Страна «гирин герен»

Не надо было обладать профессиональным видением, чтобы уразуметь — тут старался до седьмого пота талантливый мастер. Я выбрал небольшую отливку охотника, и мы быстро сошлись в цене.

— Может, еще что желаете? — спросил литейщик, видя, как я медлю и не собираюсь уходить.

— Мне бы бронзового флейтиста.

Что за штука такая? Впервой о ней слышу. Вам бы лучше в музей наш по такому делу сходить.

— Да был я там…

В местный национальный музей я наведался вскоре после приезда в Нигерию, задолго до встречи с Эджиофором, о чьем существовании, разумеется, тогда ничего не знал. В это серое двухэтажное здание в небольшом зеленом парке, рядом с ипподромом, меня привело журналистское любопытство. Очень уж хотелось поскорее взглянуть на древние изделия, о которых я немало наслышался.

В музее было тихо и сумрачно. Меня провели по залам, вдоль пустых застекленных витрин. Хотя музей существовал с 1957 года, для него, как мне объяснили, все еще не могли раздобыть экспонаты…

— Знаете что, повидайтесь-ка с одним человеком! Он быстрее поможет, — сказал литейщик, выслушав мой невеселый рассказ о музее. Акпан Иро достал из левого кармана шортов визитную карточку, оставленную ему на всякий случай одним из посетителей мастерской.

…Снова поездка по стране — уже более целеустремленная, с надеждой, пусть пока призрачной, на успех. На сей раз с Макети Зуру. Это к нему направил меня Акпан Иро.

Разговор с Макети Зуру при встрече был коротким. Узнав, что я интересуюсь бронзовым флейтистом, он, не сказав ничего определенного, предложил побывать с ним на днях кое в каких местах. В одном из них, вероятнее всего, и может оказаться загадочный «музыкант».

В дороге мы мало-мальски познакомились. Макети Зуру, получив диплом местного института африканских исследований, уже несколько лет работает в федеральном департаменте древнего искусства. Департамент намерен расширить поиски старинных скульптур для музея в Лагосе, и Макети Зуру поручили заняться их подбором. Он вел машину довольно уверенно. Сдерживал ее перед мостами и перекрестками, стремительно, как стрелу из лука, выпускал на прямые отрезки дороги, взбивая шлейф красноватой пыли. Макети Зуру выбрал маршрут в обход крупных городов, рассудив, что лучше сделать небольшой крюк, чем мучиться там в автомобильных пробках. Мы придерживались северовосточного направления. Довольно быстро выбрались в саванну с редкими деревьями. Селения с круглыми хижинами, на которые нахлобучили соломенные или камышовые крыши, выглядели безлюдными: местные жители от мала до велика убирали на своих наделах маис и хлопок.

Перед вечером мы проехали, не останавливаясь, Локоджу — небольшой город на правом берегу Нигера, напротив его слияния с притоком Бенуэ, и заспешили в Джамату. Дорога шла у подножия плоскогорья. Каждый раз, когда машина взбиралась на холм, справа открывалась голубая гладь реки, и ее свежее дыхание чувствовалось в кабине. В Джамате сразу же направились к паромной пристани. На другом берегу, в большом селении Котон-Карифи, нас ждал ночлег в рест-хаузе — доме для приезжих. Скопище автомашин у берега поколебало нашу надежду на скорую переправу. Выяснилось, что самоходный паром застрял у Котон-Карифи: разрядился аккумулятор, нового не было, а без него не могли запустить двигатель.

Макети Зуру нашел выход. Снял аккумулятор со своей автомашины и попросил одного из лодочников, прохлаждавшихся на берегу, отвезти его на паром. Вскоре переправочное судно подошло к причалу, и другие водители любезно позволили нам въехать первыми (за находчивость) на дощатый настил…

Утром мы снова были в пути. Макети Зуру все глубже стал вдавливать педаль газа. Тряская грунтовая дорога поползла вверх. Мы въехали на плато Джос. Кругом громоздились рыжие скалы, склоны плоских у вершин невысоких хребтов поросли густым кустарником. Внизу, в долинах, змеились, поблескивая, быстрые горные речушки.

