Заскар. Забытое княжество на окраине Гималаев

Район Заскар в штате Джамму и Кашмир (Северная Индия)

Пришлось выгрузиться неподалёку от бедной деревушки Пакарачик, окружённой блестевшими под вечерним солнцем ледниками. К востоку над нами вздымались два грандиозных пика — Нун и Кунги-Ла, соответственно 7135 и 7427 метров над уровнем моря. Эти две вершины-близнеца, высочайшие горы Заскарского хребта, являются как бы северо-западными вратами княжества. Я с волнением разглядывал эти громадины. Весь день мы путешествовали меж двух рядов гор, увенчанных снегами: теперь, бросив взгляд к югу на северные склоны этих гор, я видел льды и снега далеко внизу.

— Вам удастся произвести ремонт? — спросил я второго водителя, чья голова уже скрылась под капотом.

— Дня через два или три, когда доставят нужную деталь.

Я повернулся к Нордрупу.

— Попробуйте раздобыть в деревне несколько пони.

Нордруп отправился в сторону саманных домишек, сгрудившихся у подножия развалин небольшой крепости.

Пока Нордруп занимался поиском лошадей, я решил пешком подняться вверх по дороге. Пройдя метров восемьсот, я наткнулся на группу из двадцати здоровенных ребят и девиц, которые разбивали лагерь на краю поля. Это были те самые цюрихские альпинисты, о которых мне говорили в Каргиле. Я попытался договориться с ними о джипе, но они сказали, что машины дальше не пойдут по причине отвратительного состояния дороги между Пакарачиком и Рингдомом-Гомпой («гомпа» по-тибетски означает «монастырь». Многие селения в Гималаях расположены рядом с монастырями, что отражено в их названиях).

Пришлось удовлетвориться их извинениями… Я вернулся к нашему грузовику, с которого сгрузили всё — тюки, мешки, бочки, плохо увязанные коробки. Вскоре появился Нордруп. Пони в деревне нет. Они все на горном пастбище на расстоянии одного дня пути.

Совсем отчаявшись, я установил палатку, а Нордруп занялся разборкой моего багажа и своих покупок. Он сложил все наши вещи на обочине дороги.

Первая ночь в палатке после месяцев тёплой постели в нормальном доме всегда является тяжёлым испытанием. Наутро я был в пакостном настроении. Грузовик выглядел тем, чем он был на самом деле — развалиной. Над Нуном и Кунги-Ла занималась феерическая заря. Как долго мы проторчим здесь? Никому не хотелось тащить мой багаж на своём загривке. В этой части света о носильщиках и слыхом не слыхивали — местные жители справедливо считают, что грузы должны таскать животные.

Я был на ногах с шести часов утра, а в одиннадцать раздался рёв мотора. Вскоре показался какой-то грузовик. Он был нагружен куда больше нашей машины. Водитель собирался добраться до Рингдома по недостроенной дороге — он вёз продукты и горючее в лагерь дорожников. Небольшое красноречивое вступление и пригоршня рупий послужили пропуском на борт грузовика мне, Нордрупу и двум моим спутникам. Усевшись на свой багаж, который громоздился на неустойчивой пирамиде из ящиков и бочек, мы тронулись дальше, откатив на обочину дороги развалину, доставившую нас сюда.

Этот отрезок пути я не могу вспоминать без содрогания. Водитель с блеском демонстрировал свою склонность к самоубийству. Он буквально царапал скалы, невозмутимо подводил колёса к самому краю пропасти. Я восхищался его ловкостью, но отчаянно желал остаться в живых. Изредка отваживался бросить взгляд на дно долины, откуда доносился рёв горных потоков. У подножия Нуна мы оказались на уровне огромного ледника, питавшего грохочущую речку, вдоль которой полз грузовик. В какой-то момент машина пропустила небольшой караван, во главе его шёл красивый мужчина лет тридцати. Он перекинулся несколькими словами с Нордрупом, и мы снова тронулись в путь.

— Это был Нюима Норбу, сын гьялпо Зангла, — сообщил мне Нордруп.

Сын князя Зангла! Я едва успел обернуться и увидеть, как он исчез за скалами.

