Мили ниоткуда (Кругосветное путешествие на велосипеде)

Совершенно потрясённая, я переживала своё полное одиночество. Всё вокруг: джунгли, слоны, обезьяны, вытаращивший глаза монах — было чуждым и необычным, и я почувствовала себя так, словно попала неизвестно куда. Внутри ощущалась почти полная пустота. Добрая часть меня самой только что упаковалась и уехала вниз по дороге, и мне хотелось, чтобы монах перестал на меня пялиться.

В конце концов монах встал, что-то проворчал и показал на дорогу вниз. Ларри возвращался.

Не помню, чтобы мы вообще говорили. Ларри в значительной мере остыл, но не до конца. Он подъехал ко мне, и в полном молчании мы направились на западное побережье. Где-то в середине дня мы помирились.

Ещё до захода солнца мы прибыли в город Ранонг. Мы дотащились до первой же дешёвой гостиницы и вошли. Там сидел Джефф.

— Здорово, кавалеристы,— ухмыльнулся он,— Добро пожаловать в Ранонг!

Встреча с Джеффом сразу подняла нам настроение. Сев на велосипеды, мы втроём отправились на остров Пхукет. Добирались туда два дня и всю дорогу шутили, болтали, проклинали духоту и водителей западного побережья, которые развлекались тем, что буквально летели нам навстречу, отворачивая в сторону лишь в последнюю секунду.

Джефф ненавидел жару, пожалуй, даже больше меня, и на второй день нашего совместного путешествия, когда во второй половине дня за два часа не встретилось ни одной деревни, можно было подумать, что его хватит удар. Взятая с собой вода нагрелась до такой степени, что пить её было невозможно, и жажду ему было утолить нечем. В киоске, встреченном наконец на обочине, на полках было полно прохладительного, и Джефф отчаянно затормозил и спрыгнул с велосипеда. Он влетел в киоск и схватил первую попавшуюся бутылку у двери. Подержав её всего секунду, он швырнул бутылку обратно на полку.

— Ну, горячее этой чёртовой бутылки я ещё ничего не держал,— прорычал он.— Надеюсь, здесь есть где-нибудь лёд, так как я дошёл до ручки и если не выпью чего-нибудь холодного, то дальше не двинусь.

Он вышел наружу и спросил двух маленьких толстеньких тайских женщин, сидевших развалясь под соломенным навесом, подпёртым четырьмя шестами, имеется ли у них в наличии лёд. Когда они обе, даже не приподнявшись, покачали головами, Джефф навис над ними, застонал и уставился вдаль. Одна из женщин заворчала и снова задремала. Через несколько минут другая, приняв вертикальное положение, неторопливо поплелась через улицу к группе ветхих лачуг и пропала.

— Нам нужно двигаться вперёд, Джефф. Здесь же нет вокруг линий электропередач. А раз нет электричества, то и лёд в отсутствии, как и прохладительные напитки,— сказал Ларри.

— Да ладно, только дайте мне немножко прийти в себя. Отдохну несколько минут, поднакоплю слюны, и поедем.

Следующие десять минут Джефф остекленевшим взором таращился на свои ноги, как вдруг между лачугами через улицу вновь возникла женщина. В левой руке она держала нечто, напоминавшее заварочный чайник. Когда она подошла поближе, можно было разглядеть, что это алюминиевый котелок с двумя кусками льда.

Джефф кинулся к ней, пытаясь схватить лёд, но женщина увернулась и лёгкой походкой двинулась к лежащей на земле камере от грузовика. Она подняла камеру, которая была срезана и заткнута с одного конца, и накидала внутрь лёд. Потом, удерживая открытый конец камеры, она взмахнула ею над головой и ударила по одной из стенок будки. Стеклянные бутылки на противоположной стене полетели со своих полок, с глухим стуком приземляясь на грязный пол. Женщина ударила камерой по стене трижды, бросила её на землю и взялась за топор. Обухом топора она принялась колошматить по каждому сантиметру камеры. Закончив, она оставила трубу на земле, пока устанавливала три стакана и три бутылки с питьём на деревянный стол перед киоском. Затем она положила камеру на стол и наполнила каждый стакан смесью колотого льда с грязью.

— Лёд,— объявила она.

Камера свалилась на землю, а женщина, переваливаясь, вернулась в спасительную тень навеса. Вяло кивнув в ответ на наше спасибо, она облегчённо приняла горизонтальное положение и глубоко уснула.