Наглотавшись пыли, мы наконец остановились у заброшенного карьера, который походил на древний греческий театр, размытыми уступами уходя вниз. От края карьера до «сцены» было рукой подать — метров двадцать. Но между этими метрами, как я вскоре узнал, пролегли еще многие века.

Распугивая пестрых ленивых ящериц, сомлевших на солнцепеке, Макети Зуру стал спускаться на дно карьера. Цепляясь за жесткую траву, я неуклюже последовал за ним. Внизу было душно, сюда не проникало ни одно дуновение ветерка. Расхаживая среди невысоких, похожих на муравейники кучек красной глины, Макети Зуру, как заправский геолог, рассматривал уступы карьера, подбирал и отбрасывал камни, растирал на ладони комочки земли.

Минут через десять мы выбрались к автомашине, присели.

— А ведь когда-то на этом месте селились люди, — Макети Зуру кивнул на карьер. — Современный мир узнал о них в тысяча девятьсот сорок четвертом году. Жили же они двадцать пять — тридцать веков назад…

В 1943 году горнякам, добывавшим открытым способом неподалеку отсюда касситерит (оловянную руду), все чаще и чаще стали попадаться изделия из терракоты (обожженной неглазурованной глины) — горшки для варки пищи, черепки, обломки статуэток. Смутно догадываясь, что натолкнулись на глубокое прошлое Нигерии, рабочие переправили находки английскому этнографу Бернарду Фэггу, находившемуся тогда в Джосе (есть тут такой поблизости город). Образцы весьма заинтересовали Фэгга. К этому времени он располагал терракотовой головкой, которую один из местных крестьян использовал как пугало на своем огороде, и еще несколькими древними предметами, найденными ранее на плато в разных местах и переданными ему.

Нужно было весомое доказательство принадлежности разрозненных образцов к одной древней культуре. Бернард Фэгг решил не откладывать поиски в долгий ящик.

Для раскопок были выбраны окрестности деревушки Нок — Макети Зуру указал на островерхие соломенные крыши хижин — место, у которого мы теперь находились. Осторожно снимая слой за слоем, археолог и его помощники на небольшой в общем-то глубине обнаружили несколько терракотовых изделий — человеческие головы, слепки рук и ног. Бернарду Фэггу было достаточно одного взгляда, чтобы определить: предметы — творения древних мастеров. Радиокарбонный анализ позволил уточнить время их изготовления: V век до нашей эры — 11 век нашей эры. Находка придала новые силы. Поиски неведомой до этого «культуры Нок», как она была названа Фэггом по месту первых раскопок, охватили огромный район в центральной части страны. Результаты превзошли самые смелые предположения. На всем примерно 200-километровом участке, от местечка Кагоро на северо-западе до Кацина-Ала на юго-востоке, шириной в сто километров были найдены терракотовые головки в натуральную или почти натуральную величину, изображения животных, каменные топоры, инструменты для обработки дерева.

Что заставляло древних людей заниматься изготовлением терракотовых скульптур — культовые, прикладные или эстетические побуждения? Археологи не могут пока сказать на этот счет ничего определенного. Не позволяют старинные предметы составить представление и о социальном строе, религиозных верованиях людей того времени. Тем не менее стилистическое сходство, особенно скульптур из терракоты, дало возможность ученым сделать вывод о существовании в центральной части нынешней Нигерии древней цивилизации.

Макети Зуру извлек из дорожной сумки альбом со снимками. Перелистывая страницу за страницей, показал фотографии. На меня с лукавинкой, свойственной прекрасной половине рода человеческого, смотрели женские лица. Высоко подняв бровь, словно удивляясь, вызывающе уставились мужчины. Головки с их четкими линиями были просты и в то же время привлекательны.

— Обрати внимание на общую характерную черту всех скульптур, — сказал Макети Зуру. — Это способ изображения глаз: верхнее веко почти прямое, то, что под ним, — две одинаковые линии, сходящиеся внизу. Все три вместе образуют равнобедренный треугольник. Зрачки — высверленные отверстия в глазнице. Брови — тонкая выпуклая овальная линия. Там, где должны быть уши, — вдавленные углубления. На женских головках волосы собраны в жгутики. А ведь такие прически и сегодня предпочитают делать некоторые наши модницы.