Прикованный к красному ядру

Жан-Патрик Маншетт, В.-Ж. Сюссманн

Прикованный к красному ядру

Часть первая

1

В то самое время, когда версальцы наконец вернули церковь Святого Христофора в ля Виллетт и шли вперед по колено в крови, Прюитт ничего об этом не знал. Он никогда ничего не знал, подобные вопросы не представляли для него никакого интереса. Он сидел на крыльце большой деревянной развалюхи, примерно посередине штата Техас, и чистил свое оружие. Это был «ремингтон» простого действия с рукояткой орехового дерева, исцарапанной и выбеленной от ударов, пота, песка. Прюитт был крепкого телосложения, с квадратной фигурой, тяжелой челюстью, узкими глазками и немного развратной улыбкой. Такие, как он, твердо стояли на земле. Сейчас он заботливо чистил свой револьвер.

Налетевший легкий ветерок поднял клубы пыли, которая прошуршала по плотной ткани его штанов. Однако он был очень сухой и ничуть не смягчил жары. Ветерок шел издалека, но медленно, тут и там останавливаясь на пыльных равнинах, образуя маленькие красноватые завихрения.

Перед деревянной развалюхой теснились повозки, мулы, люди. Мулы порой прядали ушами, люди дремали на земле, почесывались, цедили сквозь зубы избитые шутки. Лица их, лоснившиеся от грязи и высохшего пота, казались мертвыми.

На некотором расстоянии от развалюхи Поттс, стоя на одном колене, тщательно обследовал почву. Он не смотрел на Харви Хаддлстона, который, сидя в своей повозке, выговаривал ему с презрением:

— В конце концов, мне плевать! Я ему сто раз говорил, и все без толку! — Он был раздражен молчанием Поттса. Надо быть кретином, чтобы приехать разорившимся из своей родной Джорджии и купить землю, которую бы и негр не захотел взять, да еще собираться растить на ней хлопок. Он, Хаддлстон, не кретин. Он — поставщик кретинов. Он покупает им орудия, чтобы копать ямы в пыли, семена, чтобы сеять в эти ямы, съестные припасы, чтобы ждать, пока что-нибудь надумает прорасти, вылезти из почвы. Но ничего не прорастает, и эти кретины убираются восвояси еще тощее, чем приехали, и кашляют иногда, и кончают тем, что подыхают где-нибудь на Севере. Подводят ли их легкие или какой ковбой сочтет, что они неплохая мишень, эти несчастные идиоты, эти дерьмовые фермеры? Но это не его, Хаддлстона, проблема. С него хватит того, что он поставляет и получает за это плату.

— Знаешь, Харви, ты не единственный поставщик в этом углу.

Хаддлстон посмотрел на выпрямившегося Поттса: это был высокий человек, сильный, подтянутый, хотя на вид ему было лет шестьдесят.

— Как бы не так! — ответил Хаддлстон.

Поттс покачивался на каблуках. Физиономия у него была морщинистая, но кожа упругая. И в сто лет он еще будет выглядеть на шестьдесят, не похоже, чтоб он скоро скис. Сунув в свои желтые зубы длинную сигару, он стал созерцать пейзаж. Хаддлстон смотрел на него с оскорбленным видом. Поттс неохотно протянул ему сигару.

— Я скоро буду много зарабатывать, — заявил фермер.

— Вот оно что! — сказал Хаддлстон, покачав головой. — Тебе еще повезет, если тебя не сдует в залив ветром. Или ты мне платишь наличными, или я забираю все, что тебе поставлял.

Поттс зевнул и вновь опустился на колени, чтобы заниматься землей.

— Наличными? У меня их вообще нет.

Хаддлстон бросил сигару, Поттс скорчил гримасу, подобрал сигару и положил ее в карман.

— Обычные условия, — сухо сказал торговец, — шестьдесят на сотню прибыли мне. Так я смогу вернуть то, что вложил в дело.

Это, по всей видимости, показалось Поттсу забавным.

— Согласен, я на мели, но я не такой простак, как ты думаешь.

— Ладно, ладно. Пятьдесят на пятьдесят, пусть. Это мое последнее слово.

Поттс строго посмотрел на торговца.

— Харви, — сказал он, — у меня никогда не было компаньонов. Давай договоримся. Я тебе отдам долг, когда соберу урожай.

Хаддлстон открыл было рот, чтобы усмехнуться, но сразу же его захлопнул, как только Поттс выпрямился и приблизился к нему. С безмятежностью во взоре он сказал неторопливым голосом:

— По крайней мере, ты позаботишься о том, чтобы самому привезти их, твои поставки.

