За день до будущего (СИ)

========== 1 ==========

Миссия была тяжелой. Пожалуй, такой он не мог припомнить со времен атаки Читаури, за небольшим исключением: на этот раз обошлось без инопланетян, но люди иногда изобретали вещи, дававшие фору инопланетным братьям по разуму. Конечно, операция не была такой масштабной и разрушительной, но вот по себе Стив чувствовал: он измотался до самого крайнего предела.

Отпустив служебную машину, доставившую его до подъезда, он некоторое время стоял у тяжелой двери, не чувствуя в себе сил подняться пешком на третий этаж. Знал, что воздух в квартире наверняка спертый, застоявшийся, что за неделю его отсутствия все содержимое холодильника можно только выбросить… и вообще, в номере любой неплохой гостиницы он найдет ровно то же самое: душ и кровать.

Он заставил себя преодолеть это последнее препятствие: шесть лестничных пролетов до квартиры, чувствуя, как раскалывается голова, на которую сегодня упала бетонная балка, и как ноют едва сросшиеся ребра.

Но хуже всего было не это. Хуже всего была всепоглощающая пустота, которая ждала его за дверью. Стоит переступить порог, и она затопит его до самого сердца, заполнит так, что даже утренний подъем дастся очень тяжело. От этой пустоты Стиву не хотелось жить. Она была с ним, куда бы он ни пришел.

Новые друзья чуть отгоняли ее своим присутствием. Смехом, шутками, половину которых он не понимал. Они приносили с собой шум новой жизни, тепло и участие, но пустота умела ждать. Сегодня, когда он так устал, она чувствовалась особенно остро.

Открыв дверь, Стив положил ключи на тумбочку, тихо прислонил щит к стене и попытался нагнуться, чтобы стянуть высокие ботинки. Перед глазами поплыло, он покачнулся и, наверное, приложился бы своей многострадальной головой о стену, но тут его сзади обхватили сильные руки и чуть хриплый со сна, но знакомый до последней интонации голос заверил:

- Я тебя держу.

Стив замер, закрыл глаза и трудно, почти насухо сглотнул. Он пытался вспомнить, не мог ли случайно попасть под какое-то излучение, вызывающее галлюцинации и оживляющее сны? Или получить столь сильное сотрясение, что оно привело к такому вот результату? Или, может, он спит, и это все ему чудится? Или – еще лучше – он умер и попал сюда, в свой личный рай.

- Устал? – теплая ладонь скользнула по животу, расстегивая куртку и ощупывая туго перебинтованные ребра. Сзади вздохнули, нащупав повязку, а потом потянули к низкой скамеечке. – Садись, герой, я тебя разую. Ни на минуту оставить нельзя.

В коридоре было темно, но Стив и так не открывал глаз: боялся, что все пропадет. Что он снова окажется в пустой квартире, наверняка – на полу. Очнется. Проснется.

А просыпаться он не хотел.

Какое приятное сумасшествие: Баки, его давно потерянный Баки разувает его, нежно оглаживая стопы. Стягивает носки, куртку, футболку. Проводит ладонью по ключицам, зачем-то трогает шею.

- Подъем, - и перехватывает его под руку, подставляя сильное плечо.

- Бак, - едва слышно позвал Стив, - Баки?

- Ждал кого-то другого? – насмешливо отзывается лучшая в мире галлюцинация, самая реалистичная, потому что Стив чувствует тепло тела Баки, его запах. И просит мысленно: пожалуйста, пусть подольше продолжается это безумие. Если он лежит в коме и это – его посмертие, он не хочет воскресать. Если он сошел с ума, то пусть никто никогда не найдет лекарств. Если он спит, то… пусть этот сон длится вечно. – В ванную, приятель. В постель я тебя таким не пущу.

Крошечные молоточки стучат по вискам, тяжелая голова сама клонится к плечу, и Стив думает: как хорошо. Как же хорошо, Господи. Не быть одному.

В гостиной горит ночник, и Стив, крепко обхватив плечи Баки, все-таки открывает глаза.

У Баки длинные блестящие волосы и морщинки в уголках глаз. Он шире и, кажется, выше, чем Стив помнит. А еще у него одна рука отливает лунным серебром.

- Бак, - Стив знает, что вышло жалобно, но ничего не может с собой поделать, - Баки, ты правда здесь?

Баки озабоченно кладет живую ладонь Стиву на лоб и хмурится едва заметно.

