Лавка кошмаров (СИ)

========== Глава 1 ==========

Вывеска тоскливо скрипела под ветром, раскачиваясь на ржавых петлях. Краска на ней облупилась и выцвела, отчего Гарри не мог разобрать надпись, в которую складывались выпуклые, перегруженные коваными шипами, листьями и завитками буквы. Впрочем, он и не стремился прочесть название лавки; окинув взглядом ее пыльную стеклянную, забранную решеткой витрину, Гарри решил, что лавка выглядит вполне безобидно в сравнении с прочими заведениями в Лютном, и решительно направился к ней.

К узкой застекленной двери, такой же безликой, как и пустая витрина, вели три выщербленные ступеньки. Сейчас по ним бежала дождевая вода, скапливаясь у входа в лавку большой грязной лужей. Гарри, уже изрядно промокший, спустился по ступеням и, остановившись на последней, толкнул притворенную дверь. Та подалась с трудом, будто ее уже давно не открывали. Подняв голову, Гарри увидел большую, должно быть, очень тугую пружину, удерживающую дверь.

Зазвонил колокольчик и долго не замолкал даже после того, как Гарри, ловко перепрыгнув через лужу, оказался в лавке и притворил за собой дверь; но когда истерический звон колокольчика наконец прекратился, на Гарри навалилась такая абсолютная, густая, неприязненная тишина, что на долю секунды он пожалел, что вообще вошел сюда. В памяти вмиг всплыли слова Драко о том, что новичку в Лютном не стоит соваться в незнакомые места. Прежде Гарри считал, что Драко, как всегда, просто строит из себя этакого плохого парня, повидавшего жизнь; но сейчас, погрузившись в странную, недобрую тишину, он подумал, что Малфой, возможно, в чем-то был и прав.

Первым, что бросилось Гарри в глаза еще на пороге, было огромное деревянное панно с изображением совы, висящее на массивных цепях напротив входа. Сова смотрела на незваного гостя своими большими, как блюдца, глазами, и Гарри почувствовал, что ему трудно отвести от нее взгляд. Наконец он нашел в себе силы отвернуться и посмотрел на витрину: изнутри она оказалась такой же мутной, унылой и пустой, какой она увиделась Гарри снаружи; дождь, к вечеру превратившийся в настоящий ливень, барабанил по стеклу, и тяжелые капли скатывались на землю, оставляя на запыленном стекле влажный след. Длинный шкаф, стоящий задней стенкой к витрине, загораживал лавку, отчего у Гарри возникло ощущение, что витрина эта устроена здесь не для того, чтобы демонстрировать товар, а, напротив, чтобы скрыть его от посторонних глаз.

Миновав шкаф, Гарри оказался в самой лавке. Должно быть, она была достаточно большой, но шкафы, шкафчики, столы и нагромождения каких-то вещей, которые в полутьме сливались в одну бесформенную гору, перегораживали помещение так, что оно казалось маленьким и тесным. Оглядевшись, Гарри предположил, что лавка эта – что-то вроде магазинчика магического антиквариата. Полки одного из шкафов от пола до потолка занимали книги, чьи корешки таинственно поблескивали в сумраке, и такие же ветхие, толстые фолианты были разложены на одном из столов. Подойдя поближе, Гарри увидел, что некоторые из книг раскрыты; их пожелтевшие страницы покрывали выцветшие записи на латыни и рисунки, которые выглядели довольно-таки зловеще. Неподалеку, на углу шкафа, висел запыленный ворох мантий, а рядом с ним, надетые друг на друга, лежали шляпы, до того замызганные и поношенные, что Гарри недоумевал, кто бы мог захотеть их купить. Дальше, в застекленном шкафу, поблескивали странные предметы, которые, казалось, были собраны здесь совершенно хаотично: засаленная колода карт, банка с заспиртованным двухголовым младенцем, пустой пузырек, рамка с бабочкой, пожелтевший, отполированный до блеска человеческий череп и рядом с ним – такой же птичий, музыкальная шкатулка, диадема в черном бархатном футляре, которая будто бы по нелепой ошибке соседствовала с пошловатой фарфоровой пастушкой… Из-за шкафа виднелась часть старинной, потемневшей от времени картины, на которой болезненного вида женщина указывала когтистым пальцем на песочные часы, а рядом с нею, так же прислоненные к стене, стояли еще две картины: безвкусный аляповатый пейзаж с крепостью на фоне багрового заката и еще один портрет, на этот раз тучного нарядного господина, мертвенно-бледного, с закрытыми глазами, скорее лежавшего, чем сидевшего, в кресле.