Хаддлстон поколебался, затем покрепче уселся на свое сиденье. Он был в ярости. Подобрав поводья, он слегка хлопнул ими по спинам мулов. Оси повозки заскрипели. Хаддлстон еще раз взглянул на Поттса, как бы желая что-то добавить, но так ничего и не сказал. Экипаж тронулся. Мулы цокали копытами, а Поттс вновь занялся своим делом и, видимо довольный собой, улыбнулся.

2

В десяти километрах от этих мест медленно двигались по долине три открытые повозки. Они были набиты битком. Плотно прижавшись друг к другу, на скамьях сидели белые, мексиканцы, черные. Ослабевшие и грязные, они сотрясались от каждого толчка, бряцая цепями.

Каждый экипаж сопровождали двое стражников, лица которых, казалось, были припудрены красной пылью. Еще один стражник замыкал колонну верхом на кривоногой лошадке. Поперек седла висела большая двустволка.

Конвой пересек высохшее русло сезонного потока. Правда, иногда оно ненадолго наполнялось грязной пенистой жижей. Но сейчас расселина была суха, и повозки, подпрыгивая на камнях, сотрясали свой груз еще сильнее. Люди уже старались не реагировать, лишь изредка доносились проклятия и ругань. Над кавалькадой кружились полчища мух — у многих арестантов были открытые раны от ударов и язвы от беспрерывного трения цепей.

Тем временем возле деревянной развалюхи Прюитт кончил чистить револьвер, вставил патроны в гнезда и установил барабан. Если дела Поттса пойдут хорошо, Прюитту тоже перепадет. Он мечтал купить револьвер, стреляющий металлической картечью. Его легче заряжать, и он более меткий. Говорят, предприятия Кольта вот-вот начнут выпускать модель с бойком центрального действия, который позволит употреблять более мощные патроны — хорошее оружие для надсмотрщика над каторжниками.

Прюитт оторвался от своих мечтаний и сел на лошадь. Шесть человек, которыми он командовал, небрежно поднялись. Они собрали под дощатой верандой свое снаряжение, взяли револьверы, ружья и кожаные ремни в полтора метра длиной, на случай если рукоятка окажется короткой. Их губы растрескались от ветра. Прюитт разместил своих людей так, чтобы занять все углы.

В это время Поттс, взглянув на свои часы — старую стальную луковицу, — вернулся к развалюхе. С сигарой в зубах он наблюдал за Прюиттом.

Подъехали три повозки. Стражники опустили борта. Командовавший ими офицер лениво приветствовал Поттса. У него была двухдневная щетина. На потемневшей от пота форменной рубашке не хватало пуговицы. Он подошел к Прюитту.

Заключенные с трудом слезли с повозок и выстроились в ряд перед домом. Они были истощены, голодны, неповоротливы, каждое движение причиняло им боль. Были среди них искалеченные, увечные и явно больные. Прюитт шел вдоль цепочки людей, следуя за офицером, и выбирал тех, кто казался еще годным для работы. Он не трогал только калек и живых мертвецов. Ударами сапога или хлыста он определял чувствительность заключенных и состояние их духа. Заметив в глазах одного из них лютую ненависть, Прюитт резко ткнул его в живот рукояткой хлыста.

Каторжник с ревом согнулся пополам. Он вырвал хлыст из рук Прюитта и сильно ударил его в пах. Прюитт страшно завыл и рухнул на колени. Заключенный бросился бежать. Офицер, командовавший стражей, раздраженно прищелкнул языком и поскреб небритую щеку.

Стражник, стоявший перед одной из повозок, вскинул заряженную двустволку. Расправив плечи, он стал медленно поворачиваться на каблуках, наводя ружье на беглеца точно по траектории его движения. Наконец он спустил по очереди оба курка. Грохнули выстрелы, из ружья вылетела крупная дробь. На небольшом расстоянии, метров в двадцать, она всегда достигала цели. Корчась от боли, Прюитт поднял голову. Однако страдальческое выражение моментально исчезло с его лица, как только он увидел, что выстрелы достали беглеца и он упал вперед, раздробив себе челюсть. Прюитта позабавило, что тот пытался еще ползти, идиот. От бедра до пояса тело его было разворочено, хлестала кровь. Два стражника схватили раненого за ноги и затем, протащив его по земле, бросили в повозку.