В тот же вечер мы приехали на остров Пхукет. Было слишком поздно отправляться на поиски пляжных бунгало, так что мы провели ночь в городской гостинице. Пхукет был крупным туристическим центром, поэтому цены на питание в лавках и ресторанах здесь были выше, чем в округе. Разместившись в отеле, мы заказали в ближайшем ресторане свою обычную смесь из стручков гороха, брюссельской и кочанной капусты, водяного кресса и риса со свининой. Мы сторговались за обслуживание до обычной цены в шесть или около того батов — так нам казалось. Когда же обед закончился, хозяин запросил по пятнадцать батов с носа.

— Но мы уже договорились о цене с официантом и рассчитывали заплатить шесть батов,— запротестовал Ларри.

— Нет, пятнадцать батов,— решительно заявил хозяин.

Ларри подозвал официанта и попросил объяснить владельцу, что мы договаривались о шести батах. Официант немного побеседовал со своим хозяином, потом повернулся к нам и сказал:

— Это стоит пятнадцать батов. Я ошибся. За рис высшего сорта и овощи — одиннадцать батов.— С этим он скрылся в задней комнате.

— Пятнадцать батов. Платите.

Явное волнение на лице владельца весьма удивило нас, поскольку у тайцев считается полным неприличием выходить из себя на людях. Мы торговались с ним ещё пять или десять минут и в конце концов сошлись на одиннадцати батах. Но теперь этот человек выглядел откровенно расстроенным, хотя во время торговли мы втроём старались держаться непринуждённо, следуя данному нам с Ларри совету Салли, которого нужно всегда придерживаться в Таиланде.

— Думаю, нам следует быть теперь поосторожнее,— сказал Джефф.— Этот человек выглядит огорчённым, что, по моим сведениям, весьма плохо. В Бангкоке я разговорился с голландцем, и он рассказал мне, что бывает, когда таец рассердится. Он рассказал мне, как один таец осерчал на американца. Он говорил, что этот таец вёл небольшой местный автобус через остров Косамуи на восточное побережье, и когда он подъехал к пляжу, где остановилось множество иностранных туристов, там собралась большая группа из местных и иностранцев, ждавших автобуса, чтобы добраться до паромной переправы на другой стороне острова.

Так вот, все набились в автобус, за исключением одного американца, который, по словам голландца, смотрелся типичным регбистом. Во всяком случае, этот американец вместе со своим рюкзаком решил ехать на крыше автобуса; но таец сказал ему, что он там не поедет. Ну, большой американец стал спорить с маленьким тайцем и сказал, что поедет на крыше, поскольку должен успеть на утренний паром. Ну, а дальше, как нетрудно догадаться, американец рухнул лицом в грязь, а его рюкзак оказался в кустах. А таец быстренько вскарабкался в автобус, и все уехали. Определённо этот таец применил к американцу какой-то приём каратэ. Как говорил голландец, руки у тайцев смертельно опасны. Они редко выходят из себя, но если это случается — стоит посмотреть!

Каким-то образом молва об американце облетела весь остров, и никто его так и не подвёз. Пришлось ему протопать до паромной стоянки всё двенадцать миль. Как думаете, расплатимся побыстрее с этим парнем и пойдём отсюда к чёрту. Что-то мне не нравится, как он осерчал.

При упоминании об этом мы с Ларри быстренько отдали хозяину по одиннадцать батов без сдачи. А Джефф вручил ему банкноту в двадцать батов, но получил только пять батов сдачи.

— Ещё четыре бата, пожалуйста,— улыбнулся Джефф владельцу, пересчитав сдачу.

Лицо у того скривилось и стало напряжённым. В глазах засверкало бешенство, и я поняла, что мы находимся в опасности. Мужчина отправился к конторке в задней части ресторана. Оттуда, где мы сидели, лишь я смогла увидеть, как он вытащил нож из ящика. Мне хотелось бежать, но собственное тело не слушалось. Сидя на месте, я следила за ножом. Обедавшие в ресторане тайцы не обращали никакого внимания на владельца или лезвие у него в руках, и у меня мелькнула мысль, неужели, когда до этого дойдёт, он действительно нас зарежет; убьёт троих туристов в собственном ресторане всего лишь за двадцать центов. Но потом я подумала, что этот тайский малыш несомненно с нами расправится.