить. Ощущение было таким, будто он сладко спал, а в рот тем временем забралась огромная склизкая жаба и теперь душила его изнутри. Это был личный дневник Хью, начатый не так давно, с месяц тому назад, точно не первый из серии его дневников, но последний. На его страницах Хью не говорил ничего о том, что именно произошло между фестивалем и прудиком, но отголосок события чувствовался неизменно, его контур проступал неизменно, обрастая все новыми чертами. Что это было? Побои? Изнасилование? Неужели ему пришлось пойти на аборт или, что хуже, родить ребенка, отказаться от него и отдать его на усыновление другим людям? Мадс тихо взвыл, представив полную горя и душераздирающего ужаса сцену. Он попытался прийти в себя, ведь от Хью всегда пахло по-особенному, как пахнут только омеги, которые еще ни с кем не вязались, но вдруг современная медицина могла оказать чудеса? Нет, это было несерьезным. Мадс вытряхнул из головы мелодраматичный бред и принялся читать дальше, от упоминаний о самом себе уголки его губ неизменно вздрагивали, узнавать нечто новое о себе было невыносимо стыдно, ведь он не был таким, каким видел его Хью, вовсе не был, нет.