- Эк тебя приложило, - тянет он через мгновение.

- Ты…

Баки, ухмыльнувшись, перехватывает его удобнее и ласково касается губ своими.

- Я здесь. И никуда не собираюсь.

Стив зажмурился еще раз, от губ по всему телу расползался жар. Перетек на щеки и шею, жаркой волной ударил в пах. Кто создал это место? Кто подсмотрел все самые глубоко запрятанные желания Стива? Кто дал Баки эту привычную нежность, желание касаться – так, с совершенно определенным подтекстом, которого никогда между ними не было?

- Поцелуй меня, - безо всякой надежды попросил Стив. – Пожалуйста, Бак…

Баки снова странно на него посмотрел, а потом охватил металлическими пальцами за подбородок и поцеловал: нежно, жарко ныряя языком в горячий рот. Стив застонал в поцелуй. Голова кружилась, как у подростка, да он и чувствовал себя сейчас подростком, будто тогда, в свои семнадцать, он все-таки решился, и Баки ответил ему.

- Ч-ш-ш, - отстранившись, Баки снова заглянул ему в глаза, ища объяснения странному поведению, но, видимо, не находя, - идем. Я тебя вымою, потом поедим - и в постельку.

- Ты не… не оставляй меня.

- Хорошо. Голова болит? Больше никаких одиночных миссий, пусть Фьюри хоть за жопу себя укусит.

Стив слышал его, как сквозь вату, до сознания не доходил смысл сказанного, но одно он знал точно: Баки тут.

- Бак, я люблю тебя. Знал бы ты, как сильно я тебя люблю. Всю жизнь. Помнишь, мое семнадцатилетие? Я тогда хотел признаться тебе и струсил.

- Не помню, - с сожалением ответил Баки. – Ты же знаешь, я многого не помню. Но одно я знаю точно: сейчас я разорву от пасти до паха любого, кто до тебя дотронется.

Он стянул со Стива штаны вместе с бельем, разрезал повязку на ребрах, блестя глазами, огладил член по всей длине и толкнул под душ.

- Забирайся.

- Бак…

- Я сейчас, - Баки стянул футболку и тонкие домашние штаны, - я здесь, я не ухожу. И завтра поеду убивать Фьюри, - тише добавил он и врубил душ. – Давай, мой капитан, я за тобой поухаживаю.

Стив нежился под его прикосновениями, вдыхал запах ароматной пены, и плыл, плыл по течению, которое подхватило его. Наверняка он летел прямиком на скалы, но ему уже все равно. Баки целует его, Баки ласкает его так привычно и жадно, что на глаза наворачиваются слезы.

- Это сон. Я не хочу просыпаться, Бак. Я никогда не хочу просыпаться.

- Все по-настоящему, я с тобой. Давай, кончи для меня.

Он обхватил его член скользкой рукой, и Стив раскололся на крошечные части, умер, сгорел в яркой, ослепительной вспышке, ощутив, как мягкие губы Баки касаются его шеи.

Пришел в себя от того, что голый мокрый Баки промокает его полотенцем.

- Очнулся, мой герой? – со скрытой за иронией тревогой спросил он. – Натягивай халат и пойдем на кухню. Мне ли не знать, сколько энергии сжирает регенерация?

Стив завернулся в мягкую ткань и решил: это точно рай. Здесь у Баки металлическая рука и нежные губы, влажные водоросли темных волос и любовь во взгляде.

Стив не помнил, что ел и о чем думал, потому что каждое мгновение любовался Баки. Плавной линией его сильной спины, крепкими ягодицами, длинными ногами. Он был совсем не таким, каким запомнился Стиву в конце войны, но это точно был он.

- Бак, я ужасно брежу. Я так брежу, что хочу остаться с тобой. Я не хочу уходить. Я сошел с ума и рад этому. У меня есть ты.

Баки устроился напротив с кружкой горячего чая и со скрытой тревогой на него посмотрел.

- Бредишь? Почему, мелкий?

Стив прикрыл глаза, потому что детское прозвище будто укололо его в сердце раскаленной иглой, ответил:

- Потому что я потерял тебя. Потому что я не нашел в себе сил упасть вместе с тобой. Потому что я люблю тебя, все еще люблю. Мертвого. Галлюцинацию. Любого. Я так устал от одиночества, что придумал тебя. Боюсь проснуться в пустой квартире и понять, что все это было моим… самым сладким кошмаром.