Мы продолжали двигаться по дну пустынной долины, загромождённой небольшими моренами. Я видел множество высоченных вершин, только в Гималаях можно встретить такие скопления самостоятельных пиков. Десять или пятнадцать вершин на пятидесяти километрах пути!

Вымотанные до предела, покрытые пылью, продрогшие до костей, пережив множество опасностей и чудом избежав аварии, мы выкатились на сухое, забитое камнями речное русло, а вскоре добрались до высокогорной болотистой равнины, сложенной аллювиальными наносами. Со всех сторон нас окружали заснеженные вершины. В центре обширной равнины, похожей на дно древнего озера, торчал одинокий холм, увенчанный красными массивными строениями монастыря Рингдом. Он походил на сооружённый богами маяк. А рядом виднелась деревенька из полудюжины больших прямоугольных домов землистого цвета. Над их плоскими крышами развевались белые молитвенные флажки.

Услышав шум машины, нам навстречу высыпала ватага детишек. Испуганные яки натянули верёвки, привязанные к деревянным кольцам, пропущенным в их ноздри. Среди женщин, облачённых в великолепные грубошёрстные платья красного цвета и носивших на голове удивительные шапки из меха, украшенного бирюзой, бродили монахи в красном одеянии.

Я сразу почувствовал, что прибыл на место! Грузовик миновал деревеньку, обогнул монастырь и, проехав ещё два или три километра, остановился рядом с кумирней. Здесь заканчивалась дорога, отсюда начинался многотрудный путь — меня ждали пот и радости долгого пешего маршрута.

Бирюза и собачьи уши

Когда я проснулся на следующее утро, палатку покрывала тонкая корочка льда, а ведь по календарю наступило 26 июля. Солнце ещё не взошло. Было холодно. До боли в ушах вслушивался в абсолютное безмолвие, повисшее над безграничными просторами. Золотые лучи зажигали белые вершины одну за другой, создавая разительный контраст с ещё погружённым во мрак дном долины. Прямо передо мной находилась крохотная кумирня, около которой я поставил свою палатку. Вдали позвякивал колокольчик, привязанный к шее пони. Он пасся у болота, где в стоячей воде, похожей на полированное стальное зеркало, отражались пылающие вершины. Один луч проскользнул в промежуток между двумя пиками и высветил величественную красную громаду монастыря Рингдом на вершине холма. Время от времени тишину нарушал далёкий рёв яка или лай сторожевого пса. Долина пробуждалась к жизни.

Долина Рингдома представляла собой почти безлюдный край, отделявший Заскар от долины Суру. Судя по холоду, который царил здесь в июле, зимы, вероятно, должны были длиться по одиннадцать месяцев.

Когда наконец солнце добралось до моей палатки и растопило лёд, из кумирни вышли люди, в том числе и Нордруп с неизменно широкой улыбкой на лице. Он сказал, что отправляется за лошадьми, которые пасутся в горах. Выход был назначен на следующее утро. Эта отсрочка меня вполне устраивала, так как давала немного времени для акклиматизации. Мы поднялись на высоту четырёх тысяч метров над уровнем моря, но я знал, что перевалы лежат ещё выше и моему организму предстоят серьёзные испытания.

В Рингдоме атмосферное давление было вдвое ниже, чем на уровне моря, а воздух беден кислородом. Чтобы компенсировать нехватку кислорода, приходится дышать вдвое чаще, до тех пор пока организм не увеличит количество красных телец в крови. Эти дополнительные тельца позволяют повысить насыщение крови кислородом при каждом вдохе. Человеку требуется примерно месяц, чтобы произвести необходимое пополнение эритроцитов, а до тех пор он страдает одышкой и сердцебиением. Тяжёлые физические нагрузки, в частности пешие переходы в горах, очень изнуряют организм и могут даже привести к трагическому исходу. У многих нехватка кислорода вызывает головную боль и звон в ушах, лишь некоторые люди ощущают в горах лёгкость, схожую с состоянием опьянения. Я чувствовал именно такую лёгкость — чистый горный воздух создавал некоторую духовную невесомость, а может быть, эйфорическое состояние усиливалось от сознания, что наконец я добрался до края мира, чему посвятил большую часть жизни. Это путешествие естественно вписывалось в предыдущие походы, и я невольно спрашивал себя: а не прожил ли я всю сознательную жизнь в Гималаях?