Красавец и чудовище (СИ)

Ясное дело, Малфой не заметил пропажи павлинов. Потому как после очередной пропажи Тёмного Лорда у Люциуса Малфоя тоже много чего пропало – от метки на руке до родственников жены.

Ещё, например, пропала треть содержимого сейфа в британском Гринготтсе, аккурат после того, как Малфой переговорил о том и о сём с новым министром магии.

Пропала половина домовиков, освобождённых мстительной идиоткой Грейнджер, а остальные попрятались от неё по дальним уголкам поместья и пропадали там большую часть дня, так что Люциусу приходилось по пять минут щёлкать пальцами. Нарциссу это веселило. «Ты похож на танцора фламенко, дорогой», – говорила она и заливалась звонким девичьим хохотом в ответ на укоризненные вздохи супруга.

Сама Нарцисса тоже пропадала время от времени, а потом возвращалась поздно, томная и похорошевшая. Пожалуй, здесь Люциус не потерял, а приобрёл, но кто, скажите на милость, будет считать рога стоящим приобретением?

Из-за невнятно-благодарного лепета распроклятущего Поттера пропала репутация Малфоя Опасного Ублюдка, и Люциус, вынужденный терпеть панибратство вчерашних победителей, скучал по ней несказанно.

Любимый сын и наследник в ответ на все советы и увещевания Люциуса только морщился, из чего Малфой заключил, что его отцовский авторитет тоже пропал безвозвратно. А впрочем, не жалко, мальчишке не повредит пожить своим умом.

Но все потери меркли перед одной, самой огорчительной – пропал Северус Снейп, умнейший человек и верный собутыльник. Поттер утверждал, что оставил Снейпа в Визжащей хижине умирающим от укуса Нагини. Хижина сгорела, но останков Снейпа там не нашли.

Люциус в глубине души надеялся, что его хитроумный приятель как-то выкрутился. В конце концов, он не имел права оставить Люциуса вот так: одного, с гулящей женой и непочтительным сыном, без мудрых советов, без ехидных реплик и без уютного молчания на двоих у камина.

Но время шло, а Снейп так и не объявился – ни живым, ни мёртвым. Люциус понял, что единственный человек, которого он мог бы назвать другом, тоже пропал. Навсегда.

Поэтому, когда нервный домовик, выкручивая себе уши, признался в большой недостаче на птичьем дворе, Люциус только рукой махнул и велел подать коньяку. Большое дело, павлины пропали. Небось, лисы расплодились. На охоту-то не выезжали больше трёх лет – то Поттер, то Лорд, то снова Поттер, не продохнуть.

***

Ночные прогулки по парку мэнора Люциусом обычно не практиковались. Но вечер выдался скучный, Драко быстро ушел к себе, Нарцисса ужинала в Лондоне, и Люциус, бесцельно послонявшись по гостиной, пошёл бродить по парку.

Он неспешно прохаживался по дорожкам из белого гравия, помахивал тростью и размышлял, что в былые времена он позвал бы Снейпа в гости, и они сидели бы до полуночи – пили коньяк и вели долгие беседы.

Малфой добрёл до флигелей особняка и собрался было развернуться к парадному входу, как услышал павлиний ор. Ночью павлины, как и всякие нормальные куры, спят, а орут только по утрам, когда хозяева, как и все нормальные светские люди, отходят ко сну. Если павлины орут ночью, значит, в курятник пробрался воришка – рыжий и остромордый, в невзрачной летней шубке.

«Сейчас кому-то хвост оторву», – пообещал Люциус нахальному лису, взвесил в руке трость и, радуясь неожиданному развлечению, бесшумно двинулся в сторону курятника под чарами невидимости.

Павлины орали не зря. Их жрали, давясь и лязгая челюстями. Чешуйчатый хвост павлиньего погубителя азартно постукивал в такт чавкающим звукам.

Собственно, кроме хвоста в чешуйках размером с ладонь взрослого мужчины, Люциус больше ничего и не увидел.

УПСы бывшими не бывают и, завидя превосходящие силы противника, аппарируют с такой скоростью, что эти самые силы не успевают даже выматериться вслед.

Не успел и чешуйчатый… эм… павлиножор.

Секунда – и Люциус уже торопливо заколдовывал парадную дверь и высокие стрельчатые окна холла, готовясь к осаде мэнора неопознанным чудищем.

– Па, – сонный Драко свесился с площадки второго этажи и недоумённо моргал, глядя на отца, – у нас чего, третье пришествие?