Пройдя пару шагов, Гарри обнаружил еще один стол, на этот раз заваленный стопками старых черно-белых колдографий. Гарри поначалу принял их за обычные фотографии, потому что люди на них не двигались – будто спали; во всяком случае, Гарри надеялся, что они именно спали. Приглядевшись к одной из них, Гарри заметил, что позади сурового вида старухи в трауре, лежащей на постели со сложенными на груди высохшими руками, промелькнула неясная тень, в которой ему на миг увиделось лицо той же старухи. Эта тень – вернее, даже не тень, а просто сгусток темноты, появившийся всего на мгновение и сразу же исчезнувший, – отчего-то произвел на Гарри сильное и неприятное впечатление; какое-то время ему даже хотелось обернуться, чтобы проверить, не стоит ли кто-нибудь у него за спиной.

Гарри несколько раз глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться. «В Лютном какой только дряни не насмотришься», – говаривал Драко…

Гарри отвернулся от стола с колдографиями, желая избавиться от неприятного чувства, но тут же, как будто назло, его взгляд натолкнулся на целый шкаф с человеческими головами разной степени разложения. Гарри ощутил, как к горлу подкатывает тошнота; к тому же, давало о себе знать пойло, которое Драко заставил его выпить в одном из вонючих темных трактиров, каких здесь, в Лютном, было с избытком. Гарри отошел от шкафа с головами, с трудом протиснулся между приземистой тумбочкой, где под стеклом поблескивали глянцевыми боками какие-то насекомые, и столом, заваленным чистыми листами пергамента, подозрительно напоминающими человеческую кожу (на некоторых из них Гарри даже успел заметить размытые голубоватые татуировки), и оказался перед еще одним стеллажом с вещами, еще более причудливыми, чем те, что он видел прежде.

Гарри остановился, рассматривая изящную камею, на которой тонкое личико безымянной красавицы превращалось в скалящийся череп, а череп, в свою очередь, вновь становился лицом бледной девушки в подвенечной фате. Гарри ума не мог приложить, кому пришло в голову создать это кошмарное произведение искусства, и кому придет в голову носить такое украшение, но смена девичьего личика и черепа – смена красоты и уродства – отчего-то завораживала его настолько, что он не мог сдвинуться с места, рассматривая камею сквозь затянутое паутиной стекло.

– Завораживает, не правда ли? – раздался тихий голос откуда-то из полумрака лавки.

Гарри вздрогнул, отпрянул от камеи, словно его уличили в воровстве, и сразу же угодил в погнутый металлический таз с водой, зачем-то стоящий на полу. Мельком взглянув наверх, Гарри обнаружил большое влажное пятно на потолке, которое вспучивало и без того осыпающуюся штукатурку; по-видимому, крыша лавки протекала, и таз стоял здесь для того, чтобы собирать капающую с потолка дождевую воду.

– Что, простите? – рассеянно переспросил Гарри, выбираясь из таза. Его ботинки окончательно промокли и теперь оставляли влажные следы на сером полу лавки.

– Камея, – пояснил голос, который звучал будто бы отовсюду, но сколько бы Гарри ни вертел головой, пытаясь разглядеть его обладателя, он не видел ничего, кроме шкафов и пыльного хлама. – Ее называют «La Jeune Fille et La Mort», «Дева и Смерть». Тлен красоты… и красота тлена.

Гарри снова посмотрел по сторонам, отыскивая обладателя голоса. Лавка производила впечатление пустой и заброшенной: паутина, пыль, тишина, окутывающая всё вокруг, точно саван… То, что в лавке мог быть кто-то еще, сейчас казалось Гарри почти невероятным. Он обогнул один из высоких шкафов, за которым, как думал Гарри прежде, не было ничего, кроме стены, и оказался в крохотном закутке, еще более темном, чем всё помещение.

Тусклый свет закопченной лампы скорее плодил тени, чем освещал. Воздух здесь был спертым, напитанным странными запахами, напомнившими Гарри одновременно библиотеку, кабинет зельеварения и семейный склеп семьи Малфоев, куда однажды затащил его Драко. В ореоле света вокруг лампы кружилась пыль; по углам колыхалась пыльная паутина, похожая на клочья серого тумана.