– Не «чего», а «что», – рявкнул Люциус и украдкой взглянул на своё предплечье, – неуч! Почему без палочки?!

– Так я спал, – озадаченно сказал бестолковый отпрыск, хлопая несолидно-девчачьими ресницами.

– Спать! Есть! Мыться! Трахаться! Жопу подтирать!!! – заорал Люциус на сына. – Палочка с собой! Всегда!!! Идиот! Распустёха!

– Ну да, – проворчал бессовестный наследник, – кто бы говорил. Ой, нет, па, не по зад… Ну, папа! Больно же!

– Зато дойдёт быстрей! – отрывисто сказал Люциус. – Одевайся, пойдёшь со мной.

– Куда?

– В аврорат, у нас в парке какое-то чудовище завелось.

– Какое ещё чудовище?

– Не знаю. Чешуйчатое.

– Ага, значит, не Фенрир. Ой, па, не по зад… Ну, папа, за что?!

***

Люциус сидел в одиночестве и мрачно цедил коньяк, нервно поглядывая по сторонам и баюкая на коленях трость с вложенной в неё палочкой. Понятно, что домашние в чудовище не поверили и долго изгалялись, гадая вслух, чем это старшему Малфою глянулась репутация старшего Лавгуда. Поэтому жену и сына он отправил к дальним родственникам куда-то в северную Шотландию, едва не заработав на прощание два заковыристых проклятия.

Но надо же было быть таким идиотом, чтобы обратиться в аврорат! Мало того, что Шеклболт со своими обалдуями чуть не в открытую ржали, слушая торопливый рассказ Люциуса о прожорливом хвосте в крупную чешую, так ещё и дракклов Поттер вознамерился отправиться в мэнор и победить любую гадину, на какую ткнёт пальцем мистер Малфой. Лишь бы Драко был в безопасности.

Свистящим шёпотом Люциус поведал усекновителю салазаровых тварей, тёмных лордов и министерских инспекторш, что ежели его, Люциуса, сыну придётся выбирать между Поттером и чудовищем, то он, Поттер, может на досуге заняться изготовлением хоркрукса. Или двух. Ибо другим способом Поттеру не выжить. Люциус не какой-нибудь там Лорд и ничего наполовину не делает.

Поттер густо покраснел, а рассвирепевший Малфой ухватил своё негодное чадо за ухо и аппарировал в мэнор, разнеся министерскую защиту в хлам.

Теперь он сидел, напивался в одиночку и размышлял, что чудовище вполне могло завестись в мэноре после аврорских обысков. А что? Несчастный случай и никакой легальной оппозиции.

Поэтому надо класть хер на законопослушание, вспомнить заветы предков-рыцарей и воевать чудовище самому, как делали это встарь – добрым мечом и недобрым заклятьем.

Только искомое чудище ещё надо было найти – после казуса в курятнике оно затаилось и сидело где-то голодное. Чует, проклятущее, на кого нарвалось. Люциус расправил плечи и бахнул ещё коньяку.

***

Чудовище нашло Люциуса первым. Когда Люциус, пошатываясь, дошёл до винного погреба, оно уже сидело там.

Это явно была засада, потому что чешуйчатый хвост обвивал бочку с лучшим коньяком, роскошный гребень на макушке трепетал в предвкушении, а раздвоенный язык быстро-быстро лакал коньяк из бочки.

«Бля, василиск!» – Люциус икнул, поспешно закрыл глаза руками и приготовился к страшной судьбе – быть памятником на собственной могилке. Хотя эти аврорские негодяи могут и в атриум Министерства поставить, взамен безвременно погибшего фонтана.

Некоторое время ничего не происходило, а потом по ноге Люциуса деликатно постучали хвостом. Люциус опасливо отнял ладонь и приоткрыл один глаз, чтобы тут же ошарашенно распахнуть оба.

Василиск старательно жмурился, отворачивал страшную морду, и вид у него был виновато-смущённый.

– Ц-ц-иу-с-с-с! – прошипел он.

– Люциус, – перевёл Малфой, растерянно таращась на чудовище, знающее его имя.

– С-сф-феу-с-с-с! – явно напрягаясь, выдал василиск.

– Северус? – неверяще спросил Люциус. – Ты видел его? Где? Он жив?

Василиск сердито замотал головой и хвостом изобразил, какой Люциус идиот. Жесты были неуловимо знакомыми и Малфой, холодея, догадался:

– Ты Северус? Но как?!